Йот Эр (J.R.). Книга вторая

— И на Уайтхолле, и на Даунинг-Стрит предпочитают говорить очень обтекаемыми и напыщенными фразами о миссии содействия демократии в Польше и восстановлении ее подлинной независимости, — процедил он, возвращаясь за свой массивный письменный стол.

— И все же как далеко, по вашему мнению, простирается их желание добиться демократии и независимости для этих поляков? — настойчиво добивался ясности подчиненный. — Понятно, что мы не можем действовать так, как в Греции. А что же мы можем?

— Все, — веско уронил слово хозяин кабинета и сделал еще одну затяжку. — Все в пределах утвержденного нам бюджета, — и в его голосе слышалась скорее горечь, нежели ирония.

— Понятно... — протянул джентльмен, собеседник генерала. — То есть мы обязаны толкать поляков на то, чтобы те насолили русским как можно больше, но ни на какое серьезное вмешательство Правительство Его Величества не пойдет... А что думают наши друзья за океаном?

Генерал-майор не отвечал, постукивая ладонью по столу, затем откинулся в кресле и сделал несколько обстоятельных затяжек. Наконец, позволив собеседнику сполна насладиться запахом довольно едкого сигарного дыма, он заговорил:

— При их весьма странной демократии вообще ни черта поймешь! Посол в Варшаве хочет всего и сразу, начальник Центральной Разведывательной группы контр-адмирал Сойерс старается во все сунуть нос, но ни за что не отвечать, госсекретарь же, напротив, желает, чтобы к нему не приставали с польскими делами. В результате президент Трумэн смотрит на всю эту компанию и ни на что определенное не может решиться, тем более что Гарри не доверяет людям Рузвельта и, похоже, смещение Сойерса — вопрос уже решенный! — постоянный секретарь SIS в раздражении встал из-за стола, на мгновение отвернулся к окну, затем вновь посмотрел на собеседника и, аккуратно затушив сигару и спрятав ее в футляр, заключил:

— Так или иначе, нам надо исполнять свой долг перед Британией.

После столь ясных инструкций джентльмен в котелке, похожий на тысячи подобных же служащих, снующих по Лондонскому Сити и правительственным кварталам, все же направил свои стопы на Бродвей, 54. "Неужели и нас заразила эта американская манера столь фамильярно называть самых высших должностных лиц? — с болью думал второй секретарь посольства. — И это говорит сэр Стюарт! Президент для него — "Гарри"! Это же надо такое вымолвить. Что же дальше будет? Остается только назвать Его Величество — Джи, — и джентльмен сам ужаснулся промелькнувшей у него мысли. — Боже, куда катится Британия?!"

Но сокрушаться по поводу подрыва британских традиций было некогда. Ему предстояла долгая беседа с двумя коллегами, недавно вернувшимися из Варшавы, и с инспектором Северной Зоны SIS (куда входили Скандинавия, Польша и СССР) Гарри Лэмбтоном Карром.

...Беседа шла уже не первый час, когда первый коллега произнес:

— Следующая фигура, представляющая несомненный интерес, — генерал Речницки.

Второй секретарь посольства потер лоб. Все-таки день уже шел к концу и усталость давала о себе знать:

— Речницки, Речницки... — он потянулся к папкам, лежащим на столе.

Гарри Карр остановил его:

— Не надо. Якуб Речницки, бригадный генерал, занимает должность командующего округом, переведен в Войско Польское из Советской Армии. По имеющимся отзывам — довольно способный офицер.

— Из Советской? И что, есть шансы? — немного недоверчиво переспросил секретарь посольства. — Это была бы удача! Ее нам сейчас очень не хватает.

— Шансы есть, — вклинился в диалог второй коллега, закуривая уже которую по счету сигарету, — но не все так просто. С одной стороны, генерал сейчас единственный из числа советских, кто не отвергает контакты с нами. Была проведена жесткая проверка, и предположение, что через него советские спецслужбы пытаются подвести к нам свою агентуру, не подтвердилось. С другой стороны, генерал не желает брать на себя никаких обязательств.

