— Ты уже поняла? — тяжело сказала Коб. — Нами пожертвуют, если есть шанс, что наше спасение повредит новой экологии здесь.
— Нет. Этого бы не случилось.
Коб пожала плечами. — Есть прецеденты.
Она была права, Лвов знала это. В случае с формами жизни "древесный пень", обнаруженными на удаленном объекте Койпера, территория была огорожена кольцом, местные условия сохранены, как только была признана жизнь — даже вероятный кандидат на жизнь.
Коб сказала: — Пангенетическое разнообразие. Панэкологический менеджмент. Вот ключ к этому; государственная политика сохранения всех видов и местообитаний Солнечной системы на неопределенное будущее. Жизни двух людей не будут иметь ни малейшего значения по сравнению с этим.
— Что ты предлагаешь?
— Что мы не сообщим внутренней системе о снежинках.
Лвов попыталась восстановить свое настроение несколькими днями ранее: когда Плутон не имел для нее значения, когда катастрофа была просто неудобством. Теперь, внезапно, мы говорим об угрозах нашей жизни, разрушении экологии.
Какая дилемма. Если я не расскажу о снежинках, их экология может быть разрушена во время нашего спасения. Но если я расскажу, спасательный корабль не прилетит за мной, и я потеряю свою жизнь.
Коб, казалось, ждала ответа.
Лвов подумала о том, как Солнце светило над ледяными полями Плутона на рассвете.
Она решила потянуть время. — Мы ничего не скажем. На данный момент. Но я не принимаю ни один из твоих вариантов.
Коб рассмеялась. — Что еще может быть? Червоточина уничтожена; даже этот флиттер выведен из строя.
— У нас есть время. До запуска ВЕС-корабля осталось несколько дней. Давайте поищем другое решение. Беспроигрышное.
Коб пожала плечами. Она выглядела неверящей.
Она права, подумала Лвов, с удивлением изучая свое собственное решение. Я твердо намерена рассказать правду позже, отвлечь внимание, если понадобится.
Я могу пожертвовать своей жизнью ради этого мира.
Я думаю.
В последующие дни Коб возилась с ВЕС-приводом и подлетела к интерфейсу, чтобы собрать больше данных о феномене Алькубьерре.
Лвов бродила по поверхности Плутона, включив на своей панели полную запись. Она полюбила венки перистых облаков, огромный туманный спутник, медленный океанический пульс многовекового года.
Повсюду она находила неподвижные тела снежинок или свидетельства их присутствия: яйца, закрытые крышками норы. Она не обнаружила никаких других форм жизни — или, что более вероятно, сказала она себе, она не была готова распознать какие-либо другие.
Ее потянуло обратно в Кристи, под Харон, где рельеф был наиболее сложным и интересным и где можно было обнаружить наибольшую плотность снежинок. Как будто, подумала она, они собрались здесь, тоскуя по огромному, недоступному спутнику над ними. Но чего снежинки могли желать от Харона? Что это значило для них?
Лвов столкнулась с Коб у шрама-следа аварии, перезаряжая системы своего скафандра от систем жизнеобеспечения. Коб казалась спокойной. Она держала свое лицо, скрытое лицевой панелью, отвернутым от Лвов.
Лвов некоторое время наблюдала за ней. — Ты уклоняешься, — сказала она в конце концов. — Что-то изменилось — что-то, о чем ты мне не говоришь.
Коб попыталась отвернуться, но Лвов схватила ее за руку. — Думаю, ты нашла третий вариант. Не так ли? Ты нашла какой-то другой способ разрешить эту ситуацию, не уничтожая ни нас, ни снежинки.
Коб стряхнула ее руку. — Да. Да, я думаю, что знаю способ. Но...
— Но что?
— Это опасно, черт возьми. Возможно, неосуществимо. Смертельно. — Руки Коб потянулись одна к другой.
Она напугана, увидела Лвов. Она отступила от Коб. Не дав себе времени подумать об этом, она сказала: — Наша сделка расторгнута. Я собираюсь рассказать внутренней системе о снежинках. Прямо сейчас. Так что нам придется согласиться с твоей новой идеей, опасной или нет.
