Я.Р.В: Лавил - черный человек

— Хватайся!

Трепольский перевел на меня испуганный взгляд, но промешкал всего мгновение. Ухватился за меня с такой жадностью, что терпеть мы оба повисли над пропастью. Жадность, вот его истинный грех. Я взвыл от боли, потому что рефлекторно схватил свободной рукой острый гребень шнека. Ох зря я понадеялся на его порядочность. Глаза парня нехорошо сверкнули, он отцепился от шнека, перехватил нож и с размаху вонзил его в мое предплечье. Боль была дикой. Я упал на колено и зажмурился. Расплата за беспечность бывает и по хуже, но явно не в моем случае. Я уже не держал Трепольского, разжал пальцы, вот только парню это было уже не нужно. Он ухватился за рукав рубашки, подтянулся с такой силой, что тонкая ткань затрещала. Парень вырвал нож, размахнулся чтобы ударить в плечо и в этот момент я впился ногтями в свой собственный рукав и ткань лопнула. Трепольский сорвался вниз так и не успев закончить начатое дело. Я видел его глаза. Безумные и дикие. Глаза зверя, что потом будут долго мучить меня в кошмарах. Мясорубка ожила и шнека под нашими ногами взвизгнули стальным лязгом, закрутились в безумном танце. Трепольский даже не успел закричать. А вот я уже не смог сдержать эмоций. Кровь хлынула из раны, моя рука оголена по локоть, рукав улетел в пропасть и теперь даже жгут нечем наложить. Я так и остался сидеть на одном колене. Закрыл рану левой рукой. У меня не было уверенности что печать исцеления поможет, как это было с Уткиным на предыдущем уровне, скорее я даже смирился с тем, что от моих целительских навыков тут нет никакого толка, но на себе я не мог не попробовать.

— Итак, у нас новая жертва! И какая жалость, вы снова не нашли предателя. Ваш друг был очень активным и решительным, мне жаль его, но мышки иногда теряют голову, это правда.

Я уже не слушал эти противные улюлюканья, импульс на кончиках пальцев вонзился в разорванную плоть и рисуя печать исцеления зримо проявился на коже. Я выпучил глаза, потому что видел такое впервые. Мясорубка вздрогнула и замедлила ход. Сноп искр вырвался откуда-то сбоку, я не успел разглядеть. Кукольная голова закрутилась как головастик:

— Стой! Что вы делаете?! Нельзя!

Большакова и Уткин задрали головы ничего не понимая. А вот я уже начинал кое-что понимать и кое, о чем догадываться. Я не стал прерывать сеанс, добавил потока чтобы лишь чуть-чуть усилить печать. Скорее ради интереса. Кукольная голова заметалась ещё сильнее, теперь сноп искр вырвался откуда-то над нашими головами. Под него попал Уткин от чего завизжал как поросенок. Он судорожно взмахнул руками и сорвался в пропасть, вот только механизм внизу уже не вращался. Его что-то заклинило. Мое ликование быстро сменилось озабоченностью за успешный исход всего этого дела. Декорация разрушалась, пустующие шнека обрушились с протяжным стоном деформирующегося металла. В этой вакханалии кукольная голова истошно вопила и была готова взорваться, как долго кипящий чайник. Я не помнил падения, только взрыв и ушедшую из-под ног опору. Я провалился во тьму резко и неожиданно, словно кто-то невидимый дёрнул какой-то рубильник, впрочем, не я один.

* * *

— Этот новенький какой-то нестабильный. Мы уверены в нем?

На втором этаже лаборатории во время эксперимента их было всего двое. Старший научный сотрудник кинул на своего помощника скучающий взгляд:

— Ничего особенного: у него спецпропуск. Это человек от главного или что-то в этом роде.

— Думаешь смотрящий?

— Думаю решающий.

