Я невольно представил, как топаю по коридору, а за мной уцепившись за мою юбку, куча мелких второклашек с хитрыми моськами Рамоны топочут, не удержался и хихикнул. На что Генриетта сразу почти обиженно отреагировала:
— А это на самом деле совершенно не смешно, это наши проблемы по организации учебного процесса. А ещё параллельно две студентки беременные и им плевать на всё, кроме своего будущего чада, а у нас проблема, чтобы она прямо во время практики у нас рожать не начала и чтобы её в беременный живот кто-нибудь в школьном коридоре не боднул по своей детской резвости. А ещё у одной мама заболела, другая сама едва ходит, ей бы вместо практики под капельницы залечь, ещё одна за военного замуж вышла и ей надо к месту службы мужа срочно выезжать. А ещё одна народная певица вообще в Германии сидит и на практику приехать не может. Ну, как? Всё ещё смешно?
— Простите меня, Генриетта Генриховна. Я просто представила, как за моей юбкой куча утят бегут...
— Да, ладно. Сама всё понимаю. Где ты, а где эти проблемы с беременными студентками. Но я всё это тебе рассказала, чтобы ты поняла, что без хотя бы двух недель практики я вообще ничего сделать не смогу. Будет у тебя хотя бы пятнадцать реальных часов, мы закроем глаза, подмахнём какую-нибудь справку об острой кишечной непроходимости...
— Ой! Генриетта Генриховна, только не по болезни, я в этом суеверная, что грех это болезнь так дразнить...
— Ну, ладно. Не хочешь больницу, придумаем что-нибудь и зачтём тебе практику и останется тебе сдать экзамен по педагогике и пару долгов по зачётам. А за Госы мы тебе и так с Розой пятёрки выставим без всякого экзамена. Ясно же, что ты языки не хуже нас знаешь. Так, что, как угодно, но нужно, чтобы ты хотя бы на две недели здесь появилась и тогда диплом я тебе гарантирую. К сожалению, это предел, за который нам не выскочить при всём желании. Как я поняла, в этом семестре ты у нас не покажешься со слов твоей подруги. Я все нужные отметки по деканату проведу, только ты пришли по сети официальное заявление на предоставление тебе академического отпуска. А вот то, что твоя подруга спрашивала по переводу в другой заграничный университет. Увы, Аюночка. Хотела бы тебе помочь, но у нас ведь специализация по педагогике, мы ж готовим не чистых языковиков или переводчиков, мы готовим учителей иностранного языка. Вот в чём сложность. Тот же московский университет почти со всех своих факультетов имеет программы обмена с заграничными и не самыми последними ВУЗами. Но они и готовят чистых филологов — языковиков, для работы переводчиками. К сожалению, я тут узнавала, перевестись тебе в университет на чистый язык не получится даже с потерей курса, у нас слишком разная программа. Хотя я-то тебя знаю и понимаю, что тебе эта программа на один зуб. Только я не де Треньи, чтобы мне на слово честное и благородное верили. — Только через несколько секунд сообразил, что Генриетта имеет в виду героя авантюрных французских романов восемнадцатого века, этакий местный де Артаньян. — Но никто на это не пойдёт. Понимаешь, будь ты у нас очной студенткой — отличницей и победительницей пары межвузовских студенческих олимпиад, хотя я уверена, что ты бы там всех порвала, не особенно напрягаясь. Но ты — заочница, при этом лихо сдавшая экстерном четыре курса за два года. На меня и так из-за твоего экстерната некоторые косо посматривают. Да и плевать на них. Но с отличницей всем можно объяснить, мол, девочка решила заняться великой наукой, и за её недюжинные успехи, в виде исключения, в качестве такой формы поощрения, мы ходатайствуем о переводе. И то не уверена, что такое пройдёт. А у заочницы какая наука, если ей даже очно учиться времени нет? Вот такой вот пердимонокль. Вот угораздило тебя к нам пойти учиться. Пошла бы в наш университет на иняз, наверно что-нибудь придумали бы...
