Джейкоб Холо "Дело "Дайсон"" (Гордиев отдел 5)

— Оно не имеет смысла. Веласко покончил с собой сразу после того, как появились новости о том, что Атлас выиграл контракт на рой Дайсона. Зачем ему убивать себя?

— Хороший вопрос. Это означает, что частью нашей задачи будет установление правдоподобного мотива самоубийства. Что еще?

— Я... — Паркс, казалось, на мгновение задумался, затем пожал плечами. — Нет, так оно и было.

— Понимаю. Нам понадобится доступ к телу и месту преступления.

Шатлен хлопнул по дверце коптера, и она открылась. Он сделал преувеличенный приветственный жест в сторону салона.

— Тело в вашем распоряжении.

— Я вызову один из своих дронов и приступлю к работе. — Нина открыла абстрактный интерфейс и начала вводить команды.

— Спасибо. — Айзек повернулся к полицейским. — Не мог бы кто-нибудь из вас показать нам место преступления?

— Паркс покажет. — Шатлен хлопнул абстракта по спине. Его рука, возможно, двигалась в воздухе, но его вживленное программное обеспечение было подключено к абстракту Паркса, чтобы создать иллюзию контакта, и аватар рядового, спотыкаясь, двинулся вперед.

Он повернулся к сержанту с обеспокоенным выражением лица.

— Продолжай. — Шатлен прогнал его прочь. — Это то, чего ты хотел.

— Думаю, вы правы. — Он бросил на Сьюзен еще один настороженный взгляд, затем покачал головой и сделал приглашающий жест в сторону коптера. От крыши коптера отделился беспилотный транспортер и направился к нему. — Идем. Нам сюда.

* * *

Айзек прошел через полицейское ограждение и обогнул стол в кабинете Веласко. Первым предметом, который привлек его внимание, было кресло с отсутствующим куском подголовника, за которым следовали неглубокие вмятины в полу и задней стенке, где сотрудники полиции Сатурна собирали образцы вещественных доказательств. Сьюзен и два робота последовали за ним, и Паркс материализовался рядом со столом.

— Давайте посмотрим, рядовой, — сказал Айзек, глядя на пустое кресло.

Тело Веласко и разбросанное содержимое его головы обрели форму в их общем виртуальном видении, наложенном на реальность комнаты. Айзек сделал глубокий вдох, затем медленно выдохнул, глядя на лицо мертвеца с разинутым ртом и открытыми закатившимися глазами.

Он не был новичком в том, что касалось смерти; за время работы с Равивом в качестве заместителя детектива ему приходилось сталкиваться с самыми разнообразными трупами, и этот опыт привил ему определенную степень черствости, когда дело касалось работы с ними.

Но это разоблачение не сделало его равнодушным к реальности. Он смотрел на конец жизни, конец чьей-то истории и почти чувствовал, как холодные пальцы смерти скользят по его позвоночнику. Несколько часов назад эта фигура была живым, дышащим человеком, но насилие лишило ее жизненной силы, превратив в инертный мешок с водой, белками, жирами и минералами.

Хуже всего ему казались органические тела. Напротив, в теле синтоида было что-то стерильное. Никакой крови. Никакой плоти. Никаких костей. Просто сломанный механизм, иногда завернутый в подобие органической жизни. Смерти абстрактов были еще более неосязаемы. У них даже нет тела, которое можно было бы восстановить, для этого просто нет данных в инфоструктуре.

Он предположил, что неизбежность органической смерти также повлияла на его чувства. Смерти синтоидов и абстрактов не всегда были вечными. Некоторые граждане решили сохранять копии своих коннектомов в банках данных для защиты от неожиданной смерти, но современная наука не предоставила такой возможности органическим гражданам, потому что переход от органического к синтетическому был путешествием в один конец.

Органические тела по-прежнему беспокоили его, по-прежнему вызывали в нем первобытный эмоциональный отклик, чувство грусти, потери и сожаления, даже если его опыт и профессионализм служили защитой от этих чувств.

Он пришел к выводу, что обладает пониженной чувствительностью, но не иммунитетом.

Он взглянул на Сьюзен. Она решилась на переход в синтоида в нежном возрасте двадцати трех лет, когда большинство людей совершают такой прыжок через сто лет. По мнению СисПрава, она даже не была совершеннолетней, когда Администрация прочитала ее коннектом. Она добровольно пожертвовала десятилетиями своей обычной жизни, чтобы превратиться в живое оружие, и это решение она никогда не смогла бы отменить.

