...Кервин мягко снизил скорость, преодолевая неизменную лужу перед воротами. Узнавший его наёмный охранник, не спрашивая, открыл ему въезд. И как всегда его охватили тишина и покой. Машина медленно пробиралась между невысокими ажурными заборчиками, за которыми доцветали декоративные кусты, мимо опустевших беседок и детских площадок с неизменными песочницами и качелями. У изгороди из мелких вьющихся роз он остановился и вышел из машины. Вдохнул запах листвы, дыма, земли. Мир и покой. Жаль рушить. Но больше ему ехать не к кому.
Его не ждали: он не рискнул звонить и предупреждать, но встретили радушно. Как всегда.
— Кервин! Как удачно, у меня как раз готовы блинчики!
— Здравствуйте, тётя, — Кервин обнял и поцеловал её в щёку.
— А почему ты не привёз детей?
— В другой раз. Дядя дома?
— Конечно. Как всегда закопался в свои манускрипты. Если ты его оттуда вытащишь, буду благодарна.
Кервин ещё раз поцеловал её и пошёл к дяде.
— Не помешаю?
Дядя легко встал ему навстречу из-за стола.
— Уже помешал, но я не в претензии. Здравствуй, как доехал, как дети?
Кервин хотел ответить столь же формально, но не стал.
— Из-за них я и приехал.
— Разумеется, — кивнул дядя, — всё, что в моих силах. Да, я читал твою последнюю статью. Что за истерика? На тебя совсем не похоже.
Кервин понял, что дядя говорит о некрологе. Да, он так и назвал статью о случившемся с Гаором, так и писал её, задыхаясь от бессильной ненависти и подкатывающих к горлу слёз.
— Дядя, вы не знали его, это был такой человек... — он вдруг задохнулся, но справился с собой и закончил уже твёрдо. — У меня отняли друга.
— Допустим, — дядя прошел к дивану, сидя на котором они всегда беседовали, и который Кервин помнил с раннего детства, как одну из семейных, даже родовых реликвий. — Садись, поговорим.
Они сели и, как всегда, бесшумно появилась тётя, поставила перед ними на придиванный столик поднос с домашней настойкой в неизменном серебряном графинчике и села на подлокотник рядом с дядей.
— Согласен, — говорил дядя, наливая настойку в такие же серебряные рюмки, — это варварство, спекуляция на традициях. Проблему можно было решить и по-другому. Согласен, это плевок в ветеранов, но зачем так обобщать? Всё не так страшно. Можно найти какие-нибудь пробелы, лазейки, ещё древние знали, что забора без дырок не бывает.
— Бывает, — возразил он. — Бывает, когда их не хотят найти. Да, у генерала были и другие варианты, но он выбрал именно этот. Дядя, дело не в Гаоре. Судебное решение необратимо. Даже если отменят закон, закон крови, закон рабства, Гаору это не поможет. В лучшем случае, его передадут отцу. А это хуже смерти.
— Кервин, — укоризненно покачал головой дядя, — вот уж не ждал. Отец есть отец. Даже если он генерал спецвойск. Не самая м-м... культурная организация, но и Юрденал прежде всего отец. Он спасал даже не сына, а род, честь семьи. Ты же знаешь, что родовое — высшая ценность.
— Да, мы тоже спасали родовое. Нашли же вариант. Дядя, неужели если бы дед был жив, он бы продал тебя, или дядю Вирга, или ещё кого, чтобы спасти родовой замок?
— Что ты говоришь? — не выдержала тётя, — Кервин, опомнись. Скажи ему, Варн!
— Разумеется, нет! Ты не смеешь даже думать так о деде! — не на шутку рассердился дядя. — Когда он умер, твой отец был ещё мальчишкой, но...
— Но по закону смерть отца освобождает бастарда, — перебил его Кервин, — ведь так? Так! Дед с вас клятву не брал.
— Ему это и в голову не могло прийти! — возмутился дядя. — О чём ты говоришь?!