Старший чуть улыбнулся. Резервуар с черной плазмой за их спинами мерно кипел. Шли долгие споры можно ли назвать плазму тьмы живым организмом или нет. На таковой она не выглядела, не имела даже намеков на рецепторы и вообще. Можно ли апельсиновый сок назвать апельсином? Однако тонкие черные щупальца появлялись из ниоткуда и касались стекла, словно искали в нем слабое место. Плазме совсем не нравилось в заточении. А ещё эти люди. От колбы тянулось пять шлангов. Тонких и гофрированных. В центре комнаты на нижнем этаже поставленные в круг столы, на которых лежали люди. Всего их было пять и два стола уже пусты. Трубки, по которой к умершим телам подавалась черная плазма в беспорядке лежали на полу. Эксперимент переходил в завершающую стадию и у обслуживающего персонала нет времени на уборку. Она будет в конце, когда в живых останется только один. Самый выносливый экземпляр. Помощник щёлкнул массивным

— Я думал парень выживет, печально что он сорвался.

— Это мозг. Молод и не окреп. Нам нужны зрелые люди, никаких срывов.

— Ты действительно думаешь, что этот странный тип... Ярцев, он к нам от САМОГО?

Помощник осторожно подбирал слова. Новый участник показался ему странным с самого начала, а после инцидента в пустыне, и того воздействия, что от него исходило, настороженность только возросла.

— Он точно не обычный псих, как все остальные. Но пропуск был при нем, а значит все официально, — старший согласился не хотя, лениво щёлкнул тумблером, контролирующим давление в системе и откинулся на спинку кресла. Монитор за их спинами следил за происходящим в мясорубке с высоты на которой замерла кукольная голова. Разворачивающаяся там драма их мало заботила.

— Может стоило бы отвезти его в изолятор? А то вдруг что... — помощник убавил мощность силового поля. Во время эксперимента, во избежание помех, его надо держать на минимальном уровне.

— А что вдруг?

— А вдруг его энергия повлияет на плазму?

— Да ну! Не смеши! Это же тьма... Это она влияет на всё и вся...

Взрыв, который сотряс лабораторию внизу оборвал их диалог. Тьма в колбе зашипела и закричала от боли настолько отчётливо, что теперь ни у кого не возникло сомнений что это живое существо, и как любое живое существо оно умеет бояться...

*КАРНАВАЛ ФАНТАЗИЙ*

— Быстрее, его надо изолировать!

Сознание приходило ко мне урывками. Лица людей, спешно двигающийся потолок. Стоп. Потолок не двигался. Меня очень быстро перевозили на какой-то стальной каталке. Её колеса противно лязгали и скрипели по кафельному полу.

— Надо... Срочно...

— Отключаем... сеть... не выдержит!

— Ни в коем случае... связь разорвется... колба не выдержит... давления...

Я был связан. А вот это уже совсем плохие новости. Ремни стягивали тело и крепко держали меня в горизонтальном положении. Впрочем, сил на сопротивление толком и не было. Веки опускались под тяжестью навалившихся проблем. В мясорубке что-то произошло. Что-то, что совсем не понравилось ни кукольной голове, ни культистам. Осталось только вспомнить что именно. Мысли вязкой жижей застревали в моей голове и мешали думать.

— Вколите ему успокоительного, подопытный не должен очнуться, — кто-то третий подключился к разговору. Я не видел его лица, но этот сухой, свистящий голос почему-то показался мне знакомым.

— Доктор, мы вкололи ему уже два кубика перентина. Пациент нестабилен.

Доктор Лавилов собственной персоной! Противный голос не сопоставлялся с образом того безобидного мужичка, которого я увидел в иллюзии. Оно и понятно. Картинка зла должна быть глянцевой и манящей.

— Вколите черную плазму... Внутривенно.

— Но это может...

— Колите! Он выдержит, должен выдержать.

А может не надо? Шприц с черной жижей вместо лекарства появился в поле моего зрения справа. Помощник Лавилова судорожно вколол мерзкое содержимое шприца в мое тело. Я же не смог даже закричать. Чёртовы твари пользовались своей безнаказанностью и тем черным туманом, что окончательно заволок мою голову. Мысли спутались как карты случайно оброненной колоды. Фокусник был явно пьян. Я провалился в небытие и в этот раз оно не пахло сталью и кровью.