Коб изучала ее лицо; Коб, казалось, оценивала решимость Лвов, возможно, даже ее физическую силу. Лвов чувствовала себя так, словно она была базой данных, которую загружают. Момент тянулся, и Лвов почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Смогла бы она защитить себя физически, если бы до этого дошло? И — действительно ли ее собственная воля была такой сильной?
Я изменилась, подумала она. Плутон изменил меня.
Наконец Коб отвела взгляд. — Отправь свое чертово сообщение, — сказала она.
Прежде чем Коб — или сама Лвов — успела заколебаться, Лвов взяла свою панель и отправила сообщение во внутренние миры. Она загрузила все данные, которые у нее были по снежинкам: текст, изображения, анализы, ее собственные наблюдения и гипотезы.
— Все готово, — сказала она наконец.
— А как же корабль?
— Уверена, что они его отменят. — Лвов улыбнулась. — Я также уверена, что они не скажут нам, что они это сделали.
— Таким образом, у нас не остается выбора, — сердито сказала Коб. — Послушай, я знаю, что это правильно. Чтобы сохранить снежинки. Я просто не хочу умирать, вот и все. Надеюсь, ты права, Лвов.
— Ты не сказала мне, как мы собираемся добраться домой.
Коб ухмыльнулась сквозь защитный щиток. — С помощью серфинга.
— Хорошо. У тебя все хорошо. Теперь отпусти скутер.
Лвов глубоко вздохнула и оттолкнула скутер обеими ногами; маленькое устройство откатилось в сторону, поймав глубокий свет Солнца, и Лвов покатилась в противоположную сторону.
Коб протянула руку и поддержала ее. — Упасть нельзя, — сказала Коб. — Ты на орбите. Понимаешь это, не так ли?
— Конечно, понимаю, — проворчала Лвов.
Они вдвоем дрейфовали в космосе, недалеко от неисправного интерфейса червоточины Пула. Сам интерфейс представлял собой тетраэдр из электрически-синих стоек, окружающий темноту, его размеры ошеломляли; Лвов казалось, что она плывет рядом с остовом какого-то огромного разрушенного здания.
Плутон и Харон парили перед ней, как воздушные шары, их поверхности были пестрыми и сложными, их формы заметно отличались от сферических. Их разделяло всего четырнадцать диаметров Плутона. Миры разительно отличались по оттенку: Плутон был кроваво-красным, Харон — льдисто-голубым. Вот в чем разница в составе поверхности, рассеянно подумала Лвов. Все этот водяной лед на поверхности Харона.
Панорама была потрясающе красивой. Лвов внезапно интуитивно осознала правильность жесткой политики различных властей системы в отношении окружающей среды.
Коб пристегнула к груди свою компьютерную панель; теперь она проверяла время. — С минуты на минуту. Лвов, с тобой все будет в порядке. Помни, ты не почувствуешь ускорения, как бы быстро мы ни мчались. В центре волны Алькубьерре пространство-время локально плоское; ты все равно будешь находиться в свободном падении. Будут приливные силы, но они останутся небольшими. Просто дыши ровно, и...
— Заткнись, Коб, — жестко сказала Лвов. — Я все это знаю.
Панель Коб озарилась светом. — Вот, — выдохнула она. Сработал ВЕС-привод. — Осталось всего несколько секунд.
Искра света по дуге поднялась с поверхности Плутона и в полной тишине проследовала под брюхом родительского мира. Это был ВЕС-привод флиттера, который Коб восстановила и стабилизировала. Пламя было ярче Солнца; Лвов видела, как его свет отражался в Плутоне, как будто поверхность была огромным ледяным зеркалом с трещинами. Там, где проходило пламя, поднимались языки газообразного азота.
ВЕС-привод пролетел над Кристи. Лвов оставила там свою панель, чтобы следить за снежинками, и изображение, переданное с нее и отображенное в углу ее лицевого щитка, показывало искру, пересекающую небо.