— О том, что в нарушение закона, вы, Варн и Вирг Армы, взяли на себя заботу о роде, придумали сделать замок Армонтин музеем и передать государству в пользование с отчислением символической аренды, но, сохраняя родовое достояние, а значит и сам род, и взяли на содержание и воспитание законного наследника рода Армонтин, дали ему образование и лезли из кожи вон, чтобы обеспечить его, а после его смерти так же всё повторили, чтобы Кервинайк Армонтин не оказался в Амроксе, а рос в нормальной семье, среди родственников, любящих и любимых людей, а не казенных воспитателей.
— О каком нарушении ты говоришь? Это не запрещено!
— Но не предписано! — возразил Кервин. — Дядя, мы живем в мире предписаний. Ты историк и ты понимаешь, чем всё это может кончиться. Если следовать древним законам... они не отменены, и создан прецедент.
— Ты преувеличиваешь, — возразила тётя, — всё не так страшно. И то, что сделали твои дяди...
— Это нормальная человеческая реакция, — веско припечатал дядя. — И хватит об этом. Ты говорил, что приехал из-за детей. Что-то случилось?
— Они здоровы? — сразу встревожилась тётя.
— Да, тётя, пока всё в порядке.
— Пока? — приподнял брови дядя.
— Да. Мне не нравится, куда всё катится. Так вот, дядя, если что-то случится... — Кервин запнулся, — да, знаешь, о чём меня спросил Линк...
— Это твой старший?
— Да, дядя, правильно. Но наследник, — голос Кервина стал суровым, — наследник младший, Лоунгайр, да, Линк спросил меня, не продам ли я его, чтобы оплатить школу для Лоунгайра, мы говорили с Мийрой о деньгах, а Лоунгайр заплакал и стал обнимать Линка и Ламину и кричать, что он их не отдаст. А Линк не ответил на его объятие. Понимаешь?
— Детские глупости!
— Нет, это серьёзно. Если со мной что случится, Лоунгайр окажется в Амроксе, а там из него сделают ещё одного Юрденала. Так вот, дядя, вы заберёте моих...
— Как ты можешь сомневаться?! — возмутилась тётя.
Кервин улыбнулся ей.
— Нет, тётя, не сомневаюсь, но я не закончил. Вы знаете, мать Лоунгайра умерла, Ламина старше Лоунгайра на полгода, разница мало заметна. Я предупрежу Мийру. Она привезёт всех троих сюда, и вы оформите Ламину и Лоунгайра, тогда он станет Лоуном, близнецами.
— Ты хочешь наследника сделать бастардом?! — ахнула тётя.
— Это спасёт их от Ведомства Крови, и никто не сможет их разлучить. У Лоунгайра никого нет, не будет, кроме Линка...
— Подожди, — перебил его дядя. — Сильный ход, согласен. Но Армонтин будет потерян, родовое достояние...
— Бастардами не наследуется, знаю, дядя. Пусть.
Дядя задумчиво кивнул, посмотрел на нетронутые рюмки. Кервин молча ждал его решения. Тётя вытирала слезы, а они всё набегали и набегали.
— Мне кажется, ты несколько погорячился. Но, разумеется, я сделаю, как ты просишь. Это, — дядя усмехнулся, — это бастарда сделать законным сложно, а наоборот... Но Линк...
— Я с ним уже говорил. Ему скоро тринадцать, и он многое понимает. И объясню ещё раз. Он поймёт.
Кервин повеселел и взял рюмку. С наслаждением вдохнул запах.
— Волшебный аромат! Я за рулём, так хоть запахом наслажусь.
Но дядя не поддержал тему.
— Кервинайк, — строго сказал он, — какую авантюру ты затеял, что понадобились такие предосторожности?
— Никакую, — весело ответил Кервин. — Вся журналистика — это авантюра. А в нашей благословенной отчизне и весьма кровавая, но... У меня был друг, дядя, Гаор Юрд, он воевал, так что знает, он как-то объяснил мне, что никакая атака невозможна с неподготовленными тылами. А некий профессор философии и истории, вы, кажется, с ним знакомы, любил когда-то повторять: "Не беги впереди всех с голой задницей!".
— Вот! — воскликнула тётя, — я же говорила, что это ты портишь мальчика! Ты совершенно не следишь за языком, Варн. Выпейте, наконец, и пойдём обедать.
Кервин, с явным сожалением, поставил рюмку.
— Спасибо, тётя, но я должен ехать. Мне надо вернуться до темноты.
