Ар Мегиддо 1. Река вечности

Эти боевые повозки представляли собой зрелище в высшей степени удивительное. Четырёхконные, причём лошади запряжены попарно друг за другом. Длиннющее дышло расположено очень низко, на нём закреплён треугольный бронзовый таран. Чтобы удержать таран, конец дышла снабжён дополнительным маленьким колесом.

Ничего подобного никому из македонян прежде видеть не приходилось.

— Врежется такая в фалангу, уж переломает ноги... — встревоженно сказал Птолемей.

Александр всмотрелся вдаль, приложив ладонь к глазам козырьком.

— Простых двуконных больше. Наверное, они несут лучников, а эти придуманы против копейного строя.

— Никогда о таких не слышал, — покачал головой Птолемей, — может, специально против нас измыслили?

— Почему их не было при Иссе? В бою — понятно. Не очень-то поездишь по тамошнему болоту, да через реку. Но и в обозе ни одной. Такая колесница, поди, тяжеленная и неповоротливая. Если у Сабака они были, то никогда не поверю, что успели бежать. А если не было их там, то здесь откуда? Смотри, чешуя бронзовая по бортам, таран, как у триеры. Дорогущая.

— Говорят, Египет — страна сказочных богатств, — хмыкнул Птолемей.

Александр опытным взглядом оценил лошадей. Видно, что у посла левый жеребец в передней паре недавно заменён беспородным. А остальные три, как на подбор — белоснежные. Похожи на "аравийцев", но покрепче будут. Скорость и выносливость. И все в броне.

Если случится битва, то бросать на них "друзей" — плохая идея.

У каждого лук. И внушительный запас стрел припасён у бортов колесниц. Мечи длинные, донельзя странные, похожие на серпы-переростоки. Почему-то бронзовые. Даже полуголые воины Сабака дрались железом.

Вооружением чужаков странности не ограничивались.

На второй колеснице, стоял воин, облачённый в эллинский льняной панцирь. И обликом определённо эллин. Почему-то глаза прячет.

— Смотри-ка, — указал Птолемей, — уж не из аминтовых ли зайцев? Вот неймётся наглецу!

Аминта, сын Антиоха, македонянин, зайцем был отменным, бегал от Александра уже давно. Вхожий в ближний круг царя Филиппа, он водил дружбу с князьями Линкестиды, северной окраины Македонии. Эти князья числили себя никак не ниже македонских царей и претендовали на трон Пеллы. После убийства Филиппа (в организации которого их заподозрили) они попытались свалить Александра, упирая на то, что он вовсе не единственный наследник, но не преуспели. У Александра сторонников оказалось больше. Линкестийцев казнили, и Аминта, опасаясь такой же участи (хотя в заговоре он участия не принимал), бежал к персам. Сражался против бывших соотечественников на стенах Милета и Галикарнаса, уцелел при Иссе. Сколотил вокруг себя отряд недобитых наёмников и, по слухам, убрался в Египет, где поступил на службу к сатрапу Мазаку, сменившему покойного Сабака.

— Когда же мы их, наконец, приделаем? — злобно прошипел Птолемей, — второй год уже воду мутят, ублюдки. Из Египта их теперь выковыривай...

Александр нахмурился. Аминта похоже решил сделаться вторым Мемноном. Наёмник-родосец на службе персидского царя выпил немало македонской крови, но, хвала Зевсу, наконец-то, убрался в Аид. Аминта, значит, его место для себя приметил. И везде, где появлялись эти двое, они умудрялись организовать наиболее ожесточённое сопротивление Александру. Значит и Египет придётся брать с боем. Царь досадливо крякнул.

Если бы не эллин, пожалуй, можно было бы договориться, но этот, скорее всего, из непримиримых.

Царь всмотрелся в лицо предполагаемого соратника Аминты.

— Рожа знакомая... Как будто бы недавно мне на глаза попадался.

Переговорщики съехались.

Воин на передней колеснице, облачённый в бронзовую чешую, поднял невооружённую руку в приветствии:

— Харэкос, крауко аретаво равагета Алесанрас!

