— Положите левую руку на Писание.
Архиепископу Данилду Фардиму было почти семьдесят два года, но его голос отчетливо разносился в послеполуденном воздухе. Он стоял на балконе дворца протектора, глядя на площадь, где так много тысяч людей погибло при нападении "меча Шулера" на правительство республики. Сегодня эта площадь была заполнена не бунтовщиками, а зрителями, со стратегически расположенными, специально обученными священниками, готовыми передать все, что было сказано на балконе. Однако сегодня перед ними стояла довольно сложная задача, потому что многие в этой огромной толпе были... беспокойными. Климинт Миллир был переизбран лордом-протектором лишь с небольшим отрывом, и не все в этой толпе проголосовали за него.
Миллир посмотрел на площадь, затем положил левую руку на красиво тисненую копию Писания и поднял правую. Высоко над головой парила виверна, оседлав потоки воздуха, восходящие с мощеных городских площадей, и легчайший ветерок шевелил волосы Миллира.
— Клянешься ли ты, Климинт Миллир, торжественно перед Богом и архангелами добросовестно выполнять обязанности и нести ответственность должности, на которую ты был избран? — спросил Фардим.
Миллир подождал минуту, достаточно долго, чтобы люди в толпе повторили его слова.
— Да.
— Ты проследишь, чтобы конституция соблюдалась полностью и справедливо?
— Я так и сделаю.
— Ты будешь поддерживать армию и обеспечивать безопасность республики и ее граждан от всех врагов, внутренних и внешних?
— Я так и сделаю.
— Ты будешь отчитываться о состоянии и положении республики — полностью, свободно и точно — перед палатой делегатов не реже одного раза в год?
— Я так и сделаю.
— И клянешься ли ты на Писании и своей собственной душе, что будешь чтить, соблюдать, выполнять и выполнять все обещания, которые ты только что дал?
— Я действительно клянусь, — спокойно сказал Миллир, глядя в глаза архиепископу.
Они постояли мгновение, а затем Фардим отступил на шаг от переплетенного Писания и поклонился.
С площади донесся оглушительный рев, напугавший виверн и птиц, устроившихся на крышах и шпилях соборов. Это было традиционное приветствие новому лорду-протектору, но каким бы громким оно ни было, оно было слабее, чем следовало бы, и тут и там в толпе расцвели транспаранты с лозунгами, которые были менее чем благожелательны к приветствуемому человеку.
— Ну, слава Богу, это закончилось! — сказал лорд-протектор Климинт час спустя, входя в хорошо оборудованные гостевые покои на той стороне дворца протектора, которая выходила на площадь. Он передал государственный меч помощнику и поморщился, снимая тяжелую, старомодную, богато расшитую тунику, которую ему пришлось носить в августовскую жару.
— О, я не знаю, — ответил Кэйлеб Армак, отворачиваясь от окна с неестественной улыбкой. — После прохождения церемонии коронации это не казалось таким уж трудным.
— Пожалуйста, Кэйлеб! — сказал Дариус Паркейр с дрожью, которая не была полностью притворной. — Не называй это "коронацией"! Это последнее, что нам нужно довести до оппозиции.
— Ну, так оно и было, — улыбка Кэйлеба стала шире. — Для весьма ограниченного правления, конечно, со всеми этими прискорбными республиканскими традициями, которые у вас есть. — Он покачал головой. — Никуда не годится для такого старомодного деспота, как я!
Миллир фыркнул и подошел к стойке у задней стены зала. Он открыл крышку изолированного, обшитого деревянными панелями сундука и достал одну из бутылок пива, которые стояли на глыбе льда из ледника дворца, открыл ее и подошел, чтобы встать рядом с Кэйлебом.
— Вряд ли все эти харчонгцы думают о вас именно так — любой из них, — сказал он. — Те, кому вы нравитесь, похоже, думают, что вы еще больший республиканец, чем мы, а те, кому вы не нравитесь, думают, что вы с Шарлиэн оба коварные манипуляторы, играющие доверчивыми дураками, которые доверяют вам, как скрипки.