* * *

Что-то острое и тонкое оцарапало мое лицо. Удар о землю был неприятен, но далеко не смертелен. И судя по грузным охам моих компаньонов не для меня одного. Большакова и Уткин приземлились в те же кусты что и я. Тонкие, острые и совсем без листьев.

— Все живы? — я вскочил на ноги чувствуя странный прилив энергии. На мне все та же рубашка с оторванным рукавом, а вот следов ужасной раны, оставленной Трепольским, найти не удалось. Неужто я настолько прокачал свой целительских скил? Даже маленького шрамчика не осталось. На моем лице засияла невольная улыбка. Впрочем, эту радость мои товарищи по несчастью разделить не смогли. В ночной прохладе и кромешной тьме не разглядеть даже лиц. Уставших и измотанных.

— Вы тоже живы? — Уткин подал робкий голос первым. Большакова предпочла молчание. Я не помнил, чем закончилось наше испытание на мясорубке, однако хорошо помнил то недоверие которое вполне заслуженно получил перед этим.

— Я не предатель! — я сдержано и твердо подытожил свою позицию, вспомнил чем Трепольский отблагодарил меня за вовремя поданную руку, но даже на этот аргумент я не получил ничего кроме молчания.

— Где мы оказались? — Уткин первым выбирался из кустов, шумно ломая их и шипя от боли. За ним последовала Большакова, а уже в самом конце зашевелился и я. Не то чтобы я опасался возможных ловушек, но идти в темноту первым не очень-то и хотелось.

— Какой-то лес, — Большакову осветила луна. Мы вышли на тропинку и между кронами высоких и густых деревьев разглядели звёзды. Небо было кристально чистым, да и сам воздух будоражил детскими воспоминаниями о проведенных в глубокой деревне днях и ночах.

— Только бы не встретить эту проклятую голову снова... — Уткин жался к Большаковой, не выказывая мне никакого доверия. Они шли чуть впереди, и толстяк то и дело опасливо косился в мою сторону. По большому счету меня все это заботило мало. Я в задумчивости касался оголённой руки и вспоминал те моменты, что стёрли из моей памяти.

— Там что-то впереди...

Большакова остановилась на небольшом пригорке и кивнула головой куда-то вдаль. Чтобы разглядеть объект их с Уткиным внимания мне пришлось прибавить шаг и встать рядом.

— Вот только этого нам и не хватало... — я задумчиво потрепал подбородок. На поляне в доброй сотне метров от нас расположился шатёр гастролирующего цирка. Как по команде заиграла музыка и заискрились разноцветные фонари. Кто-то явно приглашал нас посетить это увеселительное заведение.

— Это похоже на ловушку, не пойдем туда? — Уткин выл по своему обыкновению и по такому же обыкновению было непонятно задал он вопрос или произнес это утвердительно. Уткин кидал взгляд то на меня, то на Большакову. Кусты за моей спиной нехорошо захрустели. Я отчётливо почувствовал спиной чей-то хищный взгляд, но побоялся оборачиваться. Уверенно двинулся по тропинке к яркому шатру.

— У нас нет выбора.

— Он прав, — Большакова так же услышала шорох и так же не рискнула оборачиваться. Я шел впереди в гордом одиночестве, слышал, как за спиной ломались ветки. Это был Уткин. От его шагов сотрясалась земля, а вот Большакова передвигалась совершенно бесшумно. Сначала мне показалось что она идёт на цыпочках, но девушка ловко обходила в темноте все сучья и даже не смотрела под ноги. Какое интересное совпадение...

* * *

Цирковой шатер встречал нас россыпью красок и в близи он оказался намного больше чем с пригорка. Мы не рискнули разделяться, хотя Большакова сбавила шаг. Её заинтересовал аттракцион с каруселью. Белые лошади, блестящие от лака с красными гривами и хвостами чуть не заставили девушку отстать от нашей процессии. Я вовремя заметил это замешательство, тактично подхватил Большакову под локоть и заставил прибавить шаг.