— И какой смысл тогда его обхаживать? Прижать угрозой разоблачения перед Москвой его контактов с нами — и все! Записи, надеюсь, вы не поленились сделать? — судя по тону, которым были произнесены эти слова, второй секретарь явно желал доминировать в разговоре.

— Разумеется, сэр. Но это оказался крепкий орешек. Знаете, что он сказал в ответ на нашу попытку припереть его к стенке? "Вы что, — заявил он с истинно шляхетским гонором, — возомнили, что из меня можно сделать простого агента?! Давайте, — говорит, — сюда вашу аппаратуру, и я вам наговорю еще на несколько часов записи. И сам отвезу в Москву, чтобы избавить вас от лишних сложностей. Неужели вы так рветесь предъявить МГБ доказательства ведущейся сотрудниками посольства деятельности, несовместимой с дипломатическим статусом?" — второй коллега покачал головой, затем обратил внимание на свою сигарету, догоревшую уже почти до пальцев, и спешно затушил в пепельнице окурок, выпустивший напоследок жалкую струйку дыма.

— Не сгущай краски, — первый коллега был настроен более оптимистично, — есть крючочки, за которые он, кажется, уже зацепился, хотя и пытается делать вид, что это не так.

— Что за крючочки? — сразу заинтересовался второй секретарь посольства.

— Речницки по происхождению настоящий поляк, причем из родовитой шляхты, — первый собеседник так и не взял в рот свою зажженную сигарету, держа ее между пальцами и небрежным жестом отставив кисть в сторону. — В одной из главных ветвей рода Потоцких он остался единственным потомком, хотя и по женской линии. И ему явно льстит, что старая польская аристократия готова признать его и принять в свои ряды.

— Конечно, имя Потоцких в Польше все еще кое-что значит, — с видом знатока произнес посольский секретарь. — Но вы сказали — "крючочки". Еще что-то есть?

— Да, — кивнул первый коллега, — генерал явно опасается за перспективы своей карьеры в случае отзыва в Россию. Во всяком случае, на равноценную должность ему вряд ли приходится рассчитывать, а кроме того, Москва с подозрением относится к тем, кто служит в Польше. Более того, наши люди засекли за ним слежку и, судя по всему, генерал тоже о ней знает, хотя и не пытается уйти от наблюдения.

— Что за слежка? — дипломат не скрывал своей возросшей заинтересованности.

— Контрразведка русских, — пояснил первый коллега, — и есть основания считать, что их интерес не случаен.

— Что вы имеете в виду? Если его так плотно опекают, не опасно ли будет с ним связываться? — секретарь занервничал.

— Напротив, — вмешался второй коллега, — это дает нам в руки рычаги влияния. В Варшаве ходят слухи, что Речницки присваивает конфискованные при проведении войсковых операций драгоценности. При случае его можно будет припереть к стенке... А что касается опасности контактов, то генерал не промах — он никогда не беседует с нужными людьми при свидетелях. И он очень разборчив в своих связях. Интересно то, что с людьми из WiN он категорически отказался контактировать, а вот "Крук", вопреки нашим инструкциям, имел с ним весьма далеко зашедшую беседу.

— "Крук"? — Гарри Л. Карр чуть не подскочил со своего места. — Вы там что, совсем распустились? Не соображаете, что его подставлять категорически нельзя?! И почему я только сейчас впервые слышу об этом?

— Мы же только что вам объяснили, сэр, — снова вступил в разговор второй коллега, — что "Крук" сделал это вопреки нашим прямым инструкциям.

Он потрогал рукой чашку чая, стоявшую перед ним на столе, едва заметно поджал губы, затем встал, подошел к двери, приоткрыл ее и крикнул кому-то в дверной проем:

— Мэгги, будь добра, завари нам с коллегами свеженького чаю!

Затем он вернулся на место, коротко бросив:

— Прошу прощения, сэр.

