Раз принцесса, два принцесса. Общий файл.

Я поручил верховую лошадь заботам лейтенанта, сам же пересел на повозку, и мы вернулись к тракту. Полная луна светила ярко, застоявшаяся Ксюша резво бежала в авангарде процессии. Скоро мы снова покинули разбитую столичную дорогу и свернули в чащу, в путаницу её почти заросших просёлков пробитых когда-то лесорубами и углежогами. А за лесом несла свои воды сонная Кулера. Где-то тут заплечный бочонок спас своего хозяина от мушкетной пули в позвоночнике. Хорошо хоть, что нам больше не грозили встречи с разъездами пограничной стражи, как известно, упразднённой указом императора Го на этом участке границы, в связи с ликвидацией таковой. Сами же стражники, к их неудовольствию, были направлены в действующую армию на должности разведчиков.

То есть, всё это фигурировало в военных и прочих планах имперских генералов. На практике же Лёр, совершенно не сопоставимый с Империей ни по размерам территории, ни по численности населения, совершенно не собирался сдаваться, но зато, фигурально выражаясь, уже лихо наставил своему противнику позорных синяков под глазами и пустил юшку из носа.

Вот, как мы поступили. Перевалы блокированы, но есть возможность подобраться к одному из них, минуя общеизвестную дорогу. Этот путь ведёт по ущелью под названием... Совершенно не произносимым, так, что просто — ущелью. Им никто, кроме контрабандистов не пользуется, поскольку оно начинается в совершенно непосещаемой никем местности, примыкающей к болотистой пойме Кулеры. Зато на северном своём конце оно сливается с другим, по которому общеизвестная идёт горная дорога к главному перевалу. Для контрабандиста обычно нет ничего проще, как дождаться паузы между тянущимися в гору караванами и, не привлекая ничьего внимания, пристроиться очередному в хвост. А на обратной дороге незаметно отстать и юркнуть в это самое заветное ущелье, тем самым удлинив себе дорогу, зато оставив с носом оба таможенных поста на берегах пограничной реки. Лёрские стражники, конечно, знали про эту лосиную тропу и периодически устраивали на ней засады. Но в них попадали в основном одиночки и приблудные. Исправно платившие небольшие взносы в некий секретный фонд всегда знали, когда в ущелье соваться не стоит. Где они те пограничники?

Нужно сказать, что Грус, хотя и обязался выполнять приказы нежданно свалившегося ему на голову период-капитана, зато как-то оставил за собой привилегию эти приказы обсуждать. К счастью, не в присутствии подчинённых. В свой тщательно лелеемый план я его не посвящал, что вызывало у лейтенанта приступы подозрительности, переходящие в паранойю. Но я и не мог его просветить, поскольку в большой мере план опирался на использование умственных способностей моих звериных коллег, которые для служаки оставались просто дрессированными котом и собакой. Клисса была частично в курсе и в состоявшемся на второй день нашего анабасиса выяснении отношений, к счастью, приняла мою сторону.

Мы затеяли днёвку перед предстоящим ночным форсированием реки и последующим переходом до устья искомого ущелья. В этом месте Кулера разливается особенно широко. Вообще, её почти повсеместно курица вброд перейдёт, но тут ещё берега и дно каменистые, карета не завязнет. А бросать её в этом случае на середине реки было бы очень неразумно. Погоня, которая непременно за нами послана, увидит её издалека, а увидев, вычислит наш маршрут.

