| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Птица опустилась на скамеечку, подобрала края длинной белой туники с кружевами, в которой обычно спала. Намотала на палец черную прядь и нервно потерлась подбородком о плечо. Саен притягивал ее, хотелось смотреть и смотреть на четкие, правильные черты лица. На ровный нос, черные, слегка изогнутые брови, на решительную линию подбородка. Только красиво очерченные губы Саена выдавали некоторую мягкость его характера, и Птице казалось, что его лицо поэтому и кажется добрым и таким... умиротворенным, что ли. Будто Саен все знает наперед и уверен, что причин для волнения нет.
Птица осмелилась и осторожно провела указательным пальцем по черным прядям волос, спускающимся до самой шеи. Тихонько так провела, едва касаясь, но Саен все равно почувствовал. Или заметил — кто ж его поймет? Молниеносно схватил Птицу за запястье, поднял голову, притянул к себе. Глаза его засветились каким-то бешеным, шальным огнем, брови поднялись. Его лицо оказалось так близко, что Птица почувствовала, как стремительно краснеет, и как жарко и тесно становится сердцу. Она хотела что-то сказать, но слова застряли на губах.
Саен смотрел на нее пристально и непонятно. Как будто пытался понять, разгадать и принять верное решение. Никто в жизни так не смотрел на Птицу, и взгляд этот и пугал и волновал одновременно.
Саен вдруг приблизил ее к себе и прижался губами к губам. Мир перевернулся, река забурлила, скалы заплясали. Или это только показалось? Короткий поцелуй, и Саен отпрянул. Улыбнулся и выпустил Птицыну руку. Качнул головой и медленно проговорил:
— Все верно, Птица, ты умеешь свести с ума мужчину, если только этот мужчина — не полный чурбан. А ты знаешь, что суэмцы выбирают себе только одного спутника жизни? Навсегда. И живут всю жизнь только с одним человеком. Двести, триста, пятьсот лет только с одним. Они никогда не предают и не изменяют, это не в их натуре. Вот такие они, суэмцы. Тысяча лет верности, правда удивительно? И они никогда не пользуются услугами жриц Набары. Ты знала это?
Птица помотала головой, озадаченно пытаясь собраться с мыслями и унять бешенные скачки сердца.
— Зато теперь знаешь. А Каньон Дождей относится к Суэме, и я его старейшина. Улавливаешь, к чему клоню? Не улавливаешь, сам знаю. — Саен перестал улыбаться. — Я — старейшина Каньона, и если я приму любовь девушки, то только от той, которая стала моей женой. И это будет на долгие и долгие годы. На всю жизнь, сколько ее там не останется. Ты готова стать матерью моих детей, Птица? Да не смотри ты на меня так, как будто я тебе звезды с неба показываю!
Что он только что сказал? О чем это он? Матерью каких детей должна стать Птица? Разве дети не портят фигуру жриц и не забирают все свободное время? Птица никогда не собиралась иметь детей, мама Мабуса научила ее, что для этого надо делать. А теперь выходит что? Саен хочет, чтобы она рожала младенцев? Зачем?
— Все, иди спать, Птица. Иди спать. Создатель, и что с такой глупой делать? Иди спать и не смотри на меня такими глазами. Для меня красивая девушка — не диковинка. Красивых суэмок полно в Каньоне, Птица. И красивыми глазами меня просто так не возьмешь. Это будет последний день в моей жизни, если я решусь взять в жены жрицу Набары... Иди спать и не переживай ни о чем. Я не собирают жениться с ближайшее время, и тебя с детьми на улицу не выгоню.
Птица встала и медленно направилась к короткому коридорчику, что вел в ее комнату. Слишком большое количество мыслей напрочь лишили и покоя и самообладания. Какие дети? Что она сделала не так? Что она сказала не так? Вдруг вспомнив кое-что Птица обернулась. Пока хозяин в хорошем расположении духа, может, он ответит на последний вопрос:
— Я тоже буду такой, как ты? И стану понимать твои мысли?
— Обязательно. Когда-нибудь ты научишься и этому. И тогда у нас с тобой, Птица, будет полное взаимопонимание... — невесело усмехнулся Саен и снова закрыл глаза.
