Ходок 9

Но, во-первых — горячка боя; во-вторых — вбитый на уровне условных рефлексов категорический императив: "Хороший маг — мертвый маг", а в-третьих — не добить колдуна после схватки, это то же самое, что не прибить лопатой гадюку, уползающую с твоего дачного участка — постоянно будет казаться, что она вернулась и ждет тебя ночью в сортире... Как уже говорилось, глупостью, непрофессионализмом и гипертрофированным гуманизмом старший помощник не страдал, поэтому вторым ударом он отрубил магу голову. Все в лучших традициях русских былинных богатырей: "Мой меч — твоя голова с плеч!"

Ну, а дальше все по трафарету, как принято в морских сражениях с магами — ловкий удар с лета и голова некроманта по высокой дуге уходит за борт. Как только раздался всплеск, Денис вышел из кадата и мгновенно почувствовал насколько ему хреново. Болело все: руки, ноги, голова, живот, спина, вдобавок еще тошнило и вообще не хотелось жить.

А на палубе воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь негромким плеском зыби о борт корабля. Команда и капитан забыли про то, что надо дышать, увидев, как ночное порождение Извечного Мрака играючи расправилось с некромантом, который внушал всем матросам, да что греха таить и капитану, не только уважение, но и страх. А тут — раз, два, и голова за борт! Не чья-нибудь голова, а голова страшного колдуна, который пять дней назад в одиночку уничтожил весь экипаж пирата, решившего взять на абордаж "Дочь Океана".

Беседовать с моряками на предмет принуждения тех к выполнению ими профессиональных обязанностей по доставке компаньонов в точку указанную компаньонами, у старшего помощника не был ни сил, ни желания, поэтому он ощутил огромное облегчение, услышав сзади голос любимого руководителя:

— Ну, ты головорез! — осуждающе заявил командор. Правда чувствовался в голосе некоторый наигрыш, но только некоторый. — Тебя на минуту одного нельзя оставить. Нельзя же так с людьми.

— Он первый начал, — угрюмо буркнул Денис.

— Ну-у... если первый... — недоверчиво протянул главком. — Хотя, все равно, если поступит заявление, придется рассматривать вопрос о превышении пределов необходимой самообороны.

— Когда поступит, тогда и рассматривай, а я в каюту пошел. Плохо мне. Знобить начинает.

— Ты только не заблюй там все, а то знаю я тебя, — по-отечески напутствовал старшего помощника верховный главнокомандующий.

— Да пошел ты! — с сыновней почтительностью отозвался Денис.

А командор, между тем, внимательно оглядел отдельно стоящего капитана, еще не зная, что это капитан, а затем перевел взгляд на застывший у люка экипаж.

— Ну что, дети греха, — ласково обратился к ним Шэф после небольшой паузы, во время которой моряки успели умереть, воскреснуть, снова умереть и опять родиться. — Как жить-то будем?

Не получив ответа на свой риторический вопрос, впрочем он на это и не рассчитывал, командор продолжил свой монолог. Мотиватором и оратором он был превосходным и буквально через несколько минут весь экипаж каравеллы осознал две истины: первая — "Дочь Океана" должна как можно быстрее достичь устья Красной реки; вторая — чем быстрее каравелла достигнет финишной точки, тем быстрее пути моряков и черных демонов разойдутся, к взаимному удовольствию.

Ну, и напоследок, главком рассказал, что Паранга больше нет, а на его месте расположился огромный, светящийся в ночи кратер и что, чем быстрее и как можно дальше унести от него ноги, тем полезнее будет для здоровья. Что характерно, все слушатели поверили ему сразу и безоговорочно. А закончил свой блистательный спич Шэф словами, что за спасение своих никчемных жизней все присутствующие должны ему ноги целовать, а потом мыть и воду пить. Причем именно в такой последовательности. Никаких возражение на это предложение со стороны матросов не последовало. На том и расстались. Командор пошел в каюту, а экипаж стал готовиться сниматься с якоря.

* * *

*

Трудно сказать, что было тому причиной — попутные ветра, или же искреннее и горячее желание матросов расстаться и никогда больше не видеть пассажиров, а может трудовой энтузиазм экипажа, не меньший, чем у строителей Днепрогэса и Магнитки, помноженный на выдающиеся судоводительские таланты капитана, имя которого компаньоны узнать так и не удосужились — Денис к нему ни разу так и не обратился — не было нужды, а Шэф звал фамильярно: "Кэп", но вместо обычных семи суток, отводимых на маршрут "Паранг — Красная река", "Дочери Океана" потребовалось всего лишь пять с половиной. На траверс устья Красной реки каравелла вышла ранним утром, когда дневное светило только-только показалось из-за линии горизонта.

