| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
С ноября 1502 г. по январь 1503 г. Гама использовал Кочин как центральный пункт для сбора информации и налаживания связей с местным населением. Например, во второй половине ноября его посетили какие-то люди, заявившие, что они являются представителями христиан из Мангалора и нескольких других мест, — общины, предположительно насчитывающей около 30 000 человек. Среди прочего они говорили о могиле апостола святого Фомы и о своих паломничествах туда; должно быть, португальцы с флота Гамы могли провести связь между этими христианами и теми, кого описал Иосиф Кранганорский (82). В самом деле, по-видимому, эти христиане на самом деле тоже были из Кранганора, и они, похоже, либо предложили подчиниться Д. Мануэлу (и, следовательно, его представителю Гаме), либо, по крайней мере, предлагали заключить союз, основанный на общей вере, подарив Гаме красный посох с серебряным набалдашником и тремя серебряными колокольчиками на нем в качестве церемониального подношения. Эта христианская сеть также простиралась до южных портов Кералы — Коллама и Каямкулама, откуда прибыли некоторые сирийские христиане, чтобы встретиться с Гамой в Кочине в середине декабря. По их настоянию Гама послал туда два корабля для закупки пряностей, а затем в начале января и третий, "Лейтоа-Нова", на котором плавал наш анонимный фламандский автор. В письме от декабря 1504 г., написанном неким Матиасом, сирийцем-христианином из Каямкулама, Д. Мануэлу, он приписывал себе заслугу этого: "Из кораблей, на которых адмирал прибыл в качестве капитан-майора, я организовал погрузку для двоих" (83).
Интересен взгляд сирийских христиан на раннюю деятельность португальцев в Керале; они явно поддерживают своих единоверцев, а не местных правителей или торговцев-мусульман. Письмо, отправленное четырьмя сирийскими епископами Кералы, Мар Джабаллахой, Мар Денха, Мар Якобом и Мар Томасом католикосу Мар Элиасу и написанное в 1504 г., представляет собой довольно запутанную хронологию португальской деятельности, но его тон достаточно ясен. Так, отмечается, что "королем христиан, наших братьев-франков, были посланы в эти страны Индии большие корабли" через Восточную Африку (Хабеш) для закупки перца и других товаров. Далее представлена ????версия пребывания флота Кабрала в Каликуте в 1500 г.:
"В Каликуте живет много измаильтян [мусульман], которые, движимые закоренелой ненавистью к этим христианам, начали клеветать на них языческому царю, говоря: "Эти люди пришли с Запада, и они остались очень довольны городом и сельской местностью. Поэтому они теперь вернутся к своему царю, и снова придут, приведя против вас огромные армии на своих кораблях, и они нападут на вас и захватят вашу страну". Языческий царь поверил словам измаильтян и последовал их совету, и совершил вылазку, как безумный, и убил всех упомянутых франков, которых они нашли в городе, 70 человек и 5 достойных священников, которые сопровождали их, ибо они не имеют обыкновения путешествовать или ходить куда-либо без священников. Остальные, находившиеся на кораблях, снялись с якоря и отплыли с великой печалью и горькими слезами и прибыли к нашим соседям-христианам в город Кочи. В этом городе тоже был царь-язычник, который, увидев их в тяжелом бедствии и великой печали, принял их гостеприимно и утешил, и поклялся никогда не покидать их до самой смерти" (84).
Далее опсиание анахронично перескакивает на события конца 1503 г. (плавание Албукерки в Индию), но затем вкратце возвращается к теме подвигов Гамы 1502-1503 гг., отмечая тот факт, что он и его люди "захватили его [самудри] корабли, разбили их на куски и убили моряков-измаильтян, которых они нашли на них, около 100 человек, опустошили город [Каликут] своими орудиями". Упоминаются также отношения Гамы с колаттири в Каннануре и тот факт, что португальцы сейчас там поселились. Затем письмо заключает: "Страна этих франков называется Порткаль, одна из стран франков, а их короля зовут Эммануил. Мы умоляем Эммануила беречь себя".