Ну, и ладно. Действительно пора спать. А Саен просто болен и ранен. Устал и разозлился, потому и говорит загадками. Завтра наверняка все будет гораздо проще.
Птица с наслаждением залезла под одеяло, вытянула ноги, подвинула слегка развалившуюся Травку и закрыла глаза. Хорошо, как же хорошо спать дома! И так странно понимать, что у нее есть свой, настоящий дом. Ну, не совсем свой, конечно, но Саен обещал, что не выгонит ее и в ближайшее время не женится. А там глядишь, привыкнет и захочет, чтобы Птица принадлежала ему по-настоящему. Недаром ведь он только что поцеловал ее.
Губы у него мягкие, теплые. Но сквозь всю эту теплоту и мягкость так хорошо чувствовалась сила, огромная, тяжелая, страшная... И, выходит, что у Птицы тоже будет такая сила? Вот же, дери его зменграхи... бывает же такое на белом свете...
И вот почему прыгали камни у Хамусы! Они чувствовали силу в Птице, еще тогда чувствовали! И Хамуса это поняла!
Птица улыбнулась своим мыслям и почувствовала, как дремота обволакивает ее счастливой теплотой. Она почти уснула, когда в тишине комнаты ей почудился тихий шипящий звук. Будто что-то шуршало или шептало — не разобрать. Стало враз холоднее и жуткий ужас сжал внутренности в тугой комок. Темнота ожила, в ней кто-то был — Птица могла поклясться в этом!
Она не могла двинуться и не могла понять, что происходит. Все тело сковала немощь, словно руки и ноги стали деревянными. Кто-то легко, без усилий овладел ею и теперь сможет сделать все, что захочет.
Позвать Саена не было сил. Да и что кричать? Помоги, я не могу двинуться? Или не могу проснуться? Или совсем сдурала? Но это не дурь, это точно не глупость. Кто-то приблизился к Птице и она вот-вот почувствует чужое дыхание на своих щеках! Она уже его чувствует!
— Ты не уйдешь, Нок, ты всегда будешь моей... — послышался шепот. Показалось, что он прогремел в голове звонким шипением и эхом отскочил от стен комнаты.
Птица хотела спросить: "Кто ты?", но не смогла и рта раскрыть.
— Я еще приду за тобой, Нок, и ты сама откроешь мне дверь. Ты ведь послушная девочка, ты очень послушная девочка... Призови меня в трудный день, я обязательно помогу тебе... Даже с Саеном помогу, вот увидишь. Он полюбит тебя так крепко, как никогда еще не любил... Я могу это сделать, вот увидишь. Призови меня...
Только Набара называла ее таким именем. Неужели она осмелилась придти прямо в дом к Саену? Неужели она имеет такую силу и власть?
Птица не могла видеть ее, но перед открытыми глазами все стало золотисто-синим, словно комнату наполнил разноцветный дым. Тонко зазвенели золотые бубенчики — Птица слишком хорошо представила, как они выглядят, она ведь когда-то так сильно мечтала их иметь. Крошечные круглые бубенчики звенели и звенели в полной тишине. Набара рядом, она пришла за душой Птицы, она не оставит ее в покое!
Дверь комнаты резко распахнулась, и сине-золотистый дым заклубился, закружился, точно бешеный вихрь. Загустел, потемнел. Саен показался в этой цветной кутерьме и резко сказал:
— Пошел вон отсюда!
И Птица слишком явно услышала чей-то тихий, басистый смех. Видение пропало. Растворилось, и сумрак комнаты снова стал теплым и тихим, прямо на глазах. Нервно дернулся Еж, но не проснулся. Застонала Травка, протяжно и жалобно.
Саен присел на кровать и осторожно погладил Травку по спине. Ласково произнес:
— Он уже ушел, ребятки, больше не потревожит вас.
— Это была Набара, — тихо пояснила Птица.
— Какая там Набара... Это был Нас Аум-Трог. Желает он тебя заполучить, вот и пугает. И сил у него хватает проникать в Каньон. Это потому, что у тебя действительно на плече цветочки. Ты помечена, Птица, и он знает, что может на тебя претендовать. Ведь я увез тебя силой, а ты сама, на самом деле, очень уж хотела непременно стать жрицей и страшно злилась на меня всю дорогу. Правильно я говорю?