— Так, я к вам из-за Али пошла, чтобы с ней учиться. У вас есть изобразительное искусство, а больше нигде нет...
— Ну, вот и создала сама себе проблему. А так, я даже коллегам на иняз в университете звонила и разговаривала. Когда про тебя рассказала, они даже обрадовались и загорелись, пока не узнали, что ты заочница и тебе фактически от них только диплом нужен. С прицелом на то, чтобы потом тебя у себя на факультете преподавать оставить, они бы ещё подёргались немного. А просто так никто даже не почешется. Слушай, а чего ты не хочешь где-нибудь в Германии в университет поступить и его закончить? У меня золовка троюродная в университете на языках преподаёт. Мы с ней программы сравнивали, ничего, что бы вызвало у меня какой-то ужас я не нашла...
— Да, времени жалко и нет его почти. У меня же теперь контракт с медиахолдингом "Вивенди", а этим буржуинам нужно, чтобы я для них энежки зарабатывала. Мне до лета уже гастроли с концертами расписаны по пяти странам, а ещё клипы, реклама и куча всякой другой возни. А мне ведь к этим концертам ещё нужно песни писать, с группой поддержки всё репетировать, и в конце найти силы выползти на сцену и чего-то на ней отчебучить. Я вон вырвалась на Рождество две недели отдохнуть, счастью не было предела.
— Ага, видела. Твоя подружка загорелая, аж светится, только глаза грустные.
— Ой, она там просто оттягивалась, кажется круглые сутки или фотографировала или рисовала чего-нибудь...
— Ну, и чего ты решила?
— А чего тут решишь? Думать надо. Диплом мне, конечно, хочется, но не ценой своей жизни...
— А может вы, немного преувеличиваете опасность?
— Вы бы с такими сомнительными шансами сыграли со ставкой размером в свою жизнь и свободу?
— Если так вопрос ставить, то я бы тоже за границей сидела и носа бы не высовывала...
Вот так мы поговорили с Генриеттой. Я даже не стал намекать на то, что мог бы заплатить. Она этого точно не поймёт и капитально обидится на меня. Это ещё к Розе можно было бы с такими намёками на гешефт подъехать. Но, так как я любимая студентка Генриетты, Давидовна скорее всего не полезла бы рисковать. Генриетта старую еврейку в один глоток схарчит, и косточек не останется. Да и не хочу я диплом за деньги. Такой диплом я мог бы и в Москве в подземном переходе почти задаром купить.
* — Реальная история, имевшая место в действительности. Мне об этом рассказывали, когда я училась в институте. Что в семидесятых на территории нашего института рядом с ЦКДЛ (центральная клинико-диагностическая лаборатория), в которой делались анализы отделений всех клиник института, развернули палаточный городок полевой военно-медицинской клинической лаборатории. Приказом ректора и главного врача клиник было издано распоряжение в течение месяца все анализы брать в двух экземплярах и один направлять как всегда в ЦКДЛ, а второй в этот палаточный городок. А в палатках разместили на должностях лаборантов, врачей-лаборантов и фельдшеров-лаборантов врачей, призванных на военные сборы. И врачи месяц старательно дублировали все анализы и исследования, которые проводит ЦКДЛ. Причём в ЦКДЛ прекрасно знали, что их результаты будут перепроверяться и что в случае ошибок их по головке не погладят. Знаете, какой был процент расхождения результатов анализов? При этом не считали расхождением отклонения в рамках допустимой погрешности. Расхождения зафиксировали в 70% анализов! И это ещё ЦКДЛ работала с максимальной эффективностью и качеством. Даже если допустить, что в палаточной лаборатории врачи сами ошиблись в 20-30% случаев, но это вполне нивелируется тем, что ЦКДЛ была свирепо накручена и работала с максимальным качеством. Весь месяц отдельная независимая группа сверяла результаты анализов, но ничего не объявляла вслух. Когда в конце месяца полученные результаты объявили, в шоке были все. Ведь призванные на сборы врачи у себя сами пользовались результатами анализов. А тут выяснилось, что доверять результатам анализов не стоит, мягко говоря. Врачей было много и призывали их из разных мест, так, что замолчать результаты этого эксперимента не удалось. Вот и думайте и делайте выводы. И ещё один пример для тех, кто ОЧЕНЬ любит и доверяет