Затем ВЕС-привод резко повернул вверх, поднимаясь прямо к Лвов и Коб в интерфейсе.
— Коб, ты уверена, что это сработает?
Лвов слышала хриплое, неглубокое дыхание Коб. — Послушай, Лвов, знаю, ты напугана, но приставать ко мне с дурацкими вопросами не поможет. Как только привод войдет в интерфейс, потребуется всего несколько секунд, чтобы установилась нестабильность. Секунды, и мы будем дома. Во всяком случае, во внутренней системе. Или...
— Или что?
Коб не ответила.
Или нет, закончила за нее Лвов. Если Коб правильно спроектировала эту новую нестабильность, волна Алькубьерре унесет нас домой. Если нет...
Пламя ВЕС-привода приблизилось, становясь ослепительным. Лвов попыталась выровнять дыхание, чтобы ее конечности не болтались свободно...
— Лета, — прошептала Коб.
— Что? — спросила встревоженная Лвов.
— Взгляни на Плутон. На точку Кристи.
Лвов посмотрела через свой лицевой щиток.
Там, где прошли тепло и свет ВЕС-привода, Кристи превратилась в фермент. Вздымался азот. И среди бледных фонтанчиков открывались норы. Крышки откидывались. Яйца трескались. Маленькие снежинки взлетали и плыли, а паутинки и сетки из их аналога шелка тянулись в восходящем воздухе.
Лвов мельком увидела нити, длинные, сверкающие, тянущиеся вниз к Плутону — и вверх к Харону. Лвов увидела, что некоторые из маленьких снежинок уже оторвались от поверхности на расстояние, превышающее диаметр планеты, по направлению к спутнику.
— Сейчас гусиное лето, — сказала она.
— Что?
— Помню, когда я была ребенком,.. молодые паучки плели кусочки паутины, взбирались на верхушки стеблей травы и улетали по ветру. Гусиное лето — паутинка [на английском языке goose summer — gossamer].
— Верно, — скептически сказала Коб. — Ну, это выглядит так, как будто они направляются к Харону. Они используют испарение атмосферы для подъема... Возможно, они следуют прошлогодним нитям к спутнику. Они должны улетать с каждым перигелием, каждый раз восстанавливая свой паутинный мост. Они думают, что перигелий уже наступил. Теплота полета — это замечательно. Но зачем лететь на Харон?
Лвов не могла оторвать глаз от снежинок. — Из-за воды, — сказала она. Теперь, когда она увидела снежинки в действии, все, казалось, обрело смысл. — На поверхности Харона должен быть стеклолед. Крошки-снежинки используют его для построения своих тел. Они берут другие питательные вещества из недр Плутона, а стекло — с Харона... Им нужны ресурсы обоих миров, чтобы выжить...
— Лвов!
ВЕС-привод пронесся мимо них, внезапный, ослепительный, и вонзился в поврежденный интерфейс.
Электрически-голубой свет вырвался из интерфейса, окатив ее.
Позади нее был шар неземного света, а впереди неровное пятно тьмы, похожее на разрыв в пространстве. Приливные силы мягко пощипывали ее живот и конечности.
Плутон, Харон и гусиное лето исчезли. Но звезды, вечные звезды, сияли над ней, точно так же, как они сияли во времена ее детства на Земле. Она смотрела на звезды, доверяя, и не чувствовала страха.
Издалека она услышала радостный возглас Коб.
Приливы утихли. Темнота перед ней рассеялась, открыв сияние и тепло Солнца.
Это было время необычайных амбиций и достижений. Антропные теории космологической эволюции были где-то близки к пику своей парадигмы. Некоторые верили, что люди одиноки во Вселенной. Другие даже верили, что Вселенная была спроектирована неким закулисным фактором с единственной целью — доставлять людям удовольствие и поддерживать их.
Со временем люди могли бы делать все, что угодно, идти куда угодно, достигать всего, чего им заблагорассудится.