Отряд расположился в рощице недалеко от брода. Мы перекусили намародёренным в замке, — не многие могут похвастаться, что им готовила в походе наследная принцесса Лёра и её сестра — позаботились о лошадях и, выставив часового, прилегли в теньке отдохнуть. С реки задувал прохладный ветерок, пели невидимые в ветвях птицы, наши гипотетические преследователи бродили пока неизвестно где. Толик и Вася, которых порядочно растрясло в карете, сначала от еды отказались, только сходили к реке напиться. Потом собак всё-таки умял целую миску остывшей походной каши с солониной и присоединился к часовому — помогать тому бдеть. А кот покрутил носом и неспешно удалился в заросли "прогуляться". А вскоре вернулся довольный и вальяжный с мордочкой в пуху. И тут же сел умываться. Хоть матрица и человеческая, но инстинкты дают о себе знать. Народ дисциплинированно спал впрок, даже лошади ржали вполголоса. Я тоже подремал часа два. Проснулся от того, что мимо прошли под ручку уже, видимо, выспавшиеся Клисса и Грус и снова заснул. Наконец, мне во сне надоело спать, я приподнялся, окинул взглядом лагерь и решил сходить освежиться. Снял с сучка мушкет, нацепил на всякий случай и перевязь с палашом. Кивнул часовому и сказал ему, эдак неопределённо:

— Пойду, посмотрю там...

Тот отсалютовал по уставу — я начальник. Но сразу уйти мне не удалось.

— Вы куда, Бушуй?

Из открытой дверцы кареты на меня смотрела Лика, кажется, она тоже выспалась.

— Пойду, поплаваю, — честно ответил я.

— Так река по колено, как же плавать?

— И даже меньше, чем по колено, — ответил я. — Но тут в полумиле есть бочажок, там приличная глубина, "с головкой".

— Я с вами!

— Извините, Лика, но у меня нет купальной простыни!

— У меня тоже. Погодите, я возьму полотенца.

И девушка скрылась в глубине кареты.

Честно говоря, я немного удивился. Чтоб вы знали, у нас в Лёре много горячих источников, около многих из них построены бани. Вода считается целебной, может, поэтому обычно лёрец являет собой образец здоровья. А лёрское долголетие и вовсе вошло в пословицу. По одной неканонической легенде, Победивший потому и победил, что перед финальной битвой споткнулся и свалился в горячий источник. А раз уж он всё равно вымок, то решил заодно и искупаться. И ему это так понравилось, что он даже чуть не опоздал на бой. И освежённый, легко "сделал" своих конкурентов, которые ныне носят имя Побеждённые. Я теперь понимаю, что это сказка, но лёрцы относятся к ней очень серьёзно. И даже спорят, о каком конкретно месте идёт речь. И владельцы почти каждой купальни утверждают, что эта легендарная помывка произошла именно в их источнике.

Конечно, в тех самых упомянутых мною банях имеются отдельные мужские и женские отделения, мы же не дикари какие-нибудь, как нас иногда тщится представить враждебная пропаганда. А вот там, где бань нет, купаются все вместе. Только положено надеть простыню, с дыркой для головы посередине. Получается, вроде пончо до колен. Мокрая простыня, естественно, просвечивает и под ней всё видно, но это неважно, человек всё равно формально одет, поэтому никто не смущается. Так вот, у нас есть ещё такая поговорка: когда про мужчину и женщину говорят, "купаются без простыней", это означает, что они близки. Ну, вы поняли.

Итак, Лика вышла из кареты со свёртком, и мы отправились по указанному мною маршруту. Купаться, и тоже под ручку.

* * *

Мы шли вдвоём по бережку, в природе царило такое умиротворение, что казалось, нет никакой войны, по нашему следу не рыщут враги, и нам не предстоит, возможно, пролить их или свою кровь. Беседовали о жизни и на отвлечённые темы, и о личных обстоятельствах. Девушка расспрашивала меня о родне, которой у меня не осталось, кроме какого-то дяди, которого я никогда не видел. О том, почему я всё ещё не завёл семьи. Почему не живу на родине, а в Империи. Я старался быть откровенным, рассказал о своём контрабандистском прошлом, о том, что долги отца переписаны на меня, и буде я официально появлюсь в Лёре, то не миновать мне долговой тюрьмы. Что таланта к денежным профессиям не имею, потому и занялся столь неблаговидным промыслом. И если бы не бросил его, то лет за восемь-десять мог бы накопить необходимую сумму и легально вернуться в Лёр. А теперь ждать ещё лет пятнадцать, пока не истечёт срок давности по долгам.

— А велик ли долг? — осведомилась Лика.