Птица кивнула.
— Надо твое добровольное согласие. Чтобы ты согласилась жить у меня и отреклась от Набары. И татуировку вывести. Тогда и оставит Нас тебя в покое.
— Он... — Птица запнулась и жалобно вздохнула. — Он может меня убить?
— Он не станет, — Саен улыбнулся, и Птица хорошо почувствовала эту его улыбку. — Он только пугает.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем пугает?
— Страх лишает человека воли и способности здраво мыслить. А Насу это и нужно. Интересно, что он там у себя задумал? Он желал раздобыть тебя во что бы то ни стало и так просто, видимо, не отступиться.
— А если сведем цветочки, он больше не появится?
— Надеюсь. Ладно, ложись и спи, а я посижу тут рядом, у печки, покараулю. Не бойся, он уже не явится, я его не пущу.
Голос Саена прозвучал твердо и жестко. Он легонько провел ладонью по плечу Птицы, словно успокаивая, поднялся с кровати и устроился на полу.
— Ты устал, Саен, тебе тяжело будет сидеть тут рядом с нами всю ночь. Лучше иди, ложись. А я позову, если что, — тихо пробормотала Птица, краснея от неловкости.
Ей действительно стало жаль хозяина. И так досталось ему по вине Птицы, а теперь он еще собрался и ночь провести на жестком полу. Ни покоя, ни отдыха...
— Ты меня пожалела, Птица! Ты меня пожалела... надо же... Я уж думал, что чувство жалости тебе чуждо. Не переживай, хотя за жалость я благодарен. Я принесу овчинное одеяло, подушку и устроюсь тут, около печки. Буду рядом на всякий случай.
Он так и сделал. Повозился какое-то время с подушками, после вытянулся и затих. И Птица совсем скоро услышала его ровное и спокойное дыхание. Стало уютно и хорошо, до вязкой дремоты, до счастливого забытья. И она не заметила, как сама уснула.
Глава 9
— Чтоб я сдох! — Зло воскликнул Еж и с силой пнул рассыпавшиеся из поленницы дрова.
Полешки загрохотали резко и дробно. Птица выглянула во двор, подняла брови и приложила палец к губам.
— Не ори, Еж. Саен спит, не стоит его будить. Пусть отдохнет, пока есть у него время.
— Это ты так дрова сложила? Как попало насовала их, и теперь вся поленница валится...
— Поправь, это не трудно. Я не умею дрова складывать... — невозмутимо ответила Птица и вернулась в дом.
— Кто там желает сдохнуть? — хмуро поинтересовался Саен.
Неулыбчивый и насупленный, он прошлепал на кухню, плеснул в кружку воды и залпом выпил.
— Это я про дрова... — принялся, было, оправдываться Еж, но, бросив взгляд в окно тут же сообщил: — Енн к нам пришел. Вернее, не пришел, но скоро придет.
— Вот и задалось утречко... — Буркнул Саен и опустился в кресло. — Хорошо бы сейчас горячего чаю и еще чего-нибудь съедобного. Птица, что у тебя там на плите? В кашу масла положила?
Птица заверила, что все в порядке, каша почти готова и сунулась к буфету за кружками. Надо и Енну сделать чай, наверняка пришел не просто так, и беседа затянется. Начнут, небось, обсуждать вчерашние приключения Птицы и Енн снова скажет, что это не дело, и что надо бы их всех пристроить в подходящей деревне. Разговоры эти хоть и были неприятны Птице, но она не переживала. Теперь она знала точно, что никуда Саен ее не пристроит, с ее-то способностями. А, может, он прямо сейчас и скажет своему другу о том, что купленная рабыня на самом деле совсем скоро станет магом Моуг-Дганом. Вот и пусть Енн поудивляется...
— Послушай, Саен, что хочу сказать тебе, — Птица слышала каждое слово гостя, хотя сама предусмотрительно вышла в садик, запахнув получше теплые жилеты на себе и на Травке, — приехали люди из королевств, несколько человек. Красная лихорадка у них, народ мрет сотнями. Целые деревни вымирают. Вот, просят помощи у нас.
— Так помогите. Лекарства есть, хвала Создателю.
— Надо, чтобы кто-то отвез, нужен сильный человек. Саен, люди ордена окружают деревни и сжигают вместе с жителями. Считается, что это гнев Создателя на людей за грехи. Считается, что смерть в огне очищает от греха и люди хотя бы души свои спасут.
— А, вот что... — Саен замолчал, и Птица чуть ли не воочию увидела, как он привычным жестом трет подбородок и перекатывает взглядом чайные ложечки на столе. — Вот что, значит... Хотите вмешаться и повоевать с Орденом?
— Помочь бы людям, Саен. Мы ведь можем... Это в нашей силе...
— Мы можем, почему нет? Только это будет вмешательство в дела Верхнего Королевства. Это будет означать войну. А кому сейчас нужна война?
— Надо попробовать мирным путем. Договориться с Орденом, предложить помощь. Мы их соседи, мы можем им оказать помощь. К чему Ордену терять своих людей, свои деревни? Им это не выгодно, и они должны согласиться.
— Наивно так думать, Енн. За Орденом стоят духи Днагао, Темные. Или Невидимые, как там их называют. Вот эти Невидимые и не пустят наших послов на земли Королевства. Придется пробиваться силой. Не пустят даже посланников. Скажут, что переговоров не хотят, что все мы отступники и идолопоклонники. И все мы только зря потратим время и силы. Потому самое лучшее — это не вмешиваться совсем. Люди все равно умирают, рано или поздно. С этим приходится мириться. Кто-то раньше, кто-то позже, но в другой мир уйдут все.
— Ты не был таким, Саен. Раньше ты был другим.
— Только не начинай свою песню о том, каким я раньше был хорошим. За все в жизни приходится платить, Енн, за любой выбор. Ты это знаешь не хуже меня. Свою цену я уже заплатил, и с меня довольно. Я хочу теперь сидеть в своем Каньоне, поливать цветы в садике да вот, заниматься детьми. Дети у меня появились, Енн, — последнюю фразу Саен произнес с едкой, насмешливой интонацией, и друг его в ответ хмыкнул и заверил, что "эти дети" еще покажут себя, рано или поздно.
Саен, почему-то, вовсе не торопился рассказывать другу о способностях Птицы. Не сказал ни слова. Какое-то время Енн еще пытался убедить Саена, как старейшину Каньона, снарядить отряд помощи в Королевство, но все уговоры оказались тщетны.
— Между прочим, ты испортил мне все утро, Енн. А ночь испортила Птица. И мне все это страшно не нравится. Я уже сказал, что никуда не поеду. Значит, не поеду. Я ранен, я плохо себя чувствую, я зол. И мне все равно, Енн, что станется с деревнями Нижнего Королевства. Абсолютно все равно. И, кстати, они там молятся Моуг-Дгану. И даже жертвы приносят, могу поклясться. Как говорил Еж — чтоб я сдох...
И Саен тихо засмеялся.
— Я бы поехал с тобой, Саен, если бы ты согласился помочь. Но сам я не справлюсь, — серьезно ответил ему Енн.
— И правильно. Сам не справишься. И не суйся, потому что у тебя жена и дети. Ты же не хочешь сгореть вместе с больными на всеобщих гигантских кострах? Не желаешь оставить свою любимую Инаю вдовой? Вот и не суйся. Они сами разберутся, когда им все это порядком надоест. А нас никто не просил вмешиваться. Вот и не будем соваться туда, куда нас не звали.
Енн ушел недовольный, а Саен еще долго сидел в кресле на кухне, и Птица чувствовала, как раздражение и злость все больше овладевают хозяином. Лучше пока к нему не соваться, лучше пересидеть в своей комнате или вместе с Травкой гулять в садике, прислушиваясь к шуму бегущей где-то внизу воды.
Наконец Саен отправился в свою комнату и весь остаток дня проспал. И Птица уже лелеяла надежду, что о ее недавних приключениях в доме забыли. Еж, конечно, иногда подначивал и приставал с расспросами, но с ним можно было и не церемониться.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