— Судя по вашим наглым физиономиям и по тому, что сообщений о его провале не поступало, на этот раз все обошлось? — инспектор Северной Зоны погрозил своим собеседникам пальцем. — Смотрите, это чересчур опасная игра. А еще опаснее скрывать такую информацию от своего прямого начальника! — в его голосе послышалось рычание тигра, вышедшего на охоту. Гарри Карр очень дорожил этим агентом. Настолько, что даже его многолетний друг Гарольд Адриан Рассел Филби, заведующий IX Секцией SIS (антикоммунистической, впоследствии — R5), знал только кличку — и ничего больше.

— Там все игры опасные, — меланхолически заметил второй коллега, но очень-очень тихо, так что непонятно даже было, расслышал его кто-нибудь или нет. — Среди наших людей в Польше, — продолжал он уже нормальным голосом, — четко оформились две группы, очень плохо сотрудничающие между собой. Одна — это группа офицеров прежней Армии Крайовой, ушедшая в подполье для борьбы с коммунистами. Прежде всего это WiN, а также группы, созданные на основе Народовых Сил Збройных. Остальное — мелкая шушера, и даже неясно подчас, за кого и за что они, собственно, выступают. Да и обычных бандитов среди них хватает. У нас на контакте есть так же несколько маленьких ячеек "Вервольфа" и остатков СС. Вторая группа представлена в основном высшими офицерами и генералитетом прежней Речи Посполитой, среди которых немало аристократии. Они не выносят подпольщиков, считают их быдлом, способным только на комариные укусы, сеющие недоверие к старым офицерским кадрам в целом. Их ставка — подготовка военного переворота. — Закончив монолог, он потянулся к уже почти опустевшей пачке сигарет.

— Это очень интересно, — прервал его второй секретарь посольства, — но не забегайте вперед. Мы не закончили с Речницки. Да, и нельзя ли открыть окно? Накурили, хоть топор вешай! Уже голова болит от дыма.

— Извините, — второй коллега не стал далее оправдываться, а подошел к окну и распахнул створку. Легкий порыв теплого июльского ветра чуть колыхнул занавеску. — Так вот, "Крук" представляет как раз эту вторую группу. И он прямо спросил Речницки: как тот посмотрит, если старая военная прослойка возьмет на себя дополнительную ответственность за управление государством?

— И что Речницки? — сразу навострил уши второй секретарь.

— Ответ был очень неожиданным, — покачал головой его собеседник. — Командующим округом рубанул сплеча: "Я могу хоть сейчас отдать соответствующие приказы подчиненным мне войскам. Но глупо заказывать сильную игру, не имея на руках сильной карты".

— Во что он играет? — неожиданно спросил секретарь посольства.

— Неплохой бриджист.

— Советский генерал? — в голосе сквозило явное недоверие.

— Именно! — подтвердил первый коллега.

— Так что же он конкретно имел в виду? — уточнил второй секретарь.

— Начал торговаться, как завзятый игрок, — с едва заметной усмешкой ответил второй коллега. — Первое, что он заявил "Круку": "Я нахожусь под самым пристальным вниманием особого отдела и контрразведки, как польской, так и советской. Поэтому наши контакты должны быть сведены к минимуму и каждый раз иметь надежные, поддающиеся самой жесткой проверке основания. Ни о каком участии во всякого рода мелких авантюрах не может быть и речи. Я могу вступить в действие, только когда наступит решающий момент".

В этот момент дверь отворилась, и собеседники моментально замолкли. В комнату, сквозь облака табачного дыма, тут же сморщив свой курносый носик, вплыла молодая женщина лет двадцати пяти, про которую с полным правом можно было сказать — "типично английская внешность". Нет, неприятной ее назвать было нельзя, но и тот, кто применил бы к ней эпитет "миловидная", допустил бы сильное преувеличение. В руках она несла поднос с тремя чашками, молочником и маленькой сахарницей:

— Прошу вас, джентльмены, — промолвила она, сноровисто расставляя чашки на свободном пространстве между папок.