анализам. Я в институте стала сдавать кровь как донор. И честно сдавала больше полугода, за сдачу крови выдавали волшебные справочки, которыми можно было прикрыть какие-нибудь пропуски лекций или занятий, так, что не одна я такая была. Как вдруг перед очередной сдачей крови, меня забраковали по повышенному билирубину — это подозрение на начинающийся острый гепатит и вообще не здоровое состояние печени, при которых кровь никто брать не станет. Я чувствую себя совершенно замечательно, никакая печень меня не беспокоит и на назначенных через неделю анализах у меня совершенно нормальный билирубин. Мне назначают новый день сдачи крови, я прихожу, и всё повторяется. Через неделю у меня снова нормальный анализ. Когда эта история повторилась в третий раз, меня забрала к себе в кабинет разбираться со мной заведующая донорским пунктом. Все знали, что я сама медик и студентка мединститута, поэтому относились очень доброжелательно. Заведующая меня осмотрела, послушала, постукала и вдруг спрашивает, а не ела ли я сегодня или вчера какие-нибудь красные красящие продукты? Я вспомнила, что мама знающая, что я сдаю кровь где-то вычитала, что донорам очень полезна брусника и перед каждым из этих трёх раз с вечера варила мне крепкий брусничный морс, а я его пила вечром и утром, вкусно же. Тут заведующая даже выругалась. И мне, как не слишком умной объяснили, что анализ на билирубин плазмы крови делается при помощи ФЭКа — прибор такой фото-электро колориметр. Только он не калории меряет, а цветность плазмы на просвет, а цветность даёт обычно как раз билирубин, а в моём случае ещё и красные красители брусники. Вот вам и прибор, который не ошибается. Могу успокоить желающих воспользоваться этим сакральным знанием для симуляции, не выйдет. В больнице делается немного другой анализ и не только на общий билирубин, но и на прямой и связанный...
Глава 52
По моим поручениям к Але был ещё один момент. Но в его решении мне больше требовалась не она, а Ниночка. Хотя... По этому вопросу я бы лучше хотел использовать Верочку, но она сидит в своём Ирбите, а вытаскивать её на двести с лишним километров по дрянным зимним дорогам мне просто неудобно. Так, что будем просить Ниночку. А я имел в виду ту кучку визиток, что уже скопились у меня в Екатеринбурге. Они все лежат в рабочем столе, вот их Але нужно собрать и все отдать Ниночке и передать ей, что с ними нужно сходить к нашему Стас-Васу. Он с радостью общается с бывшими воспитанниками, тем более, что наша девичья компания не создавала проблем и числилась на хорошем счету. И вот ему она должна, не особенно вдаваясь в подробности рассказать, что у меня в Германии конфликт с очень богатенькими корейцами, и они даже хотели меня через суд заполучить, но берлинский суд полностью встал на мою сторону и теперь в Германии и Европе у корейцев руки связаны. Но я и мой немецкий адвокат очень сильно опасаемся, что при въезде в Россию меня могут сдать корейцам наши продажные чины из милиции или другое силовое ведомство и даже помочь вывезти меня в Корею, а там на меня расстрельные статьи навесили. Вот поэтому я и попросил её зайти к нему посоветоваться. После этого отдать Стас-Васу все визитки, среди которых почти половину насовали мне после концерта афганцы, и попросить тихонько, без шума и каких-то решительных движений просто навести справки, не интересовался ли кто-нибудь Аюной Найдёновой — Саган и не поступали ли в отношении неё какие-нибудь странные приказы по силовым структурам. Просто хочется иметь чёткое представление, действительно ли корейцы избрали такой путь, и если избрали, то какие действия предпринимают. А визитки для того, чтобы он мог обратиться к их владельцам от моего имени и передать мою просьбу. И отдельная просьба, никаким боком не привлекать и не извещать его приятеля Юрия Ли и вообще по возможности не задействовать русских корейцев. Прежде всего, потому, что корейцы, скорее всего, станут действовать у нас именно через своих этнических земляков. Мою просьбу передаю ему таким сложным путём, прежде всего потому, что неизвестно, что и как могут контролировать спецслужбы, поэтому и исключили телефон и компьютер.