Ему было интересно, сожалела ли она когда-нибудь о своем выборе.

Она присела на корточки рядом с кровавыми брызгами, положив руку на колено и вглядываясь в рисунок.

— Тут немалое количество брызг, — сказала она. — Чем он в себя выстрелил?

Паркс ответил не сразу.

— Патрульный? — подсказал Айзек.

— Что? — Паркс производил впечатление одновременно удивленного и растерянного человека.

— Агент Кантрелл спросила вас об оружии.

— О, — он поморщился и перевел взгляд на Сьюзен и обратно. — Веласко застрелился из пистолета PA7, заряженного патронами с разрывными пулями, отсюда и беспорядок. — Он постучал пальцем по абстрактной версии оружия на столе. Настоящий пистолет находился в коптере.

— РА7? — спросила Сьюзен.

— Тяжелый пистолет, разработанный компанией Попьюлар Арсеналс, — сказал Айзек. — Есть какие-нибудь намеки на то, как он раздобыл это оружие?

— Похоже, он сам распечатал его с помощью фирменной исполняющей среды. Я нашел производственный журнал, когда искал общедоступные файлы в информационной системе Веласко. — Паркс указал на стол. — Запись трехдневной давности, так что, возможно, он обдумывал самоубийство как минимум столько же времени. Он использовал действующее разрешение на многократное использование, чтобы скопировать оружие, и я нашел такое разрешение в его рабочей документации.

— Значит, оружие по закону принадлежало ему.

— Да, сэр.

— Однако я не припоминаю, чтобы видел разрешение или производственный журнал в папке с делом.

— Простите. Наверное, мне следовало отправить их, когда я открывал дело.

— Все в порядке. Просто перенесите файлы на мой робокоп, пожалуйста.

— Немедленно. Еще раз прошу прощения.

— Какой-нибудь старый принтер справился бы с таким оружием? — спросила Сьюзен.

— Нет, — ответил Айзек. — Паркс? Есть какие-нибудь соображения?

— Производственный журнал был изъят с одного из прототипных принтеров Атласа. При правильной авторизации подобная машина может распечатать почти все.

— И как один из старших инженеров Атласа, Веласко имел все необходимые права доступа. Действующее разрешение и принтер с неограниченным доступом, которым он мог пользоваться, когда хотел. Не похоже, что есть большая тайна в том, как он изготовил пистолет и покончил с собой.

— И все же остается открытым вопрос, почему. — Сьюзен встала и присоединилась к нему за столом.

— Мы можем начать с разговора с его начальником и коллегами. Возможно, они смогут пролить свет на этот вопрос.

— Его босс — Джулиан Боаз, — сказал Паркс. — Генеральный директор лично отвечал за проект Дайсон, поэтому Веласко подчинялся непосредственно ему. Кроме него, есть Леон Трачик, еще один инженер и один из двух человек, которые сказали, что разговаривали с Веласко непосредственно перед тем, как он покончил с собой. Второй — сотрудник, работающий по контракту, а не нанятый в штат. Он выступает в качестве консультанта по проекту. Его зовут Хорас Пэнгу.

— Мне жаль. — Глаза Айзека расширились. — Вы сказали, Хорас Пэнгу?

— Верно, — ответил Паркс, явно не понимая значения этого.

— Хорас Пэнгу, — повторил Айзек. — Вы хотите сказать, что Атлас нанял Волшебника пинбола?

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Кто этот "Волшебник пинбола"? — спросила Сьюзен, когда они остались одни в кабинете Веласко.

Паркс перешел обратно в квадрокоптер, явно испытывая облегчение от того, что избавился от Сьюзен.

— Это нелегко объяснить, — ответил Айзек. — Насколько тебе знакомо понятие "Почти-Промах"?

— Не очень. Кажется, я встречала это в своих заметках по культуре. Это важное событие в прошлом СисПрава, не так ли?

— Скорее, это событие сыграло решающую роль. Тогда чуть было не произошла всемирная промышленная авария, которая и так превратила большую часть Китая в шарики для игры в пинбол.

— Мне жаль. — Ее брови удивленно приподнялись. — Шарики?

