Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

Да, ученые такие ученые... Чуть не сказала — «британские», но нет, качество мышления и астральный диапазон почти идеально соответствуют дварфам. Пожалуй, и услышанное имя. Сигналю им: «Уважаемые!» — «Да-а?» — ну, точно, дварфийские интонации и их же гонор. — «Вы-таки умерли!» — «Не может быть!» — «Может, может! Я вообще тут что-то не наблюдаю живых» — «А я вижу только всякую муть...» — «Значит, катастрофа?» — «О, точно не знаю, но что-то пошло не так» — «А кто знает?» — «Торди, кто знает?! Премьер-министр должен знать? Уважаемый... уважаемая? Не подскажете, как мне связаться с премьер-министром?» — «А вот этого я не знаю, премьер-то ваш. Если он не мертв, не маг и не шаман — то никак. Если один из вышеперечисленных — то можно вызвать его, ярко представив личность, как если бы он был рядом с вами» — «Торди, ты можешь его представить?» — «Нет, учитель, это вы с ним общались» — «Да я... да он... Я с этим густронтом рядом срать не сяду! Нет, в мьеррш, вызывайте сами» — «Но как, учитель?» — «Ну, Торди... представь эту жирную задницу... э... то есть, кого-то серьезного и очень влиятельного» (Торди задумался) — «Представил?» (осведомилась я) — «О, да!» — «Тогда двигайся, куда тебя тянет» — «Сейчас! Мистрисс, держитесь!»

Было бы, за что держаться... Мыслей у парня много, да все чужие, но ничего, зацепилась за суть. Только тот, к кому меня привели, нисколько не напоминал официальное лицо, скорее, от него резко пахло магией, Тьмой и Смертью. Знакомый и чем-то родной запах.

Дождалась, пока он нас заметил. Спрашиваю:

— Это что за мир?

— Хирая, — был ответ.

— Ирайя? — ни хрена не похоже, на Ирайе были маги, и не один, а тут все, кроме моего собеседника — простецы или слабосильная малышня. — Погоди... Метки дай!

— Метки? — и картинка: каменный постамент, несколько десятков полочек с каменными чашками, горящие свечи. Поминальный алтарь.

— Метки... — говорю, и передаю картинку далекого Ладрогского хребта, маленьких домиков и пашен, скаковых ящеров под седлами, а, главное — явственный и плотный вкус магии, состояние энергетической наполненности пространства. — Да?

— Это? — в ответ упал вид планеты из космоса — голубовато-белый шар, окружённый кипящим эмоциональным хаосом.

Ну, это, конечно, может быть Ирайей, но вот взглянуть на нее из космоса мог бы только астронавт.

— Погоди... Мы говорим о разном? Ты — астролетчик? Или свободный дух?

— Астролётчик? — довольный хмык. — Можно сказать и так, — рядом с образом планеты возник космический корабль. Покрутился, приблизился... — А кто ты? Ты из тех, кого я призывал?

— Я? Я — Вийда. Умею ходить по мирам... и тонким тоже. Сюда через ментал пришла. Тебе нужна помощь?

— Помощь... — дух-астролетчик задумался. — Я скажу так: если хочешь попробовать спасти этот мир от нежити — присоединяйся.

— Нежити? — шо, опять? В своем астрале разгрестись не успела, так сюда вынесло. Впрочем, пока печально знакомых веретенообразных аур не видно. — Сейчас тут больше всего духов мертвых. Укажи мне на нежить.

Все-таки нельзя подходить к чужим мирам с собственными мерками, тут может быть несколько иное отношение к смерти, а уж классификация немертвых наверняка другая. Да на той же Ирайе встречается, как минимум, три взаимно перпендикулярных по этому вопросу мировоззрения...

Астролетчик наверняка на этом же споткнулся, и ненадолго умолк. Говорю:

— Просто дай ее вкус — или состояние, как наши маги говорят.

В ответ мне в лицо пахнуло образом зелёного дыма и тепловатого гнилостного запаха: Замерший Распад. Ну, да, отчетливо напоминает вонь из дыры, пробитой Пекрито.

— Хм... — говорю. — У нас было такое. С этим реально бороться. Можно — Пустотой (вспомнила опыт закрытия канала)... можно — смехом (посылаю состояние «освобождающего смеха», которое прогнало когтистых болеедов), а можно — моим источником (показываю «ветер мечты и свободы», сотворивший крепость Эйде). Что возьмешь?

Астролетчик излучает мне: «Пустота?» (образ бесконечно пустого космоса) «Смех? Источник?» — непонимание. Точно, технарь, точнее — техномаг, теорию состояний не изучал. Что ж, покажу.

На вопрос о Пустоте отвечаю: «Нет: состояние полного уничтожения», и выпускаю тонкую струйку канала в Ничтожащее Ничто, руну Оуу. «Смех» — убираю канал в Пустоту, касаюсь собеседника состоянием хохота, здорового смеха от осознания своей неуязвимости, принципиальной неразрушимости, бесконечного «я есьм». А вот мой источник, «ветер мечты и свободы» — убираю состояние смеха, даю — состояние ученого-исследователя, уцепившегося за хвост решения проблемы, ребенка, убегающего в темноту летней ночи, астронавта, ощущающего бесконечность космических пространств, дорогу, уходящую за горизонт. Потом — просто выпускаю тонкий канал от своего источника, осторожно касаюсь им техномага. Говорю:

— Это все — их изгоняет.