Вечером Ниночка забежала отчитаться, когда я болтал с Алёнкой по скайпу. По её мнению он не поверил в реальную опасность, но твёрдо пообещал навести все возможные справки и учесть все мои пожелания и примечания. А дальше я болтал уже с обеими моими сестрёнками и мы с Алей больше половины времени убеждали её, что совершенно не нужно везти с собой весь возможный скарб, как при переселении в ледяную пустыню на северном полюсе. Что мебель не нужна, из одежды почти всю проще купить на месте, ну, не телевизор же везти. В результате получается, что взять надо только ценные и памятные дорогие вещи, а такого при всём желании наберётся не больше трёх кубометров. Распродавать вещи, чтобы были деньги тоже не нужно. Я всем оформлю карточки как Але с суммой в три тысячи марок суточного лимита трат. Аля тут же достала свою карточку и стала объяснять, что и как. И что она сама одна ни разу не смогла даже к четверти этого лимита приблизиться. Ну, да, когда мы за раз половину магазина нарядного женского белья скупили по цене нового Мерседеса, расплачивался я, а не она. Но Ниночка как человек практичный никак не желала таких абстрактных в её понимании вещей, как автоматически пополняющий каждые сутки баланс карточки банк. Я плюнул и сказал, что как только они приедут, поедем с ней в банк, и я положу на её личный счёт миллион марок, по нашему нынешнему курсу это где-то в пределах семидесяти миллионов рублей. Вот с этого счёта на её карточку и будет приходить нужная сумма. Можно конечно не вводить такие ограничения, но так принято, если вдруг карточку украдут или жулики доступ к ней получат. А если захочет купить что-то более дорогое, то нужно просто зайти в банк и подтвердить своей подписью, что действительно собираешься потратить такую сумму. А в песетах — это валюта Испании, будет даже больше примерно восемьдесят с лишним миллионов песет. Но деньги лучше держать в марках, она гораздо более стабильная валюта Европы, при любых покупках и тратах банк сам будет марки в песеты переводить, и никакой комиссии за это не брать. Ниночка помолчала, и спросила, а на какой срок я ей даю такие деньги? Пришлось крутить пальцем у виска и объяснять ей, что если кончатся, то нужно сказать и я снова положу, сколько она захочет. И вообще, деньги нужны, чтобы их тратить. Не транжирить впустую куда попало, но и не сидеть на них и питаться одной корочкой, чтобы сэкономить. На эти деньги нужно просто жить и жить хорошо, чтобы хорошо было ей, Ленуське, Васе, свекрови и нам с Алей и Верочкой. Ниночка попрощалась и пошла, наверно будет теперь с час сидеть где-нибудь в уголке, чтобы уложить для себя новую картину мира. Да и ладно. Вот уж у кого психика стабильная — это у Ниночки, ей просто время нужно, чтобы уложить в голове новое состояние мира вокруг. А мы, наконец, могли рассказать друг другу, как же мы с ней любим, и как соскучились, и как нам хочется обнять, поцеловать, уткнуться носиком в волосы за любимым ушком...