Пока эти отношения с Колламом, Каямкуламом, Кранганором и Каннануром находились в процессе формирования, Каликут оставался проблемой. В начале января 1503 г. к Гаме прибыл посол-брамин из Каликута с тремя другими лицами (один сын брамина, двое других, вероятно, наяры) с еще одним письмом от Самудри, предлагающим возместить имущество, утраченное в ходе инцидента 1500 г., половину наличными, а остальное пряностями, и приглашающим Гаму вернуться в Каликут. Тот факт, что для этой задачи был послан брамин, по-видимому, впечатлил португальцев. Томе Лопес, например, сообщает, что брамины были жрецами индийцев и действительно пользовались большим уважением: "Даже когда они воюют друг с другом, никто не смеет тронуть их [брахманов] или кого-либо, кто находится в их обществе, потому что иначе он будет считаться проклятым и отлученным от церкви, и ему ни в коем случае не может быть дано отпущение грехов, а они — люди, которые в этих странах пользуются большим уважением". Некоторые другие аспекты поведения этого брамина кажутся довольно странными, поскольку он, по словам Лопеса, сказал Гаме, что хочет поехать с ним в Португалию и взял с собой средства для путешествия, а именно драгоценности на 3000 крузаду. Гама даже удовлетворил его просьбу поставить на борт некоторое количество специй за свой счет, что позволило ему купить и разместить на борту 20 бахаров корицы. В этой атмосфере растущего дружелюбия Гама решил лично отправиться в Каликут 5 января и сел на корабль своего двоюродного брата Эштевана да Гамы, "Флор де ла Мар". Он также отправил каравеллу в Каннанур, посоветовав своему дяде Висенте Содре присоединиться к нему перед Каликутом.
После отъезда Гамы из Кочина городские торговцы-маппила, все больше убеждаясь, что он будет покупать специи в Каликуте, прекратили загрузку кораблей. Д. Луиш Коутиньо, которого Гама оставил вместо себя в Кочине, попытался убедить их продолжать поставки, как прежде, но безуспешно; затем он приказал кораблю Руи Мендеса де Бриту (на котором находился Томе Лопес) доставить письма Гаме в Каликут, чтобы проинформировать его о ситуации. Не совсем неожиданно приглашение в Каликут оказалось ловушкой. По прибытии в порт некоторые посланники Каликута были отправлены обратно на сушу; по словам Лопеса, корабль покинул сам сладкоречивый брамин. Однако к вечеру он не вернулся, как обещал, и вместо него появился другой посланник, заверивший Гаму, что сумма, причитающаяся португальцам наличными и специями, уже готова на суше; все, что ему нужно было сделать, это послать "дворянина" (gentilhuomo), чтобы он принял ее под свою ответственность. Гама, к тому времени сильно раздосадованный, наотрез отказался, заявив, что не собирается посылать хоть кого-то из сопровождавших его португальцев на берег. Посланник вернулся на сушу, пообещав, однако, вернуться на следующее утро. Однако в ту же ночь вахтенные на "Флор-де-ла-Мар" заметили несколько судов (по всей видимости, рыбацких лодок), быстро приближающихся к их кораблю. Гаму, спящего в своей каюте, разбудили, он поспешно оделся и вышел на палубу, думая, что посланник вернулся. При ближайшем рассмотрении оказалось, что прямо к португальскому кораблю держит курс флот из семидесяти или восьмидесяти малых судов (zambuchi), и прежде чем португальцы успели принять меры для защиты, они оказались под прямым нападением. Корабли Каликута находились так близко, что корабельные пушки были бесполезны; после ожесточенного рукопашного боя, продолжавшегося несколько часов на следующий день, португальцы подняли якорь и попытались выйти в открытое море. Однако было обнаружено, что противник тайно установил на судно второй якорь, поэтому оно оставалось неподвижным. В этой сложной ситуации "Флор-де-ла-Мар" спасло случайное прибытие дяди Гамы, Висенте Содре, из Каннанура; при его приближении атакующий флот рассеялся и вернулся к берегу.