В ответ — недоверчиво:

— Изгнать насовсем из этой реальности туда, откуда они пришли? Всех?

Да еще и перебирает состояния, указывающие на мой Источник, вместо того, чтобы одновременно их ощущать. Второй раз объединяю состояния последнего понятия, проецирую на него с мыслью: «Какой непонятливый маг!» Говорю:

— Изгнать тех, кто не сможет его принять, — имея в виду «ветер мечты и свободы».

К крепости Эйде твари до сих пор приближаются с огромной опаской, «принюхиваются», как сказал арсэ Анвэлад. Дух-астролетчик некоторое время переваривает информацию, и, наконец, кивает:

— Да, я понял.

Ну, и славненько. Без подготовки меня тяжело понимать, все же, состояний сознания намного больше, чем их имен в любом языке. У техномага должны были возникнуть закономерные трудности.

Говорю:

— Тогда веди к ним. Я создам поле от своего источника, оно будет их вытеснять, а ты отстреливай сопротивляющихся. Тонкие каналы... как лазерное оружие. Если не хватит сил — пей из источника или я сама тебе передам, — и кидаю ему тонкий канал.

Астролетчик соглашается:

— Идём... И можешь называть меня Макс.

Ещё подумав, он страгивается с места и тянет меня на запах гнили и разложения.

Эта встреча, конечно, была случайной, но в результате произошло событие, которое определило не только последующую историю Хирайи, одной из трех частей нашего кластера, но и всей этой системы, а, учитывая дальнейшие решения Макса, так и судьбу соприкасающейся с ней первичной реальности. Но для меня в тот момент ситуация ощущалась не более чем очередной сложной задачей, которую обязательно нужно решить. Я пробежалась мысленно по состояниям, выбрала из них свой Источник и полностью открылась ему, стала его широкополосным каналом — как тогда, в джунглях Карода. Только теперь это были не струи-руки, теперь неструктурированное состояние, расширяющееся сферой, стало менять под себя пространство, делать его чуждым, неприемлемым для неживых-немертвых тварей. Макс, между прочим, хоть и ощущался ею, как «другой, непохожий на меня», но сфера приняла его спокойно, словно почувствовав дружеское плечо. На запах Источника подтянулись необычные для Хирайи существа — духи умерших, да, но разительно несхожие с местным рассудочным контингентом, я сразу почувствовала, что при жизни они были сильными магами. Хотя сил у них в таком положении оказалось немного, но здесь и сейчас это было не важно — мой источник обеспечивал регулярную заправку, а их искусное владение силой компенсировало то, что ее запаса духам хватало на одну-две атаки, после чего они снова ныряли в сферу Источника — «вздохнуть», пополнить запасы. Ой, как же их тут много! Даже удивительно, что при таком количестве магов нежить захватила мир почти полностью. Или к тому времени они уже были мертвы? И что тут случилось? Некогда думать — все догадки потом.

Макс повел нас в сторону усиливающегося Разложения, гнилостный туман сгустился до почти материальной плотности, а родные краски этого мира исчезли. А, вот и граница миров, барьер между разными законами природы, отличиями в сутях и состояниях. И дыра в нем, будто карстовая воронка. У дыры стоит длинная очередь душ, совершенно не сопротивляющихся, когда их туда затягивает... сила... нет, существо, закутанное в зелёное облако циклопических размеров. Ну и монстр, ёпрст... Макс хмыкнул, души магов замерли, разглядывая тварь. Да, силы в ней немеряно, даже мелкие божки такой на один зуб, не говоря уж о магах. Ну, так никто и не собирается испытывать судьбу и соблюдать рыцарский кодекс. Киваю Максу: «Карауль ее тут». Снижаю мощность выхода, увожу источник вглубь, прошу затаиться. Вхожу в состояние небытийного зеркала, прикидываюсь ветошью и обхожу очередь, а потом ныряю в зеленое облако. Вот и она, эта тварь. Точнее, творение, ибо представляет собой конструкцию размером с небоскреб, составленную из костей, гноя, ржавых железяк, трухи и густого смога, напоминающего иприт. Так могла бы выглядеть ожившая мега-помойка, перемешанная с братской могилой и опрысканная боевыми отравляющими веществами. Эгрегор медленного и неотвратимого распада, который отдергивает покрывало в мир желтого тумана, праха и гнили. У занавеси уже караулят добычу паукообразные монстрики и твари покрупнее, многие — с частями тела, напоминающими о гуманоидах, то ли сожранных ими, то ли переродившихся в них. И у этих тварей уже наготове какие-то плевательные трубки, исходящие прямо из горла, сети промеж лап, руки-гарпуны и глаза-присоски.