Александр сдвинул брови, пытаясь разобрать речь. Определённо варвар говорил на эллинском. Вернее, пытался, но уж очень слова коверкал. Однако смысл понять, хотя и с трудом, но можно.

— Что он сказал? — спросил Птолемей, — сравно добресть Александр?

Александр кивнул.

— Славный доблестью. А первое слово, надо полагать — "радуйся".

— А что значит "равагета"?

— Ты что, Лагид, забыл "Илиаду"? Если уж он выговаривает "добресть", значит "равагета" следует понимать, как "военачальник"[32]. И где он только такой дремучей старины набрался?

[32] Лавагет — военачальник в догомеровской Греции. Здесь Ипи Ранефер говорит на микенском языке, от которого в классический эллинский перешло множество слов, хотя и претерпевших значительные изменения.

— Ишь, ты, — хмыкнул Птолемей, — а он ведь знает, с кем говорит, имя назвал. Значит, решил с пренебрежением подойти: "военачальник Александр". Ну-ну.

Ипи терпеливо ждал, пока чужаки воспримут его приветствие. Они негромко переговаривались между собой. Наконец тот, у кого доспехи попроще, сидевший верхом на буланом, тоже дружелюбно вскинул руку и сказал:

— Хайрэ, стратиот! Су орас басилевс Александрос. Оук лавагет!

Ипи недоумённо взглянул на Анхнасира.

— Странно. Ему не нравится, что я назвал его военачальником?

Тот лишь пожал плечами.

— Ну ладно, пусть будет градоправителем. Интересно, каким городом он управляет, и царю какой страны служит? — Ранефер повернулся к чужакам и объявил, — ты видишь перед собой Верховного Хранителя Трона Священной Земли. Имя моё Херусиатет Ипи Ранефер, потомок Древней Крови. Я — Знаменосец Зелёных Вод[33] и жрец Маат.

[33] Зелёные Воды или Великая Зелень — Средиземное море. Титул Ипи означает, что он "адмирал" египетского флота.

Чужаки нахмурились, видно, что ничего не поняли.

— Ну что ж, — сказал Ипи, — назовёмся проще.

Он ударил себя кулаком в грудь и сказал:

— Ипи Ранефер!

Указал на поверенного.

— Анхнасир!

Предводитель акайвашта расстегнул ремешок и снял свой львиный шлем. Под ним обнаружилась копна светлых волос, большая редкость среди акайвашта, а уж о жителях Та-Кем и говорить нечего. Ипи отметил, что возрастом чужак не старше его самого.

Вождь всадников повторил жест Верховного Хранителя, представив себя и одного из своих спутников.

— Александр!

Понятно. Следовало ожидать. А темноволосого на буланом жеребце звали Пта-Ле-Маи.

— Су стратегос? Лавагет? — спросил светловолосый, — айкюптосфен?

Ипи усмехнулся. Ну, пусть будет военачальник. Не время сейчас объяснять чужеземцу все тонкости титулования Верховного Хранителя Трона.

— Именно так. Аутос.

Итак, представились. Ранефер повернулся к эллину и поманил к себе. Тот спрыгнул с колесницы и, понурив голову, вышел вперёд, остановившись перед Александром. Ипи обратился к Александру:

— Не сердись, доблестный Алесанрас, что мы пленили одного из твоих воинов. Мы насторожились, увидев чужое воинство так близко от Мегиддо, ибо решили, что ты и твои люди — союзники ванаки Кадеша. Вид твоих людей нам незнаком, вот мы и решили узнать, кто это столь дерзко вторгся в пределы земель, что ныне находятся под властью Двойной Короны. Расспросив твоего воина, мы поняли, что ты не союзник нашим врагам, — Ипи решил придерживаться этой линии, дабы проследить за реакцией пришельцев, — однако все ещё пребываем в неведении, кто ты, и кому служишь?

Какая-то дикарская пародия на эллинскую речь. Александр смог разобрать примерно половину слов, но звучали они поистине чудовищно.