— А я тебе последний раз говорю, отрыжка выхухоли, что придется подняться вверх по течению! — услышал Денис недовольный голос Шэфа. В ответ на неразборчивый бубнеж капитана, командор построжел голосом: — Да плевать я хотел на ветер, течение, приливы, отливы, тебя, твоих матросов и твою посудину! Не пойдешь под парусом — будете бурлаками на Волге работать! Впряглись в канат и вперед с песнями! И смотри у меня — я уже начинаю сердиться! — Видимо последний аргумент оказался решающим, потому что больше никаких возражений со стороны капитана не последовало. Не появились у него и уточняющие вопросы: кто такие бурлаки и где находится Волга. Ну, что тут скажешь, приходиться повторяться — мастерство не пропьешь, мотиватором Шэф был первосортным.

Старший помощник в последние дни выходил, а точнее говоря — выползал из каюты, только для того, чтобы не гадить под себя, а в остальное время валялся в койке то ли в забытьи, то ли в полузабытьи. Назвать сном то состояние, в котором он находился, было нельзя. Денис ни секунды не отдыхал. Он не спал и не бодрствовал — он существовал. И существовал плохо. Точнее говоря, ему все время было плохо.

Как держался на ногах Шэф и при этом еще что-то делал — по крайней мере не позволял экипажу "Дочери Океана" выкинуть их за борт и заставлял держать нужный компаньонам курс, старший помощник не понимал, это оставалось для него тайной за семью печатями. Самому Денису даже смотреть было больно — свет, пусть и тусклый, резал глаза, но, как бы в компенсацию и для того, чтобы нельзя было сказать, что у него отказали все системы организма, слух работал нормально, без болевых ощущений.

Несмотря на свое плачевное состояние, старший помощник всеми доступными средствами пытался на корню давить приступы жалости к самому себе. Для этого все средства были хороши, в частности, когда боль и тошнота зашкаливали, он вспоминал всяческие дурацкие приколки из сопливого детства, подходящие к его теперешнему состоянию. Особенно нравилась ему эта: "Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашел, теперь я не хожу и не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо".

Так вот, если насчет нюха ничего определенного сказать было нельзя, то со слухом все было даже более чем хорошо. Это был уже не просто слух, а какое-то, скажем так — яснослышание. По типу ясновиденья. Хотя... нельзя было исключить и звуковые галлюцинации. Денис слышал все звуки, причем, как ему казалось, не только те, которые существовали реально: скрип мачт, перебранку экипажа, удары волн в звонкие борта каравеллы, драки и ругань между крысами в трюме — они все время там что-то делили, разносы, которые командор устраивал капитану, ну, и все такое прочее из реального мира, но и другие: навязчивый шепот, убеждающий, что хватит цепляться за ускользающую жизнь, что впереди только Свет и Вечная Любовь!

Шепот убеждал, что ТАМ будет хорошо, не будет боли, грязи и вони, а будет вечное наслаждение, свежесть, чистота, невинность и благоухание! С каждым разом уговоры становились все более настойчивыми, можно даже сказать — страстными. Шепот манил и обещал, обещал и манил... Причем было понятно, что Любовь ТАМ будет с большой буквы, но однажды у Дениса сами собой, без малейшего усилия с его стороны, всплыли в памяти слова:

Только не вернуть вечную любовь

Слепое знамя дураков.

И сразу, как-то и шепот стих и в голове будто бы даже на мгновение прояснилось. "Агата Кристи" была бы сильно удивлена, если бы узнала, что ее тексты можно использовать в некоторых экзорцистских практиках. Однако, каких только чудес на свете не бывает. К сожалению, паршивое самочувствие и шепот в голове — это еще не все. Кроме астрального, или откуда он там доносился, шепота, Дениса преследовало еще кое-что... хворь — не хворь, болячка — не болячка, мания — не мания, а что среднее между ними — он все время решал какую-то задачу, условия которой не помнил, но ему постоянно казалось, что остается сделать последнее усилие — "чего-то там умножить, потом сложить и подытожить" и ответ будет получен, наступит ясность и просветление, из головы уйдет хмарь, высасывающая все силы и он снова будет здоров, но ответ в последний момент ускользал и все возвращалось на круги своя. Состояния, в котором он находился, старший помощник не пожелал бы никому. Даже врагам. Но, от его желания, или нежелания, ничего не зависело. Снова и снова накатывала слабость, в висках стучали молоточки и в свои права опять вступила дьявольская задача:

"... длина стороны зеленой пирамиды составляет семнадцать и три восьмых дюйма... объем красного шара равняется одиннадцати девятнадцатых соотношения длин волн желтого и синего цветов, выраженного в кубических дециметрах... периметр черного квадрата Малевича эквивалентен площади голубой трапеции Якубовича... геометрическое альбедо превышает единицу в следующих случаях..."

Время от времени внутренний монолог... а может и не такой уж и внутренний — хрен его знает, откуда бралось условие этой чертовой задачи, прерывался то ли сеансами дальнеслышанья, то ли звуковыми галлюцинациями:

— ... у меня жена и мать остались в деревне возле Паранга, я все равно вернусь...

— ... жаль толстую Марту из "Якоря и задницы" уж больно жопа у нее хороша...

— ... мне меняла с Синей улицы двенадцать золотых должен...

— ... теперь не отдаст...

— ... гад!..

— ... демон сказал — там смерть...