А вот хрен вам, а не жратва! Встаю на границе и открываю выход источника. «Перемен! Требуют наши сердца...» Резкий выброс, как гидродинамический удар. Мелких тварей по ту сторону границы сметает. Зеленый смог по эту сторону отдергивает, словно занавес в театре. «Перемен! Требуют наши глаза...» Хлещущий поток меняет законы реальности, подстраивает их под себя. Мегапомойка сперва ничего не ощущает, она слишком большая для этого, потом — удивлена, ошарашена, и теперь сама сгибается всей махиной и тянется ко мне — искажая реальность по-своему. Утишая ветер, уничтожая все цвета, кроме своего, уплотняя энергию в густые потоки и затягивая их в себя. Пропустив ее через себя, тварь выделяет изжелта-серую густую слизь. Однородную, уничтожающую различия.

Так ты у нас не тварь Хаоса, ты, оказывается, «за парядак»? Свой, однообразный, выхолощенный... А как насчет сложного порядка? Не люблю крайности, но придется. Что у нас наиболее упорядоченное? Строго самоподобные фракталы. Лучи ветра, стягивающиеся к твари, уплотняются еще больше, прорастая фракталами колючек, те, в свою очередь, прорастают тоже, структуры ветвятся, беспредельно усложняясь. Информации почти ноль, упорядоченность не меньше твоей, а сложность запредельная. Поглощение замедляется, тварь дрожит, искажается идущими изнутри волнами, окружающая ее реальность судорожно пульсирует, наводя на мысль об угрозе объемного взрыва — даже не твари, а измененной ею области. Уйй.... Меняю образ собственной силы, делаю ее жгучим смехом, все умаляющим, лишающим значимости любые действия противоборствующей стороны. Ветер завихряется вокруг мрачной фигуры, затирая следы ее воздействия. Я сама хохочу — и алые цветы смеха, хохочущие рты, раскрываются на струях свежего ветра. «В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен... Перемен! Мы ждем перемен!» Сознания, идущие за мегапомойкой, заражаются смехом, и многие хохочут вместе со мной — то, чему они следовали, теперь кажется им недостойным и незначительным. И Макс подхватывает эту волну, но его смех звучит иначе: не сжигающая насмешка, а здоровый хохот от осознания своей неуязвимости.

Для астральных хищников и паразитов это несъедобно, убийственно, как для нас огонь или кислота, оно растворяет тех, что помельче, да и более крупных ранит и отбрасывает. Только эгрегор стоит крепко, хоть и по уши в смехе, как скала в полосе прибоя, но уже никого за собой не ведет.

И то хлеб. Но дыра сама не закроется, тем более что на границе миров происходит форменная свалка. Сущности соседнего мира дергают полог в разные стороны: одни его закрывают, стремясь отгородиться от вредоносных лучей, другие стремятся вылезти и посмотреть, кто же ими плюется. Души магов решают противостояние в пользу закрытия, приходится даже одергивать увлекшихся, чтобы не оказались там, среди монстров.

— Ребята, — кричу. — Оставайтесь в нашем астрале. Не нужно кормить собой всякую дрянь, когда можно заняться полезным делом. Только заштопайте покрепче дыру. Приглашаю вас в крепость Эйде, она гораздо осмысленнее, чем любые посмертные убежища.

Не знаю, что они думают по поводу моего предложения, но из мира Долгого Распада на нашу сторону возвращаются все. Стягивают и сшивают края полога, устраняя прорехи реальности. Кто-то спешит на помощь мне и Максу, вплетая в смех свои голоса.

Эгрегор-помойка, эпитонома распада не сдается бушующим вокруг нее волнам чужой силы, но и потреблять ее он больше не может, смех — слишком острая приправа. И тварь закукливается, отгораживается собственной слизью от чуждых токов энергии, замедляя и почти останавливая внутри себя все процессы.

— Смотри, — ободряю соратников. — Гнилушка струсила — хочет жить!

Макс тут же оказывается рядом, моей радости он не разделяет и его мысли полны сомнения:

— Что с этим делать?

Частично бессловесной мыслью, частично — состояниями, и очень мало словами, отвечаю ему:

— Можно сильнее закутать ее, запечатать (печати есть), но это рискованно — когда-нибудь размотается этот шелкопряд; можно — если сил достанет — открыть канал во Тьму/Пустоту, отправить туда, после чего пережать канал (на это сил еще больше нужно).

Макс переходит на тот же способ общения, пока он ему непривычен, и поток информации медленнее, иногда прерывается:

— А сил уже не особо много... нооо если его замотать... а призраки останутся здесь... то через некоторое время сил воспитанных ими новичков хватит, чтобы утоптать его... куда-нибудь.

Не надо им здесь оставаться, без источника силы они мало что могут, а вот взять этот тонкий мир под контроль крепости Эйде — приемлемый вариант. Астралы-то у нас близки, местные духи при наличии силы могут ходить из мира в мир беспрепятственно. В Эйде напитались — сюда пришли, потратили силу — пошли на заправку. С таким источником энергии обучать местных живых им будет сподручнее. Заодно и моя сила тут укоренится, ученых-исследователей на Хирайе много.