Гама, похоже, допустил довольно серьезную ошибку в своих суждениях, что явно не улучшило его настроения. В отместку он повесил посланников, которых он все еще удерживал (в том числе, по некоторым версиям, самого брамина), на мачтах двух каравелл и некоторое время крейсировал вдоль набережной Каликута с ними на виду, а затем приказал положить тела в лодку с письмом на малаялам для Самудри, что вошло у него в привычку. В письме говорилось достаточно прямо (в версии Томе Лопеса):
"О подлый человек, ты звал меня, и я явился в ответ на твой зов. Ты сделал все, что мог, и, будь твоя воля, сделал бы больше. Ты получишь заслуженное наказание, а когда я вернусь сюда, ты [вновь] заплатишь по заслугам, и не деньгами".
Затем Гама и Содре отправились в Каннанур, где пробыли несколько дней, и в конечном счете вернулись в Кочин, чтобы проследить за окончанием погрузки судов и дать возможность рассеявшемуся флоту собраться вместе. Гама также официально начал переговоры с Унни Года Варма об открытии португальской фактории в Кочине в ходе встреч, состоявшихся 6 и 8 февраля в присутствии всех капитанов флота. Было решено, что некий Диогу Фернандиш Корреа останется в качестве фактора, наделенного всей полностой власти не только над португальцами, но и над любыми индийскими христианами (включая новообращенных), и что он будет иметь право наказывать любых христиан, принявших ислам (85). От имени правителя Кочина были написаны письма Д. Мануэлу, чтобы Гама отвез их обратно, и несколько посланников (arefens: фактически, заложников) также были взяты на борт (86). 10 февраля Гама отправился в Каннанур; тем временем местные осведомители предупредили, что в Каликуте и Панталайини готовится еще один флот для нападения на него. Судя по всему, эти флотилии почти всегда несли огнестрельное оружие, но относительно небольшого калибра (bombarde molto corte e cattive), а не большие пушки, которую имелись на борту некоторых из наиболее крупных португальских кораблей. Таким образом, их тактика заключалась в том, чтобы сближаться с португальскими кораблями целыми группами, надеясь с близкого расстояния избежать артиллерийского огня и в то же время взять на абордаж португальские корабли.
Последнее сражение у Каликута проходило по этой общей схеме с некоторыми вариациями, поскольку, в отличие от большинства более поздних флотов маппила, здесь было тридцать два больших корабля (navi Grosse), каждый из которых имел на борту от четырехсот до пятисот человек, не считая небольших. Каликутский военный флот приблизился к португальцам под ритмичный бой барабанов (loro naccaroni); флот Гамы сумел задержать их своей артиллерией, понимая, что в ближнем бою португальские корабли не могут маневрировать, тем более что они были сильно нагружены, а их днища не были очищены. Со временем, не выдержав огня, более крупные корабли маппила развернулись и ушли в сторону Каликута, а португальцы без особого энтузиазма устремились в погоню. Когда они догнали вражеские суда, находившиеся на их борту люди бросились в воду и поплыли к берегу, но на одном судне португальцы нашли мальчика (uno ragazzino nascosto), которого Гама приказал немедленно повесить. Однако затем он передумал, и мальчик, придя в себя, рассказал своим похитителям, как был подготовлен флот. Выяснилось, что Самудри приложил большие усилия, собрав отряд из семи тысяч человек, давших обет ритуального самоубийства в бою, и угрозами и "палочными ударами (bastinadoes)" вынудив маппила Каликута и Панталаини предоставить корабли и матросов; более того, он загрузил "на борт флота всю артиллерию, которая была в Каликуте". Нежелание маппила участвовать в сражении понятно, поскольку Гама ясно дал понять, что его врагами были "мавры из Мекки", которых он хотел изгнать из города. Тем не менее, маппила, как община, лучше всего способная собрать флот, неизбежно оказались под перекрестным огнем между своим политическим сюзереном Самудри и португальцами. Сам Лопес сообщает, что в боях погибло большое количество индийцев, и даже несколько злорадствует: "Ночь принесла с моря сильный порыв ветра, который выбросил всех погибших на сушу, и они успели сосчитать их". Два корабля были сожжены на реке (или вблизи) в Каликуте, причем Самудри наблюдал за этим из одного из своих дворцов, который был расположен на возвышенности, и откуда он мог ясно видеть морское сражение.