— Девятьсот лёрских золотых.

— Да, порядочно! Как же можно столько задолжать? Извините, Бушуй, ваш отец играл?

— Нет, но по причине прямоты характера он умудрился поссориться почти со всеми своими соседями. А те в отместку сговорились и извели его доносами и судами. Кто там прав, кто виноват, я точно не знаю, но поместье по суду разделили между ними. А на денежные пени и судебные издержки у папы не хватило денег. От горя он умер, а я, к счастью, догадался бежать. Пока не кончились монеты в прихваченной копилке — валял дурака, а потом, вы знаете...

— Да... — Лика сочувствующе покивала, — грустная история. Но вы не отчаивайтесь, Бушуй, думаю, тюрьма вам не грозит. Будем в Лёре, попросим Клиссу, она оплатит ваши долги.

— Вот ещё! — неподдельно возмутился я и даже остановился, бросив руку девушки. — Дворянин никогда не возьмёт денег у дамы!

— Тогда мы попросим у его величества, короля Утарана. У него вы возьмёте? Он ведь не дама!

— Ну... Если только у короля! Он точно не дама! — сдуру ляпнул я.

Мы глянули друг другу в глаза, дружно рассмеялись и пошли дальше.

Лика несколько старше сестры и выглядела более женственно, что ли? Задумчивая, в отличие от порывистой Клиссы, она была, похоже, более неё склонна к занятиям требующим усидчивости и сосредоточения. Любимая ученица мадам Чури, она даже отыскала какие-то ошибки в её математических построениях. Фехтование на чём попало, бешеные скачки и стрельба из мушкетов и аркебуз прельщали её гораздо меньше, чем царственную непоседу. И если та так и не снимала практичной мужской одежды, то представить Лику, иначе, чем в платье я бы, не смог. И в отличие от нескольких тощих и задорных косичек Клиссы, она носила одну шикарную и длинную. Когда мы с приятной беседою дошли до места, она распустила узел, и волосы легли ей на плечи широким смоляным водопадом. Лика скинула походные сапожки и, повернувшись спиной, скомандовала:

— Бушуй, расстегните, пожалуйста, платье, а то мне без служанки не справиться.

Дрожащими пальцами я расстегнул несколько пуговок, девушка двинула плечами, и свободное одеяние слетело ей на бёдра. На мгновение я увидел её белую спину и родинку между лопаток отдалённо напоминающую летящую птичку. И тут же деликатно отвернулся. За спиной раздался тихий смешок и через минуту плеск воды.

— Осторожно, — сказал я в пространство — там сразу небольшой обрыв.

— Спасибо, мой верный рыцарь! — донеслось до меня. — Я буду очень осторожна! Ой!

Раздался громкий всплеск, и я инстинктивно обернулся, готовый ринуться на помощь. Но всё обошлось: тут, же из воды показалась голова случайно нырнувшей с лицом, залепленным её собственными мокрыми волосами. Откинув их в сторону, Лика нашла меня взглядом и крикнула:

— Вот, поделом мне за гордую самонадеянность! А водичка-то отличная! А вы так и будете там стоять? Присоединяйтесь! И мыло прихватите, оно в моей сумочке.

— Только вы отвернитесь! — смущённо ответил я, ухватившись за верхнюю пуговицу камзола.

— Да, пожалуйста!

Отыскав мыло и раздевшись, я присоединился. Вода и, правда, бодрила: после сна на жаре — самое то. Лика попросила помочь ей вымыть голову, и мне пришлось подойти к ней вплотную. До этого я как-то держался в сторонке. И когда старательно намыливал её волосы, поневоле, а может и специально, касаясь спины и шеи, то почувствовал... Ладно, не буду об этом, ведь это, может, и дети читают.

А когда вдоволь накупались, то на берегу, почему-то уже совершенно не смущаясь, вытирали друг друга роскошными, поистине королевскими полотенцами. После же, так и не одевшись, повалились на них в тенёчке. И Лика сказала, машинально поглаживая висящий на груди золотой медальон:

— Бушуй, вы настоящий рыцарь и дворянин! Вы спасли меня из плена, и я хочу...