— ... а я все равно вернусь, у меня жена и мать остались в деревне возле Паранга...

— ... нет там никого... яма одна... огромная...

— ... врешь!..

— ... Бальтазар сказал, что демон не врет...

"... капитана Бальтазаром зовут... — вот оно чё, а мужики-то и не знают!.. жалко толстую Марту... и мать... и жену... согласно последней директиве ЦК ВЦСПС число Авогадро уравнивается в правах с числом Пи... количество вершин оранжевых пирамид, расположенных на ленте Мебиуса, не равняется количеству оснований... частота звука Ом, полученного при помощи удара серебряным молоточком по бронзовой шкатулке хубилгана равняется его чистоте... персики выносливей ананасов, а ананасы — тюленей..." — на условие дьявольской задачи накладывалась информация из внешнего мира и это порождало такой компот от которого можно было запросто свихнуться. Правда это грозило только людям с неокрепшей психикой, в число которых старший помощник не входил.

— Денис, вставай! — немилосердно тряс старшего помощника командор. С огромным трудом и не меньшей неохотой Денис разлепил слезящиеся глаза. — Вставай! — повторил главком. — Уходим.

— Куда? — не понял старший помощник. Он был крайне недоволен тем, что его оторвали от решения почти уже решенной задачи и совершенно не понимал, чего хочет от него любимый руководитель.

— На берег, — терпеливо, словно ребенку, объяснил Шэф. И этот непривычный тон и наоборот — отсутствие привычного ерничанья, зацепили внимание Дениса, все еще остававшегося в сомнамбулическом состоянии. Зацепили и вытащили наверх из темных глубин горячечного бреда. Старший помощник очнулся. А как только пришел в себя, то тут же вспомнил, где он, что он и зачем, и предпринял попытку подняться, после чего немедленно повалился назад — по всему выходило, что выбраться из койки у него просто не было сил! — Держись, — улыбнулся ему командор, протягивая руку. — Немного осталось, чуть-чуть прогуляемся и мы на месте.

"Хреново все... Уж больно Шэф ласковый... Денисом назвал, а не Дэном... Не к добру... Похоже плохо все со мной..."

"Держись! — тут же встрял внутренний голос. — Хуже бывало и ничего — выкарабкались как-то. И теперь выберемся!"

Спорить было не о чем — и хуже бывало и как-то справлялись, но как же Денису было хреново! Кто бы знал. Как старший помощник пересаживался с борта каравеллы в лодку, это была отдельная песня. Беременный бегемот, по сравнению с ним, выглядел бы танцором диско из одноименного фильма (к просмотру не рекомендуется — Индия), но все же падения в воду Денис счастливо избежал. Ну, а потом от него требовалось всего лишь не вывалиться из лодки, что он с успехом и проделал.

Шестивесельный ялик доставил компаньонов на берег со скоростью глиссера — уж больно гребцам хотелось навсегда распрощаться с пассажирами "Дочери Океана". Тут можно сказать только одно — людская неблагодарность не имеет границ — их от мучительной смерти спасли, а они... К счастью, компаньоны на этот счет не переживали — старшему помощнику было вообще не до чего, а верховному главнокомандующему — плевать.

Путь по лесу Денис запомнил плохо, а точнее говоря — никак. Весь огромный мир сузился до спины Шэфа. Старший помощник просто переставлял ноги, стараясь не потерять из виду шагающего впереди командора. На этот процесс уходили все имеющиеся у него силы. Точнее говоря — жалкий остаток сил. Энергии, чтобы оглядеться по сторонам и осознать где он находится и куда направляется у старшего помощника не оставалось.

Вся она, без остатка, была брошена на поддержание равномерного и прямолинейного движения. Откуда-то Денис знал, что если он собьется с шага, а пуще того — упадет, то подняться и идти дальше уже не сможет. А еще он твердо знал, что любимый руководитель тоже держится только на жилах и стиснутых зубах, и помочь в случае форс-мажора не сможет. Короче говоря, остановка, не говоря уже о падении — это смерть. И именно в этот момент, когда в сознании четко выкристаллизовалась связь: "падение — смерть", старший помощник зацепился за какой-то корень, торчащий из земли, и чуть не навернулся. Но, "чуть" не считается — устоял, и продолжил "гонку за лидером", которая одновременно была и "гонкой на выживание".

Время от времени, где-то на периферии сознания, у Дениса вдруг мелькало удивление, что он вообще может двигаться, но оно тут же исчезало. Скорее всего, мозг перешел в режим максимального энергосбережения и все посторонние задачи, не связанные с управлением передвижения тела, вверенного его попечительству, не обслуживал.

Прекратился даже внутренний диалог, чего обычно добиться очень сложно, без соответствующей медитации, но видимо мозг чувствовал, что если он хочет выжить, то не надо отвлекаться ни на какие посторонние мысли. Любая мысль — это энергозатраты и их нецелевое использование и может стать той соломинкой, которая сломает хребет верблюду. Вот и шагал старший помощник, как автомат — бездумно и целеустремленно, пока не уперся в спину любимого руководителя.