Сейчас мы находимся на последнем этапе пребывания в Керале, так как 15 февраля флот зашел в Каннанур. Лопес сообщает, что многие из основных купцов маппила из Каликута бежали в Каннанур, решив, что бессмысленно оставаться в своей прежней резиденции перед лицом португальских нападений. Гама, со своей стороны, в конце концов решил, что здесь, как и в Кочине, он создаст постоянную факторию, и фактором, выбранным для этой цели, был Гонсало Жиль Барбоза, освобожденный от своих обязанностей в Кочине. Он и еще около двадцати португальцев в конце концов остались в Каннануре, где об их присутствии сообщается в письме сирийских христианских епископов от 1504 г. следующим образом:
"Предводитель упомянутых франков [Гама] пришел в другой город, называемый Кананор в той же стране Малабар, где правил другой неверный царь, и попросил его: "Дайте нам место в вашем городе, где мы сможем покупать и продавать, когда будем ежегодно возвращаться для торговли". И он дал им место и просторный дом, и принял их с радостью, и обращался с ними очень хорошо. И христианский предводитель подарил ему ризы из золота и ptutka [парчи?], т. е. багряные одежды. Вскоре он купил 14 000 тагаров перца и уплыл в свою страну. Из его людей около 20 живут в городе Кананор. Когда мы отправились из города Хормизда [Ормуз] и пришли в этот город индийцев Кананор, мы дали им понять, что мы христиане, и указали им наше состояние. Они приняли нас с великой радостью, дали нам красивые одежды и 20 золотых драхм и чрезвычайно почтили наше паломничество во имя Христа. Мы пробыли у них два с половиной месяца" (87).
Мы знаем, что эти великолепные ткани, которые так щедро раздавал Гонсало Жиль (а раньше и Гама), частично были получены из трофеев "Мири"; некоторые из них, по иронии судьбы, были использованы для наряда горбатого кормчего этого несчастного корабля, который был передан на попечение Висенте Содре на "Эсмеральде". Эта информация дошла до нас из серии расписок, подписанных самим Гамой в Каннануре в конце февраля 1503 г., первых сохранившихся документов, написанных португальцами в Индии (88). Сам Гама отплыл в Португалию, оставив двух братьев Содре и их вспомогательный флот (три нау и две каравеллы) в качестве первой постоянной попытки португальского военно-морского присутствия в Индийском океане. Гама хотел плыть новым, более прямым путем в Мозамбик, но в итоге смог добраться до этого порта только 12 апреля, пройдя через часть Сейшельских островов и ряд близлежащих малых островов (так называемые острова Амиранте, носящие, таким образом, имя Гамы). Отсюда флот смог отправиться в Португалию только "по два и по три за раз" (цитируя анонимный португальский отчет) из-за нехватки припасов для длительного атлантического плавания, а также из-за того, что несколько кораблей пришлось подвергнуть кренгованию. Первыми, уже 19 апреля, отплыли "Сан-Габриэль" и "Санто-Антониу". Они достигли Лиссабона во второй половине августа, привезя с собой весть о триумфе Гамы в Индийском океане: "Везде, где он побывал, то убеждением, то силой, ему удавалось делать все, что он хотел", — сообщает Аффаитати 20 августа 1503 г. (89) Но сам Гама отплыл из Мозамбика с последними кораблями только 22 июня, после нескольких фальстартов. К середине июня они обогнули мыс, а затем поплыли на север, пока 27 сентября не достигли берега острова Тершейра в Атлантике. Обратное плавание было особенно тяжелым, и анонимный португалец сообщает, что в Атлантике моряки с его корабля были вынуждены съесть имевшихся на борту своего судна двух собак и двух кошек, так как сухари кишели насекомыми. В конце концов, к 24 октября вернулись по крайней мере тринадцать кораблей, из которых наибольшее количество (девять, включая "Сан-Жерониму" Гамы) вошло в устье Тежу 10 октября. Привезенный обратно груз, согласно донесениям, отправленным из Лиссабона кремонским купцом Аффаитати в середине сентября, мог достигать 26 000 кинталов перца и 6 000 — 7 000 кинталов различных пряностей, особенно корицы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