— Мы всегда были печально прозрачны. — Кэйлеб покачал головой, и Миллир снова фыркнул. Затем он сделал большой глоток пива.
— Вы слышали там крики, не так ли? — спросил он более резко.
— Несколько, — признал Кэйлеб менее озорным тоном.
— Поверьте мне, их было бы больше, если бы гильдии могли должным образом организоваться. — Миллир покачал головой, глядя в окно на площадь, которая продолжала пустеть. — Буду честен — если бы я не знал, что в случае выигрыша Фланейри уничтожил бы центральный банк за минуту, я бы никогда больше не баллотировался. Знаю, что я в долгу перед Грейгором и Хенреем — и, конечно, перед остальной республикой, ценит она это или нет, — но в следующие пять лет это будет непростая поездка.
— Знаю. — Кэйлеб вздохнул. — Я ненавижу это. И вы знаете, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь. Но почему-то кажется, что чем больше мы пытаемся помочь, тем хуже становится.
— С этим связано много факторов, Кэйлеб, — сказал Сэмил Гадард. — Он последовал за Миллиром в гостевую комнату. Он также продолжал занимать должность хранителя печати, хотя в его волосах было гораздо больше седых прядей, а на лице было больше морщин, чем раньше. — Некоторые из них могут быть вещами, с которыми мы можем что-то сделать. Другие? — Он пожал плечами. — Все, что мы можем сделать, это попытаться переждать это.
— Как те чертовы идиоты на Западе, — сказал Миллир, все еще глядя в окно, и его собственное западное происхождение только ожесточило его еще больше. Насилие, вспыхнувшее после убийства Мейдина, возможно, снова более или менее погасло в западных провинциях, но политическая коррупция только еще больше укоренилась. — Но, по крайней мере, похоже, что мы, возможно, начинаем поворачивать за угол на берегу.
Говоря это, он не отвернулся от окна. Теперь Кэйлеб взглянул на Гадарда, и его губы сжались от очень легкого покачивания головой хранителя печати.
— Ты о том, что мы могли бы заставить сработать нашу версию "плана Армака"? — спросил он через мгновение.
— Это вопрос больше для Бринтина и Бригса. — Миллир потер свою покрытую шрамами левую щеку сквозь скрывающую бороду. — Я просто не знаю, достаточно ли мы... стабилизировали ситуацию.
Кэйлеб кивнул. Бринтин Эшфирд сменил Миллира на посту канцлера казначейства. Он был трудолюбивым и умным, но он был скорее тем, кого Мерлин называл "помешанным на политике", чем политиком. Жэйсин Бригс, возможно, на самом деле был бы лучшим выбором на пост канцлера, учитывая его политическую проницательность, но его нельзя было избавить от должности главы центрального банка. Хотя, должно быть, бывали моменты, когда он жалел, что не мог найти какую-нибудь другую — любую другую — работу, независимо от того, можно было его пощадить или нет.
— Правда в том, что план Армака по-прежнему является обоюдоострым мечом здесь, в республике, — сказал Гадард и снова покачал головой, сильнее. — Хотел бы я понять, как так много людей могут быть так чертовски слепы к тому, как многим мы обязаны Чарису!
— Простите меня, — мягко сказал Кэйлеб, — но думаю, что часть проблемы в том, что это не так. — Гадард поднял бровь, глядя на него, и он пожал плечами. — Вы знаете поговорку, Сэмил: благодарность — это одежда, которая натирает. И это правильно, особенно если люди продолжают бросать это тебе в зубы.
— Вы с императрицей Шарлиэн никогда не делали ничего подобного! — резко сказал Миллир, наконец отворачиваясь от окна.