— Не стоит разделяться.

Она виновато улыбнулась и потерла лоб.

— Что-то на меня нашло.

— Воспоминание из детства?

— Именно. Я помню, что уже видела эту карусель. В детстве, в нашем городском парке. Мы с папой очень часто там бывали.

Она замолчала, глубоко и скорбно задумавшись.

— Он умер? — в нашей ситуации о тактичности говорить не приходилось, а вот разговоры на отвлеченные темы были весьма полезны.

— Да, несколько лет назад.

— Странное дело. Тут тоже есть кое-что из моего детства, — теперь моя очередь недобро ухмыляться.

— Что?

— Звёздное небо и запах. Я такой помню, в деревне.

— А я нет... — Уткин вмешался в наш разговор, и на нем не было лица. Чем ближе мы подходили ко входу в цирк, тем бледнее становился толстяк. Он очень не хотел внутрь.

— Что там Серафим? — Большакова взяла Уткина за руку. Он не сопротивлялся, но я видел с каким трудом даётся ему каждый шаг. Лицо мужчины блестело от пота.

— Шатёр, ленточки... — он указал на украшение дрожащей рукой. — Там будут очень злые клоуны. Нам туда нельзя!!!

Уткин истерически гоготнул и во взгляде его не было ничего кроме страха. Толстяк буквально обезумел от него.

— Нет выбора, — тихо произнесла Большакова и взяв нас за руку потащила внутрь шатра. Странная уверенность в себе. Но у меня уже не было времени хоть как-то анализировать происходящее. Как только мы очутились внутри стёганая из брезента дверь закрылась за нами. Выхода наружу не было.

— Мы умрем тут! — Уткин забился в истерике и прыгал на мягкие стены, впиваясь в них ногтями. На ощупь они шелковые, а вот на прочность словно сделаны из кевлара.

— Это бесполезно, — ответила Большакова отстраненно и остановилась на развилке. Мы оказались в лабиринте. И чутье подсказывало мне что где-то рядом ходит минотавр.

— Нет, я не хочу! — Уткин орал как сумасшедший, нам с Большаковой пришлось оттащить его стены и успокоить угрозами сломать что-то важное. Девушка шипела на толстяка как змея:

— Не ори! Он где-то рядом!

— Нет! Я не хочу, пожалуйста!

Минотавр подобрался к нам незаметно, бесшумно, как призрак. Я успел увидеть огромную фигуру краем глаза, отпрыгнул в сторону перед самым ударом, перекувыркнулся через плечо и встал на одно колено. Благо пол внутри шатра из песка и относительно мягкий. Иначе мои коленки сказали бы мне прощай. Огромный, раскрашенный кровавыми разводами клоун обрушил гигантский молот на то место, где мы только что стояли. Благо и Большаковой, и Уткину так же удалось избежать удара. Толстяк снова обнимал стену шатра, а вот девушку отбросило на спину и теперь она лежала на песке не в самой удачной позе. Хорошо хоть не потеряла сознание. Об этом подсказал её истошный вопль. Клоун поднял молот и с какой-то вселяющей ужас лёгкостью обвел им нас по кругу.

— Поиграем, мышки? — Голос гиганта принадлежал кукольной голове. — Кто не спрятался, я не виновата! Хи-хи.

Судьба разделила нас с Большаковой и Уткиным. Мы бросились в рассыпную каждый в свою сторону.

— Бегите мышки, бегите!

Я слышал демонический смех у себя за спиной. Меня не слишком сильно волновала судьба моих компаньонов. По крайней мере до того момента как я не вспомню что именно произошло в мясорубке. Ублюдки стёрли мне память и это мне совершенно не нравилось.

— Ищешь ответ? А вот и не найдешь его! Ты моя самая вкусная мышка!

Голос куклы в этот раз звучал не со стороны, а прямо у меня в голове. От такой ментальной атаки мои ноги невольно подкосились, и я упал на песок.

— Чертова тварь! — я был готов к драке, но коридор за моей спиной был пуст.

— У сильной мышки несгибаемая воля.