"Ванака", как видно — "ванакт". Александр вспомнил уроки Аристотеля, знакомившего будущего царя с множеством наук и в первую очередь, конечно же, с историей. Сын Филиппа не ограничился расспросами о недавнем прошлом Эллады и Македонии. Его пытливый ум стремился вглубь, к самому началу начал, память о котором донёс до потомков слепой старик-сказитель, бессмертную поэму которого царь всюду возил с собой. Разбирая "Илиаду", знаток многих тайн мира, Аристотель, упомянул, что в древнейшем её списке, цари поделены на старших и младших. Старшие цари, Агамемнон и Диомед, названы ванактами. Прочие — басилевсами.

"С тех пор, как изгнанники Гераклиды вернулись на родину во главе полчищ дорийцев и опустошили ахейские города, ни один царь в Элладе уже не назывался ванактом. Измельчали цари".

"А почему этот титул не примет мой отец?"

Аристотель снисходительно улыбнулся.

"Филипп, без сомнения, весьма возвысился за последние годы и, достигнет ещё очень многого. Но добавит ли ему могущества пыльный венец Агамемнона?"

Александр не разделял мнения учителя, однако, став царём, не стал ворошить прошлое, дабы не раздражать лишний раз склонных к народовластию эллинов. Он хотел нравиться им.

Итак, из того, что царь смог понять, следовало — это войско, которое возглавляет Ранефер, совсем не ожидало встретить здесь Александра. Они ведут войну с каким-то царём по имени Кадеш. "Ванака Кадеш". Кто это? Может, один из царьков диких племён Арабии, лежащей за Антиливаном? И сюда добрались? Почему его тогда именуют "старшим царём"?

Царь обратил внимание на эллина. Может этот объяснит?

— Ты кто? Лицо твоё мне знакомо.

— Я служу в рядах щитоносцев, царь, — пробормотал тот, пряча глаза, — в декаде Теримаха, что в хилиархии храброго Гелланика. Эти люди пленили меня.

— Теримах! — воскликнул Птолемей, — этот тот парень, которого ты собирался судить за драку с иудеями.

Александр нетерпеливо отмахнулся.

— Как тебя схватили?

Тидей поёжился. Царь сверкал очами, словно молнии готовился метать.

— На марше присел в кустах... По нужде...

— О чём тебя спрашивали? Ты понял их речь?

— Кое-что... Они про тебя, царь, ничего не слышали и очень удивились, наткнувшись на нас.

— Не слышали? — глаза Птолемея расширились от удивления, — не слышали про нашу войну с Дарием, про Исс, про осаду Тира?

— Нет, — покачал головой Тидей.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Македоняне переглянулись.

— Может, это лотофаги? — предположил Александр, — в "Одиссее" говорится, что их остров лежит у берегов Египта. Потому эти люди и похожи на египтян. Они пьют вино из лотоса, которое дарит им забвение и освобождает от забот и суеты. Это объясняет, почему они ничего не слышали обо мне.

Теперь уже очевидно, что Ранефер приветствовал его по имени, благодаря допросу пленного. Значит, козни Аминты здесь ни при чём. Уже хорошо. Без него куда как проще договориться и разрешить дело миром. А почему обязательно должна быть драка? Если они действительно отстранённые от суетности мира лотофаги, какое им дело до Дария и "пурпурных"?

Лагид отметил, что царь оживился. Так уже случалось с ним, когда доводилось прикоснуться к осязаемой памяти времён, столь близких, благодаря мифам и гомеровым поэмам. Так было в Трое, когда Александр забрал себе щит Ахилла, несколько веков хранившийся в храме Афины Илионской и принёс жертвы на могильном кургане своего предка.

Царь посмотрел на Эфраима.

— А ты что скажешь?

— Если досточтимый Ранефер говорит на эллинском, то у него не слишком хорошее произношение, — дипломатично заметил проводник, — к тому же, как мне показалось, более привычен ему язык хананеев. Ощущается что-то такое...

— Вот как? А ну-ка, проверим...

Александр взглянул на Ипи и спросил:

— Скажи мне, доблестный Ранефер, ты служишь сатрапу Мазаку?