— Без обеда я тебя не отпущу.
— А я, не попробовав блинчиков, и не уеду, — рассмеялся, вставая, Кервин.
Дядя кивнул и тоже встал.
— Конечно. Тётя напекла столько, что возьмешь с собой.
— А довезу?
— В фольге? Конечно, — ответила тётя.
За обедом говорили о другом, только под самый конец тётя вернулась к началу.
— Я думаю, Кервин, о твоем друге. Ему надо как-то помочь.
Он покачал головой.
— Это невозможно. Решения необратимы.
— Но я говорю о другом. Его можно выкупить, и он будет жить у нас.
— А что? — поддержал дядя. — Это вполне возможно. Он даже сможет работать, — и лукаво подмигнул, — по специальности. Содержание и использование раба на усмотрение владельца, по-моему, такая формулировка. А это даёт нам свободу действий.
— Да, — кивнула тётя. — И ты сможешь в любой момент приехать, повидаться, поговорить...
Кервин мрачно покачал головой.
— Спасибо за идею, тётя, да, это возможно, но не нужно. Гаору будет тяжело.
— Кервин! Неужели мы обидим твоего друга?!
— Да что вы, тётя, в мыслях нет. Но... но вы... Знаете, когда Гаор мне позвонил, у него было право на один звонок, я сразу ему это сказал, что мы объявим подписку, соберём деньги, и он мне ответил. Что в свободной газете работают свободные люди. Понимаете? И Арпан, он был на слушании, он рассказывал. Что Гаор не смотрел на них, не хотел никого видеть, а когда после всего, один из его однополчан тоже предложил выкупить в складчину, то ему другие сами тут же сказали, что Гаор первый набил бы ему морду за такое. Нет, тётя. Мне Гаор сказал, тогда, по телефону, что с ним как прямое попадание, когда от человека не остаётся ничего, а остальные встают и идут дальше.
— Понятно, — кивнул дядя. — И ты пошёл.
— Да, дядя. Я сделал выбор.
Тётя недоумевающе посмотрела на них, чувствуя, что от неё что-то скрывают, но дядя только сказал.
— Тогда всё понятно, и, пожалуй, этот вариант наиболее разумен. Жалко, я потерял связь с Венном, он бы... вернее, его внук...
— Я ничего не знаю о них, — удивился Кервин.
— Некоторые знания бывают лишними, — веско ответил дядя, решительно прекращая разговор.
И Кервин, зная этот тон, не посмел настаивать.
О Мийре и детях больше не говорили, вернее, обычные расспросы об успехах Линка в школе. И что пока невозможно определить, к чему лежит душа у мальчишки, разбрасывается, хватается за всё, не иначе тоже в журналистику ударится. А Ламину, конечно, надо учить петь. У Лоунгайра могут оказаться слабые лёгкие, всё-таки наследственность, и конечно, к морю вывезти не удастся, но хотя бы к ним на лето, и, разумеется, всех троих. Найдётся место. И они с Мийрой смогут отдохнуть...
...Кервин гнал машину в наступающих сумерках и улыбался. Всё-таки как ему повезло с семьей! И кто же этот Венн? Ещё один дядя? Скорее всего, так, но почему он никогда не слышал о нем? И почему дядя считает информацию о родственнике лишней? Да, нет семьи без тайны. Давно сказано.
Навстречу стремительно летел выхватываемый фарами бетон шоссе. Хорошо, что отменили эту дурацкую светомаскировку, ночные пропуски и прочую военную шелуху, возможно вполне оправданную в прифронтовой зоне, но не у них, в глубоком тылу. Гаор не очень охотно говорил о фронте, но иногда его прорывало, и тогда рассказывал страшные вещи и кричал: "Это можно написать?! Можно?! Напечатаешь?!" Он отвечал: "Напиши так, чтобы я напечатал". И Гаор мрачно бурчал: "Брехня получится", — и переводил разговор на другое. Или уходил. Чтобы напиться в компании таких же, как сам ветеранов. Нет, никогда он не простит Юрденалу того, что тот сделал с его другом...
...Стиг Файрон пришёл к нему в редакцию, принёс статью, о которой договаривался ещё Гаор. О равенстве перед законом. Он просмотрел, вздохнул и отдал для обработки в номер.