— Спасибо, Мэгги, — кивнул второй коллега и, когда за ней закрылась дверь, инициативу снова взял на себя новоиспеченный "дипломат", не упускавший нить разговора:

— Так, это было первое. А второе?

— Второе... — первый коллега покачал головой. — Вот его слова: "Вы должны понимать, что как член Комиссии по борьбе с бандитизмом я должен непременно демонстрировать успехи в этом деле. Иначе меня просто снимут с должности, если не хуже. Поэтому, если вы нацелены на долговременное сотрудничество, у меня регулярно должно быть что-то, что я могу предъявить своему начальству".

Последовал крохотный глоточек еще дымящегося чая из чашки, после чего она переместилась обратно на стол. Первый коллега откинулся на спинку полукресла и зачем-то пригладил ладонью свои светлые, чуть рыжеватые волосы.

— Он мыслит прагматически, — пожал плечами Гарри Лэмбтон Карр, — и это скорее хорошо, чем плохо. Что же, мы вполне можем время от времени скармливать ему небоеспособные осколки подполья, предварительно тщательно обрубив концы. В конце концов, можно сдавать ему и бесполезных одноразовых агентов, завербованных специально для такого случая. Несколько дураков, снабженных старыми винтовками и гранатами, — не слишком высокая плата. Но мне кажется, что вы не договорили?

— Да, — снова взял слово второй коллега, — он выставил и еще одно условие: "Пока вы не продумаете, как нейтрализовать Советскую Армию, чтобы вас не раздавили хотя бы в первый час выступления, ни о каком моем участии в затеваемой опереттке не может быть и речи. Необходимо ясно отдавать себе отчет, какими военными и политическими ходами вы можете отсрочить, если уж не удается совсем исключить, советское вмешательство. И только после этого можно приступать к конкретному планированию операции".

— Он широко мыслит для простого генерала, — бросил секретарь посольства. — Да, вы правы, жаль было бы упустить столь перспективную фигуру.

— Учтите, — голос первого коллеги был озабоченным, — не мы одни желаем попастись на этой лужайке.

— Что вы имеете в виду? — недавно назначенный "дипломат" резко развернулся в его сторону.

— Генерала Речницки уже активно обхаживают американцы. Даже французы проявляют интерес и, судя по некоторым данным, люди из Пуллаха тоже не прочь поиграть в эту игру.

— Генерал Гелен? Он не слишком много вольностей себе позволяет? — инспектор Северной Зоны сделался откровенно зол. — Ладно, через три дня я выезжаю в Стокгольм через Берлин, и там мы посмотрим, как дать укорот этим выскочкам. Речницки нужен нам! — веско бросил он напоследок.

0

Новый посол Его Величества в Польше, Дональд Сент-Клэр Гэйнер, 7 июля 1947 года во дворце Бельведер вручил верительные грамоты Президенту Польской республики Болеславу Беруту и представил ему новых военного, военно-морского и военно-воздушного атташе. Этот факт поначалу никак не задевал ни генерала Речницкого, ни его дочь. Разумеется, на официальный прием в посольстве, который вскоре устроил военный атташе, они были приглашены. А дальше... А дальше пошли другие заботы.

3. "Товарищ Андрей"

В том же июле месяце Якуб сменил место службы. Теперь ему предстояло переезжать в Познань, снова на должность командующего войсками округа, но на этот раз — III-го.

Для генерала такой перевод означал новые хлопоты — от знакомства с состоянием вверенных ему войск и выяснением проблем, которые предстоит решать, и до обустройства семьи на новом месте. А проблем в округе хватало. Если в Краковском и Люблинском округах самой больной занозой были банды УПА, против которых пришлось проводить две крупные войсковые операции (в 1946-м — "Жешув" и в этом — "Висла", которая еще не была завершена), то главной особенностью Познаньского округа было то, что в его состав входили новые земли, перешедшие к Польше от Германии. После депортации немецкого населения там было сложно сразу установить нормальный порядок: пока поляки осваивались на новых местах, там уже вовсю хозяйничали банды мародеров ("szabrowniki"). Да и остатки нацистского подполья еще давали о себе знать.