— Разве не так? — Кэйлеб спокойно посмотрел на него. — Мы, конечно, пытались этого не делать, но есть много сиддармаркцев, которые думают, что мы делаем все возможное, чтобы направлять политику республики. И они думают, что мы пытаемся это сделать, потому что считаем, что республика нам обязана. — Теперь выражение его лица было совершенно серьезным. — Вы оказались в джихаде только потому, что был джихад, и это произошло только потому, что Клинтан пришел за нами, Климинт. Может быть, он все равно напал бы на республику. На самом деле, я почти уверен, что он бы так и сделал. Но когда он это сделал — и то, как он это сделал, — развилось из его войны против Чариса. И без вас как союзника и как средства перенести войну на Церковь здесь, на материке, мы не смогли бы победить. Во всяком случае, не так, как мы это сделали. Так что, да, мы поставляли продовольствие, мы внедряли новые промышленные процессы, мы отправляли войска, но цена, которую республика заплатила кровью, перевешивает все, что мы могли бы сделать. Думаю, что большинство ваших граждан понимают это, и если они понимают, и если они искренне верят, что мы пытаемся направлять вашу политику, тогда у них есть полное право ненавидеть нас до чертиков.
Миллир несколько секунд молча смотрел на него, и Кэйлеб понял, что он вспоминает разговоры с Малкимом Прескитом. Посол Чариса, возможно, и не был членом внутреннего круга, но он был очень умным человеком. Он не раз высказывал почти те же самые соображения Миллиру, но это был первый раз, когда Кэйлеб высказал их лорду-протектору напрямую и лично.
— Он прав, Климинт, — сказал Гадард. Миллир взглянул на них, и хранитель печати пожал плечами. — Я сказал, что не понимаю, как они могли быть такими слепыми, но это потому, что разум должен восторжествовать над тем, что только что сказал Кэйлеб. К сожалению, это не так. И тот факт, что мы, кажется, просто продолжаем шататься, так и не встав на ноги, ничуть не помогает. Это продолжается уже много лет, и каждый раз, когда кажется, что мы поворачиваем за угол, происходит что-то еще. Неудивительно, что такие люди, как Хиджинс, добиваются успеха!
Миллир выглядел так, словно хотел плюнуть, и Кэйлеб не винил его.
Лорд-протектор служил в корпусе интендантов во время джихада после серьезных ранений, которые он получил, пытаясь остановить продвижение армии Бога через ущелье Силман. Жермо Хиджинс, с другой стороны, служил в боевых войсках на протяжении всего джихада, дослужившись к концу войны до звания бригадного генерала. Он действовал... компетентно, если не блестяще, но были те — довольно много тех — кто указывал на его боевой опыт и противопоставлял его опыту "тылового эшелона" Миллира... удобно забывая, как он был ранен в самой отчаянной кампании всего джихада.
Хиджинс не стеснялся использовать свой боевой послужной список, когда ввязался в бурную политическую борьбу республики. Тот факт, что он был одним из старших офицеров, которых Дариус Паркейр отправил в Тарику, чтобы разобраться с беспорядками там, был еще одним фактором в его пользу. К тому времени, когда он прибыл, насилие уже шло на убыль, хотя бы потому, что оставшиеся сторонники Храма были изгнаны сторонниками Сиддара, не оставив им никого, кого можно было бы линчевать, но он заработал довольно большую политическую поддержку в западных провинциях из-за своего статуса "человека на белом коне". Вспышка насилия, последовавшая за убийством лорда-протектора Хенрея, только укрепила эту репутацию, поскольку он предпринял шаги — по общему признанию, решительные — против этого. С тех пор, однако, он подал в отставку с действительной службы, чтобы заняться политикой, и его новая карьера была на удивление успешной. У него действительно были свои критики, даже в Тарике, но нельзя было отрицать его популярность на Западе, и его звезда, очевидно, восходила и на национальном уровне. Он не был кандидатом против Миллира на только что прошедших выборах — это было до Роско Фланейри, который возглавлял гильдию торговцев маслом, прежде чем бросить вызов Миллиру, — но было очевидно, на какую работу он нацелился в свое время.