— Иногда равенство боком выходит.
— Иногда, — кивнул Стиг.
— Ничего нельзя сделать?
— Для него... практически нет. А для других ещё есть шансы. Мы подняли шум, теперь его надо использовать.
Он кивнул.
— Понятно. Но... но неужели нет другого выхода? Я не могу понять, зачем это понадобилось Юрденалу? Неужели он не мог заплатить долг из нажитого?
У Стига блеснули очки.
— У Юрденала нет нажитого. Понимаешь, он очень ловко обтяпывал свои дела. Мне удалось кое-что откопать. Всё, что он нахапал, а там такое... — Стиг даже присвистнул, — ну и о приёмах хапанья лучше не упоминать, так вот, чтобы не отобрали, он быстренько всё переводил в родовое. Понимаешь? Богатство сказочное. Но... неотчуждаемое. По закону. И нажитого отчуждаемого у него только его жалованье, наградные, погонные и так далее, да мундиры и прочая расхожая чепуха. Всё по-настоящему ценное оформлено как родовое достояние. Вот он и загнал сам себя в ловушку. Потому сыночек и проигрывал родовые ценности. Потому что других попросту нет.
— Загнал он себя, а расплачиваться Гаору!
— Ну, жёлтую жизнь и папочке, и сыночку устроить можно. И даже без особых усилий с нашей стороны. Сыночек официально банкрот и может совершать только мелкие бытовые сделки на наличные в пределах сотни. Ограниченная дееспособность, — улыбается Стиг, — строго по закону. Его карточка аннулирована, все, кто надо, предупреждены. Ведомство Юстиции законы блюдёт. Как ему и положено по нашей мудрой Конституции. Скандал шумный, и папочкина карьера, похоже, приказала долго жить. Доброжелателей у него и без нас хватало, и он сам, — Стиг не выдержал и засмеялся, — сам, понимаешь, сделал им такой подарок. Теперь они будут его кушать под различными соусами и в своё удовольствие. А мы будем на это смотреть и обсуждать кулинарные новости.
— Тебе бы фельетоны писать, — смеётся он.
— По-настоящему, — вздыхает Стиг, — его бы ущучила только конфискация. Но родовое при живом главе и полноценном наследнике не конфискуется. И Ведомство Крови на это никогда не пойдёт. Это может только Политуправление, но оно своих не сдаёт. Я проверил по всем документам, включая пергаменты в Архиве Древностей. Глухо.
— Значит, Гаор...
— Значит, — мрачно кивает Стиг...
...Впереди разгоралось зарево городских огней. Мийра наверняка уже волнуется. Младшие спят, а Линк, тоже наверняка, сидит и изображает, что делает уроки. Ничего, ещё поборемся. Не всё потеряно...
...Гаор, сидя верхом на стуле, дымит сигаретой и смотрит, как он читает его заметку.
— Что? Нечего вычёркивать?
— Найду, — отмахивается он. — Сейчас закончим и пойдём ко мне.
— Зачем?
— Во-первых, я тебе кое-что покажу, купил вчера на развале. А во-вторых, пообедаем. Мийра обещала потрясающее жаркое.
— За книгу спасибо, — кивает Гаор. — а обедать я не буду.
— И что ты на этот раз выдумаешь? Что не любишь мяса, или что сыт? — ехидно парирует он. — А книгу я тебе ещё не дал. Придёшь, поешь и получишь. На два дня. Понял?
— А сюда ты её принести не можешь?
Он поднимает голову и смотрит прямо в карие с жёлтыми искорками глаза.
— Иногда мне кажется, — медленно говорит он, — что ты избегаешь меня. В чём дело, Гаор?
— Ни в чём, — пожимает Гаор плечами. — А когда кажется, то надо молиться.
Но он продолжает смотреть, и Гаор нехотя отвечает.
— Это твоя семья, Кервин. Мне там делать нечего. И подкармливать меня не надо. Кто я тебе, родня, что ли?
Он сердито бросает карандаш.
— Ну, знаешь...!
— Знаю, — перебивает его Гаор. — Мы друзья, Кервин, так? Ну?
— Друзья, — кивает он, — но...