Майкла Пула по праву прославляли за его достижения. Его проекты с червоточинами открыли систему во многом так же, как великие железные дороги открыли американский континент двумя тысячами лет назад.
Но у Пула были большие амбиции.
Пул использовал технологию червоточины для создания туннеля времени: моста через полторы тысячи лет в будущее. (См. "ПО ТУ СТОРОНУ ВРЕМЕНИ")
Почему была построена червоточина Пула со связью времен?
Было бесконечное количество оправданий — какую силу может дать проблеск будущего? — но правда заключалась в том, что она была построена не более чем для того, чтобы получать от этого удовольствие.
Но мост Пула достиг неожиданного будущего.
Инцидент, последовавший за открытием червоточины, был запутанным, хаотичным, его трудно было распутать. Но это была война — короткая, зрелищная, не похожая ни на одно сражение, которое велось в Солнечном пространстве раньше, — но тем не менее война. Это было вторжение из отдаленного будущего, в котором Солнечная система была оккупирована инопланетной державой.
Вторжение было отражено. Майкл Пул загнал захваченный военный корабль в червоточину, чтобы запечатать ее от дальнейшего вторжения. В процессе сам Пул потерялся во времени.
Оглушенная система медленно возвращалась в нормальное состояние.
Различные организации прочесывали фрагменты данных об инциденте с мостом времен, пытаясь найти ответ на неразрешимый вопрос.
Было сказано, что до того, как червоточина Пула окончательно закрыла путь в будущее, была получена некоторая информация о далеком будущем. И слухи говорили, что будущее — и то, что оно сулит человечеству — действительно безрадостно.
Если данные были хоть сколько-нибудь точны, было ясно, что на свободе существует фактор, которое, должно быть, действует даже сейчас, систематически уничтожая звезды...
И, как следствие, человечество.
В ответ возникла и эволюционировала организация под названием церковь света святого Суперэта. Суперэт верил, что человечество становится зрелым как биологический вид. И пришло время взять на себя ответственность за долгосрочное выживание человека как вида.
Ева сказала: — В попытке построить новый мост времени был запущен новый космический корабль, названный "Великий северянин". И были подготовлены зонды для исследования сердца собственной звезды человека, Солнца, где росла темная раковая опухоль... (См. "КОЛЬЦО")
ЗОЛОТЫЕ РЕСНИЧКИ
3948 год н.э.
Народ, хотя и измученный холодом туннеля, достаточно долго отдыхал, решила Золотые Реснички.
Теперь пришло время сражаться.
Она поднялась по воде, ее плавники пульсировали, и приготовилась вести всю группу дальше по ледяному туннелю к новой пещере с расщелиной.
Но, даже когда народ оторвался от созерцания и столпился в холодной, застоявшейся воде позади нее, решимость Золотых Ресничек поколебалась. Внутри нее ощущалось тяжелое присутствие Искателя. Она чувствовала, как его щупальца обвиваются вокруг ее живота, и — она знала — его щупальца, должно быть, уже проникли в ее мозг, ее разум, ее "я".
Взмахнув плавниками, она протолкнула свое тело по туннелю. Она не могла позволить себе проявить слабость. Не сейчас.
— Золотые Реснички.
Широкое тело, теплое в бурлящей воде, выбралось из толпы и столкнулось с ней: это была Сильные Плавники, одна из двух партнерш Золотых Ресничек. Присутствие Сильных Плавников сразу же успокоило. — Золотые Реснички. Я знаю, что что-то не так.
Золотые Реснички хотела отрицать это; но она отвернулась, ее депрессия усилилась. — Я не могла ожидать, что у меня будут секреты от тебя. Как думаешь, остальные в курсе?
Похожие на волоски реснички, выстилающие брюшко Сильных Плавников, едва заметно вибрировали, когда она говорила. — Только Рожденная Льдом подозревает, что что-то не так. А если бы она этого не сделала, нам пришлось бы сказать ей. — Рожденная Льдом была второй из партнерш Золотых Ресничек.