— Но... — начал, было, я свои оправдания.

Однако девушка закрыла мне рот ладонью:

— Ничего не хочу слышать! Я должна...

— Вы ничего не должны, Лика, — сумел пробормотать я из-под её ладони.

— Нет, я должна... Должна отблагодарить вас, как женщина может отблагодарить мужчину. Кроме того, вы мне нравитесь, Бушуй. Может быть, я в вас даже влюблена. И если я вам не противна...

Вместо ответа, я потянулся к ней, свежей и трепещущей от неумело скрываемого волнения. Слова стали излишни.

* * *

Два принцесса.

Я нисколько не комплексовал по поводу того, что я у Лики "не первый". Всё же взрослый, разумный человек, в таких делах понимаю. Кроме того, этим самым "первым" чаще всего оказывается или неумелый сопливый сверстник или опытный и расчётливый соблазнитель. И идут на этот шаг девушки, чаще всего, не от большой любви, а из любопытства и желания доказать самим себе, что они уже взрослые. А в оправдание уговаривают себя, что это и есть любовь. Ибо: "Как же без любви?"

Но обычно всё куда-то быстро улетучивается, помидоры радикально вянут, и остаётся только лёгкая грусть, а порой и сердечная рана на всю жизнь. Бывшие страстные любовники с облегчением разбегаются, а если успели заключить брак, то расходятся, пытаясь поделить неделящихся на двоих детей. Сохраняя при этом дружбу или становясь неумолимыми врагами на всю жизнь. Некоторым, впрочем, везёт и по первому разу, и я таким отчаянно завидую. Но чаще настоящее чувство приходит вместе с взрослением. Или уже не приходит вовсе.

Мы вернулись в лагерь и, как ни в чём не бывало, занялись своими делами. Кажется, нашей отлучки никто, кроме часового не заметил. Я сделал ему знак, что "всё в порядке". Да, и ещё Толик заметил. Он подошёл ко мне, потянул носом и спросил иронически:

"Оседлал, что ли лошадку-то?"

"А не твоё дело!" — нагрубил в ответ я.

Вынюхал... собака! Как тогда в гостинице. Ещё и подкалывал меня на пару с котом!

"Конечно, не моё", — ответил Толик, как мне показалось, горестно — "ты-то, хоть с девушкой, да ещё королевской крови, жене изменяешь, а нам с Васей, что прикажешь делать? Это же зоофилия какая-то получится!"

"Нет у меня жены, умерла она".

"Ну, извини, не знал!"

"Извиняю..."

"Ладно, забыли, хорошо?"

"Хорошо..."

Поговорив, таким образом, мы разошлись: собак вернулся к часовому, а я снова прилёг на свой плащ. Сначала хотелось просто полежать и подумать "за жизнь", но меня опять сморило, и я заснул. И увидел сон:

Моё изуродованное тело, перебинтованное, даже лица не видно, руки-ноги в гипсе. Я лежу в палате реанимации, поскольку от нескольких прилепленных ко мне датчиков идут провода к попискивающим приборам. В руке торчит иголка "системы". Тут же её стойка с бутылочкой наверху. Рядом, за стеклянной стенкой некто с бейджиком на груди — врач. Около него сын и заплаканная дочка с мужем. Внучка сидит на скамеечке в коридоре, тоже ревёт. Мужики крепятся. Все в белых халатах.

— Мы сделали всё, что смогли, — это доктор. — Но, как я уже вам говорил, у вашего отца обнаружено серьёзное заболевание кишечника. Чрезвычайно запущенный случай. Операцию сейчас делать нельзя — он слишком слаб. По этой же причине исключена лучевая и химиотерапия. Он много курил?

— Да... — выдавливает из себя дочка — как паровоз!

Она поворачивается к мужу и прячет лицо на его груди. Картинка расплывается, голоса удаляются, уже ничего не разобрать... Я просыпаюсь не в самом лучшем настроении. Похоже, возвращаться мне особо и некуда...