— Да. Шарики. Китайцы экспериментировали с самовоспроизводящимися системами, и один из их тестов немного вышел из-под контроля. И под "немного" я подразумеваю "сильно". Рой мог бы уничтожить всех и вся на планете, если бы никто не вмешался.

— Но почему именно шарики для пинбола?

— На самом деле, я не помню точно.

Внезапно на плече Айзека появилась Кефали. — Вот, я займусь этим.

— Конечно, — сказал Айзек.

— Итак, вниманию всех присутствующих. Урок начался. — Рядом с Кефали появилась маленькая классная доска с картой Земли, и она постучала тростью по центру Азии. — Вспышка началась как производственный тест в Единой Азии, объединенном азиатском правительстве того времени, которое позже стало одним из государств-основателей СисПрава. Промышленные фирмы хотели посмотреть, смогут ли они быстро и дешево создавать простые объекты, используя самовоспроизводящуюся систему с очень низкими требованиями к базовым материалам. Они выбрали пинбол в качестве целевого продукта для тестирования, а затем запустили систему в работу!

— После чего рой вышел из-под контроля, — заключила Сьюзен с мрачными нотками в голосе.

— Ты права. В то время почти не существовало средств защиты от микротехнологических мутаций. На самом деле, теперь мы знаем, что команда разработчиков активно поощряла адаптивные мутации в попытке улучшить систему. К несчастью для них, одна из мутаций сделала все их команды выключения бесполезными.

— Итак, после того, как рой съел команду разработчиков и превратил все их кости в шарики для игры в пинбол, он прогрыз себе путь за пределы комплекса тестирования и распространился оттуда по материковому Китаю. Погибли миллионы людей, пока рой прокладывал себе путь через континент, оставив за собой кровавый след длиной в тысячу километров и шириной в семьдесят пять километров в самом широком месте.

— Рой продолжал мутировать? — спросила Сьюзен.

— Тебе лучше поверить, что так оно и было, и с каждой итерацией он становился все более опасным и устойчивым. Военные Единой Азии бросили на это все, что у них было, но он оказался слишком живучим, чтобы его могло замедлить что-либо, кроме ядерной бомбардировки.

К счастью, Соединенные Территории Америки и Европейский союз начали действовать примерно в то же время и вместе с самыми яркими умами из Единой Азии смогли разработать и внедрить неядерное решение проблемы роя. По сути, это был контррой, который модифицировал и обратил первоначальный рой против него самого. Командой, разработавшей контррой, руководили два ведущих пионера в области интеграции искусственного интеллекта: доктор Хорас Чжон и его личный ассистент, искусственный интеллект, который выбрал фамилию Пэнгу после того, как обрел самосознание.

— Мастера пинбола? — спросила Сьюзен.

— Более или менее, — сказала Кефали. — В то время эти двое раздвигали границы интеграции физического и абстрактного, открывая новые горизонты для коннектомов, как органических, так и искусственных. Они стали первым примером полной интеграции двух коннектомов, и в большинстве исторических источников упоминаются в единственном числе, либо как Хорас Пэнгу, либо как Волшебник.

— Почти-Промах, — сказал Айзек, — привел непосредственно к образованию СисПрава в... — Он сделал паузу в раздумье.

— В 2455 году, — вмешалась Кефали, — были подписаны статьи о консолидации пятью государствами-основателями: Объединенными территориями Америки, Европейским союзом, Единой Азией, Федеративными Государствами Африки и Лунным государством.

— Значит, — сказала Сьюзен, — СисПрава могло и не быть, если бы Хорас Пэнгу не остановил рой?

— В значительной степени, — сказал Айзек.

— И Хорас Пэнгу из "Почти-Промаха" — тот же самый, что и в Атласе?

— Это то, что сказал Паркс.

— Ничего себе. — Сьюзен покачала головой, ее взгляд стал отстраненным. — Это так отличается от того, как развивались события дома, хотя есть несколько интересных параллелей.

— Как так? — спросил Айзек.

— Там, где у вас был Почти-Промах, у нас была резня в Яньлуо.

— Звучит зловеще.

— Как и должно быть. Яньлуо был боевым искусственным интеллектом (ИИ), который вышел из-под контроля, захватил рой микротехнологий и проложил себе путь через Китай, Монголию и некоторые районы России. В конечном итоге он был подавлен безжалостной кампанией ядерных бомбардировок.

Айзек открыл было рот, чтобы сказать что-то вроде "Почему я не удивлен?" или "Конечно, