Средневековая история 5. Граф и его графиня

— Шикарно. Ладно, Алисия, мы сейчас можем гадать сколько угодно, но ответ знает только Амалия.

Алисия закатила глаза.

— Лилиан, а ты понимаешь, какой опасности ты себя подвергаешь?

— Какой опасности? — Лиля смотрела наивно.

— ты теперь знаешь...

— О заговоре? Знаю. И что?

— то есть...

— Алисия, я собираюсь молчать. Ты — тоже. Лэйр Ганц никогда не признается, что рассказал нам. Больше никто ничего не узнает. А те, кто посмеют обсуждать короля... что, палачи в стране закончились?

Алисия рассмеялась.

— В чем-то ты права. Вот что делать с Ивельенами....

— Устроить им несчастный случай, — буркнула Лиля. — Есть варианты?

— А дети?

Лиля почесала нос. Вот это она не продумала. Дети...

— Не знаю. Определенно безопасна младшая девочка. Она не даст здорового потомства, вообще слишком долго не проживет.

— а старшие? Джес? Сэсси?

— Зависит от того, сколько им сказали родители...

Лиля вздохнула.

— Не знаю. Не хотела бы я быть на месте короля.

Никто не хотел бы... Эдоард и сам бы сейчас с кем-нибудь поменялся. Противно ныло в груди, болели виски, боль захватывала то плечо, то правую руку...

Не первый раз. Но... он сильный, он справится.

Эдоард лежал на кровати и смотрел в стену.

Очень хотелось ударить тревогу, поднять на ноги дворцовую стражу, перевести дворец на осадное положение...

А вот нельзя. Никак нельзя. Если сейчас начнется тревога — заговорщики либо удерут, либо ударят первыми. Нет, тут никак нельзя бить во все колокола. Лучший способ — это по-тихому взять Ивельенов, допросить в Стоунбаге — и решить по результатам допросов.

Лишившись основных претендентов, заговорщики невольно сцепятся. Никого достаточно знатного, чтобы претендовать на престол — там нет. То есть хотя бы дней десять времени они выиграют. А впремя сейчас самое главное.

А еще Ганц предлагал создать еще службу королевских ассасинов. И пожалуй, надо будет так поступить.

Есть вот человек. Казнить его нельзя. В живых оставлять опасно. Что же делать?

Либо несчастный случай, либо дуэль, либо... да что угодно! Но кто это может устроить?

Вот и завести специальных людей. Вырастить из части его мальчишек и девчонок... почему нет?

Подловато?

А вы подумайте, что иначе эти мальчики-девочки сдохли бы на улице. А так их ожидает работа на благо государства, хорошая зарплата и пенсион. А может — и титулы. Вот Ганцу точно надо барона дать за его работу. Заслужил.

Скажете — работа бесчеловечная? Убивать людей?

Тебя убьют — а ты не злоумышляй против государства. Есть ведь люди, которых надо убить, без всякой оглядки на Альдоная. Просто — надо. Ибо если они живы останутся — крови прольется...

Есть такие...

Дочка, за что?!

* * *

Ночевать Лиля осталась у Алисии. Улеглась на вежливо предложенную жесткую кровать, укрылась плащом (одеяло было грязноватым), Нанук (не хотела, но пришлось взять собаку с собой) всей тушкой упал на ноги, отлично их согревая.

Она свое дело сделала. А воевать — это к мужчинам.

Пусть лэйр Ганц отдувается. Глядишь, бароном станет... хороший он мужик. Джесу бы его характер — жили бы душа в душу...

* * *

Ганц Тримейн и отдувался. За всех.

Вирмане, плюс королевский ордер делали чудеса.

Королевский ордер?

Золотая бляха, щедро украшенная самоцветами. Таких всего штуки три. Или четыре. И все хранятся у короля. Так что подделать их невозможно.

Но на время предъявления этой игрушки каждое слово Ганца становится словом короля.

Как если бы его величество сам приказывал.

И Ганц пользовался от души. Не в своих интересах, нет. Всегда в интересах короны. Первым делом принявшись, с помощью вирман и людей Лейса, за дворцовую гвардию.

— капитан, вы арестованы...

— лэйр, вы арестованы...

Заговор надо было давить в зародыше. И чем скорее, тем лучше.

Все делалось без шума и пыли. Оглушить, связать, вставить кляп — и в карету. Закрытую. А там — довезут их вирмане до Стоунбага, ничего не случится. Написать письмо коменданту, пусть допросит подлецов как следует.

Написать письма нескольким своим... знакомым.

Королевские доверенные не то, чтобы дружат. Нет среди них такого. Но есть те, кому они доверяют чуть больше — и те, кому доверяют чуть меньше. Вот боле доверенным Ганц и слал весточки. Чтобы на местах либо арестовали таких-то, либо организовали их убийство.

Безжалостно?

Он слишком много на себя берет?

Плевать на все!

Тут речь идет о язве, которую надо каленым железом выжигать. Как можно скорее, пока не прорвалась.

Летели птицы, мчались гонцы...

А Ганц тем временем отправился к Ивельенам.

Для любого заговора нужна голова. И если ее отсечь... нет, может быть и так, что найдется новая. А может и не быть.

В любом случае — их надо взять и поместить в Стоунбаг. А уж потом разбираться...

* * *

Амалия и Питер сидели у открытого окна. Близняшки устроили матери безумную ночь. Обычно детей отсылали в другое крыло, но Питер не мог расстаться с младенцами. А у них то ли колики приключились, то ли еще что... орали — вдохновенно. А по жаркой поре окна были открыты — и слышимость — идеальная. Питер, не вынеся детского крика, зашел к кормилице, потом к Амалии, да так у нее и остался.

Женщина смотрела в окно на звезды.

— о чем ты думаешь, родная?

Амалия словно не сразу его услышала. Но потом...

— О мести, Питер.

— столько лет уже прошло...

— Сколько?! — синие глаза сверкнули гневом. — Сколько? У меня отняли любимого мужа, у детей — отца, у тебя — друга... разве можно тут говорить о давности?

Питер вздохнул.

— Нельзя.

Жену он любил. Но сильно подозревал, что она его не любит. Так, как Эдмона — нет.

Тогда Амалия горела. Сейчас же ему достались одни угли. Больно?

Может быть. Но Питер подозревал, что когда все будет кончено — она оживет. Станет такой как прежде. И даже сможет полюбить его. Пусть не так сильно. Его любви на двоих хватит.

— Скоро все будет кончено. И я вздохну спокойно. Справедливость будет восстановлена.

Амалия сжимала в руках жемчужное ожерелье.

Его подарок за детей.

— Что это? Факелы?

— отряд?

Питер вгляделся.

— Нет, я не сказал бы. Так, человек пять...

— Кто там... надо спуститься...

— Ты не одета. Я позову слуг.

— а ты спустись, хорошо?

— Может быть, отца...

— Не вижу смысла. Если что-то важное, тогда...

Но как оказалось, Лоран Ивельен тоже не спал. Оно и неудивительно, дети орали на весь дом. Может, и было бы потише, отправься они в детское крыло. Но — увы, малыши ревели в непосредственной близости от покоев как родителей, так и деда.

Они с Питером встретились внизу, переглянулись...

Нет, они не ожидали провала. Человеку вообще не свойственно признавать ум других людей. Каждый считает, что он — умнее всех, разве нет? Да и все было хорошо спрятано. Но может быть что-то такое...

Этим Ганц и воспользовался. У него было письмо, запечатанное одним из колец Лилиан. А внутри коротенькая записочка.

Вирмане, которые были здесь с Лилей, да и с Алисией, говорили, что тут охраны — человек двадцать. Если начнется бой — Ивельены успеют удрать. А если лезть напролом — он начнется. Поэтому...

Ганц и еще человек пять приедут открыто. С письмом о покушении на графиню Иртон. Удавшемся. И просьбой Алисии приехать как можно скорее.

А основной отряд — он будет ждать. Рядом и недолго. Если кто-то подаст сигнал тревоги — они придут на помощь.

Военная хитрость.

И когда он замолотил в ворота, их пропустили без страха. Чего бояться? Пять человек...

Лэйр Ганц поприветствовал герцога, поцеловал руку Амалии и бросился объяснять. Выглядел он так, что поверили.

— Ужасное несчастье! Покушение на графиню Иртон!

— Альдонай! — ахнула Амалия.

— И?

— В нее стреляли. Убийцу взять не удалось. Но стрела попала в легкое... графиня теряет кровь, она очень плоха. Тахир не ручается, что она доживет до утра... госпожа, она очень хотела видеть и вас, и герцога... я умоляю вас...

Ганц упал на колени, с которых его спешно поднял Питер.

— Нас? Но зачем?

— Миранда, госпожа... Лилиан не может умереть спокойно, она просила меня привезти вас. Она знает, что вы сможете приглядеть за девочкой...

Ганц врал вдохновенно, на волне адреналина. И столько искренности звучало в его словах... да и кого еще просить. Старую гадюку? Смешно... Алисии ребенка можно было доверить в последнюю очередь.

Амалия вздохнула.

Ехать не хотелось. Но...разве она может отказать в такой просьбе?

— Возможно, с утра...

— госпожа! Графиня очень плоха! — Ганц опять упал на колени. По лицу его струились настоящие крупные слезы. А то ж... коленками со всей дури — больно...

Честно говоря — Ганц был твердо уверен, что никто никуда не поедет. Но.... Оно ему надо?

Ему надо было просто заговорить зубы Ивельенам. И чтобы его оставили на ночь вместе с его людьми.

Так и произошло.

Уговаривали его где-то еще час, Ганц страдал, рвался к графине, умолял и уговаривал. В итоге ему пообещали поехать утром. И на том разошлись спать.

И открыли поле деятельности для вирман.

Легко ли открыть ворота для большого отряда?

Смотря кому.

Если вы — хрупкая и нежная графиня, то вряд ли. А вот если пятеро профессиональных вояк?

* * *

Лейф огляделся по сторонам. Сопровождающих Ганца разместили в конюшне. Ну, хорошо хоть не в свинарнике. Хотя они и оттуда бы выбрались.

Все вояки вздыхали, вытирали скупую мужскую слезу и расписывали, как страдает графиня. Покушались на нее, покушались... ну и достали. Она вот теперь умирает и просит привезти родных хоть проститься. И выглядели при этом неподдельно расстроенными.

Хотя слушать их особо было некому. Разве что конюхам.

Но они жаловались прилежно.

Лейф дождался, пока в большом доме погаснут все огни — и махнул своим людям.

— Пора...

В следующий миг все конюхи были повергнуты в глубокий и здоровый сон. Кулаком по черепу — разве не здорово? Особенно если это крупный вирманский кулак, по размерам напоминающий небольшую тыкву. Даже лошади не взволновались. Покойников-то не было, крови, криков... ничего. Просто бодрствовали пятеро вирман и четверо конюхов. А теперь только пятеро вирман.

Ничего, и конюхи оклемаются. Никуда не денутся...

Скользнуть неслышными волчьими тенями во двор, оглядеться — и тихо снять караульных — тоже проблемы не составляет. Или вы думаете, что вирмане — это толпа, которая с воплем 'Ааааааааааа!!!!!' налетает на частокол и начинает рубить его топорами со всей дури?

Да ни разу.

Уж что-что, а подкрасться, проскользнуть, а где надо и нашпионить — это команда Лейфа умела. И на Вирме такие навыки были полезны, и на континенте... Эрик справился бы лучше, но он как раз был в море.

Четверо часовых были сняты в мгновение ока. Двое — бескровно. Еще двое, так как стояли дальше — метательными ножами.

Только пара тихих хрипов — и все стихло.

Два человека скользнули к казарме, где мирно спали солдаты Ивельенов. Убивать?

Будить?

Драться?

Вот еще не хватало. Нет, все должно быть тихо и мирно. А потому....

Когда Лиля поняла, с чем имеет дело, она долго ругалась. А потом призадумалась.

Дурман, мальдонаино семя, еще что-то... секрет хранился на Вирме, как драгоценность. Нет, здорового человека так не усыпишь. А вот спящего... нечто вроде снотворного газа. Дышишь — и глубоко засыпаешь. Пушкой потом не разбудишь. Вот ощущения — фу!

Сонливость, дурнота, кошмары... так к чему штурмовать? Пару глиняных курильниц внутрь (благо, конструкцию чуть ли не в палеолите изобрели), поджечь — и пусть нюхают. Впечатления и так будут обеспечены. Тем более, что казарма в поместье Ивельенов (Лейф поинтересовался) была в лучших традициях — деревянный сруб, проконопаченный, с тяжелой крышей и маленькими окошками высоко наверху, под крышей. Для вентиляции и дыхания хватит. А вот если с мальдонаиным семенем.... Потерпи немного — и иди на дело. Защитников и пушкой не разбудишь.

Трое скользнули к воротам. Не обязательно открывать центральные и начинать вопить 'на штурм!!!'. К чему?

Хватит просто открыть калиточку. А отряд ножками пройдет, тут сильно гордых нету...

Двадцать человек. На такой домик — за глаза.

Нет, будь это родовой замок Ивельенов, на их землях, с их людьми.... Это же было просто столичное поместье. Чтобы семья останавливалась в нем во время приезда пред королевские очи. Но опять-таки, к чему городить в пригороде замок?

Если на тебя король ополчился — тебя уже ничего не спасет. Хоть ты гору накопай! А если кто-то другой — им тоже так от короля достанется... нет, ну смуты, мятежи и прочее надо принимать в расчет, но тут как с лавиной — не увернешься — сам и виноват.

Поэтому — просто большой дом. Два крыла, балкон... местоположение старших Ивельенов определили по воплям детей. Младших еще придется поискать. Но по обычаю, они будут в другом крыле...

Тени скользнули во двор и принялись рассредоточиваться, согласно утвержденному плану.

И в дом. Где на крыльце уже стоит Ганц Тримейн.

Двое к Лорану Ивельену, двое к Питеру, один к Амалии, еще двое к детям... Ганц не собирался оставлять никого. Связать и увезти всех.

Если это заговор — надо быть втройне осторожными.

Увезти весь молодняк на допрос. Включая близнецов. Ничего, найдут им в Стоунбаге кормилицу, авось, с голоду не помрут. А сам Ганц...

А он перемолвится парой слов с Ивельеном-старшим. Этакий блиц-допрос.

Все прошло без сучка, без задоринки. Ивельенов вытащили фактически из постели — много ты в одной ночной рубашке навоюешь. Но Питера все равно профилактически приложили кулаком по затылку, а руки связали всем, включая и больную девочку.

Жестоко?

А ножом в горло от таких нежных-трепетных созданий не получали?

Вот у Ганца друг получил. Одного урока за глаза хватило.

Слуги сидели у себя по комнатам, как мышки. Дверь людской кто-то из вирман предусмотрительно подпер массивным столом, на который взгромоздили еще один — не сдвинешь. Только дворецкий попытался высунуться, получил по голове — и тихо отдыхал в углу, не возмущаясь более произволом.

Ганц достал кинжал и подошел к Лорану Ивельену.

— где бумаги?

— Вы хоть понимаете, что творите, — прошипел аристократ? — Я вас...

Дальше слушать стало неинтересно. Таких угроз в своей жизни Ганц получал — прорву. Присылали б на пергаменте — лавку бы открыл и торговал. Поэтому кивок Лейфу, кляп — и блеснул кинжал. Ухо вельможного аристократа, одного из знатнейших герцогов королевства, отделилось от черепа.

Хлынула кровь. Лоран весь выгнулся от боли.

Ганц подождал, пока он чуть придет в себя — и покачал ухом перед его глазами.

— Ивельен, к этому сейчас добавится второе. А потом пойдем вниз. Пальцы на руках обстригу, да и на ногах... и не только на ногах. Кое-что вообще отрезать буду в три приема. Ты что — не понял? Крести козыри — последнее выражение было подцеплено у Лилиан Иртон. — Мы все знаем. А начнешь упрямиться — прикажу убить твоих внуков. У тебя на глазах резать буду, медленно...