Настала очередь Ипи морщить лоб, пытаясь понять, что это за "Сат-Ра Ма-За-Ка". Александр, не дожидаясь ответа, повернулся к Эфраиму и приказал:

— Повтори на финикийском.

Иудей повиновался.

Услышав речь фенех, хотя и звучащую очень необычно, с трудом узнаваемо, Ипи понял замысел чужаков. Они предлагают общение на двух языках. Там, где не удастся понять слово, произнесённое на странном диалекте акайвашта, возможно оно же на языке фенех прозвучит более знакомо. Весьма разумно.

"Ты служишь правителю, именем Мазак, наместнику царя персов?"

Уже гораздо лучше. Осталось выяснить, кто же такие персы. Этот вопрос Ипи и поспешил задать.

Чужаки снова недоумённо переглянулись.

— Точно лотофаги, — твёрдо заявил Птолемей.

— Ты египтянин? — уточнил Александр, обращаясь в Ранеферу.

Тот утвердительно кивнул.

— И ничего не слышал о персах?

Нет, Ипи не слышал.

— Ты с острова Забвения? Лотофаг?

— Кто? — переспросил Ипи.

— Ты пить брага из лотос? — попытался объяснить Эфраим.

— Нет.

Александр некоторое время озадаченно молчал.

— Ладно, зайдём с другой стороны. Кто сейчас правит Египтом?

— Величайший Менхеперра.

Пар-аа Менхеперра.

— Пар-аа, — пробормотал Птолемей, — что-то знакомое. Это он, часом, не фараона так зовёт?

Александр бросил быстрый взгляд на Лагида. Вот ведь молодец. Похоже и верно, о каком-то фараоне речь.

Так. Значит, кому-то из потомков фараонов снова удалось освободиться из-под власти персов, как во времена Нектанеба[34]. Действительно, дела у Дария совсем плохи, самое время порабощённым народам сорваться с цепи. А то, что они не слышали про персов... Делают вид, что и не было никогда никаких персов? Дабы власть свою упрочить. Ну, как пытались ионийцы выбросить из памяти людской нечестивца Герострата, который храм Артемиды Эфесской спалил. Вот только одно дело предать забвению человека, и совсем другое — целый народ. Бред какой-то... Но ведь может вполне оказаться правдой. Поди, разбери этих варваров. Все у них, не как у людей.

[34] За семьдесят лет до Александра, правитель (номарх) Нижнего Египта Амиртей освободил страну от персидской оккупации и провозгласил себя фараоном. Однако эллинам и Александру куда более знаком фараон Нектанеб I, который правил позднее и весьма успешно воевал с персами, пытавшимися вернуть Египет под свою власть.

Нектанеб хорошо известен в Элладе, ибо против него на стороне персидского царя воевал знаменитый афинский полководец Ификрат, причём персам присутствие опытнейшего военачальника не помогло. фараон оказался сильнее. Египтяне, одержав победы в нескольких малых сражениях, воспользовавшись разливом Нила, полностью выдворили захватчиков из своей страны. Сменилось два фараона, Тах и ещё один Нектанеб, прежде чем персы вновь овладели Египтом.

Когда сыну Филиппа было всего три года, при дворе его отца жил Мемнон, известный наёмник, уроженец Родоса, будущий непримиримый враг Александра. В те годы, однако, родосец и не помышлял о вражде с македонянами. Наоборот, он считал их друзьями и с радостью воспользовался гостеприимством Филиппа, предоставившего ему убежище от гнева персидского царя Артаксеркса Оха, против которого родосец вздумал бунтовать (впоследствии он был прощён и снова стал служить персам верой и правдой). Родной брат Мемнона, Ментор, участвовал в подавлении восстания в стране Нила, оттого-то при дворе Филиппа все были неплохо осведомлены о тогдашних египетских делах.

Очередное падение власти фараонов произошло совсем недавно, пять лет назад. Дураку понятно, что теперь-то уж египтяне не смирились с утратой независимости. И при первой же возможности снова скинули персов. Интересно, кто возглавил новое восстание?