— Знаю, что он тебе не нравится, Климинт, — продолжил Гадард, когда лорд-протектор поморщился. — Мне он и самому не очень нравится. Но он представляет тех людей, о которых говорит Кэйлеб, и он становится все более популярным.
— Так мы и прочитали это из Теллесберга, — сказал Кэйлеб. Миллир и Гадард оба посмотрели на него. — Знаете, мы стараемся идти в ногу со здешними событиями, — сухо сказал он им, и настала очередь Гадарда фыркнуть, и не совсем весело.
— Обещаю, что у нас нет орд сейджинов, разбросанных по республике и шпионящих за вами, — продолжил Кэйлеб, честно, насколько это было возможно. В конце концов, снарки не были сейджинами. — Но из того, что мы видим, у него чертовски хорошие шансы быть избранным губернатором Тарики в следующем месяце.
— Хотел бы я, чтобы ты был не прав насчет этого, — прорычал Миллир. — Дрейфис ходит по тонкому льду с момента убийства Хенрея. Эти ублюдки Олсин и Жоэлсин с самого начала старались перерезать ему горло, и слишком много людей, которые не согласны с ними обоими, обвиняют Дрейфиса в том, что он "позволил" убить Хенрея, как будто это была его вина!
— Вот именно, — кивнул Кэйлеб. — И те же самые люди приписывают Хиджинсу заслуги в том, что он погасил пламя, когда оно снова вспыхнуло. И у нас есть сообщения, что он и кучка синдиката очень хорошо ладят друг с другом.
— И если бы у Сэмила были доказательства этого, ублюдок был бы в тюрьме! — В голосе Миллира звучало еще большее отвращение. — К сожалению, он чертовски хорош в сокрытии выигрышей.
— Я уверен, — сказал Кэйлеб.
На самом деле, однако, причина, по которой Хиджинс был "чертовски хорош" в сокрытии выигрышей, заключалась в том, что их не было. Во всяком случае, не финансовых. Жермо Хиджинс мог быть таким же амбициозным и беспринципным, каким они казался, но, по крайней мере, до сих пор он избегал подкупа и взяток, которые раздавали такие люди, как Матиу Олсин и Мейкел Жоэлсин. Но это не помешало ему использовать подконтрольные ему войска для разгона более чем нескольких демонстраций — и, честно говоря, беспорядков — направленных против казначеев западного синдиката Олсина и Жоэлсина.
Земельные спекулянты, которым удалось скупить так много освященных сельскохозяйственных угодий в Уэстмарче и Тарике, превратили свои владения в масштабные коммерческие предприятия, подобных которым республика никогда раньше не видывала. Попутно многие некогда независимые фермеры, которых вынудили продать земли, превратились в немногим более чем дольщиков, часто на земле, которая принадлежала их собственным семьям в течение нескольких поколений. Это вызвало недовольство, и "западный синдикат", как окрестили альянс помещиков, обратился к армии, когда часть этого недовольства вылилась в активное сопротивление.
Хиджинс не собирался оспаривать права синдиката, но он хотя бы не делал различий между разгневанными фермерами, протестующими против своего нового статуса чуть более обеспеченных крепостных, и сторонниками Сиддара, сжигающими фермы и семьи сторонников Храма. Это принесло ему блестящие рекомендации и поддержку со стороны политических союзников синдиката. Они были достаточно умны, чтобы не предлагать ему денег, но они предложили ему много поддержки и лести для укрепления его эго. В процессе они заручились его постоянной поддержкой своих позиций, не заплатив ему ни единой медной марки.
— Как сказал Сэмил, нам просто придется переждать это, — сказал лорд-протектор после долгого, грозного момента.
— И я надеюсь, что тот факт, что я прибыл, а Шарлиэн нет, не усложнит ситуацию, — вздохнул Кэйлеб.
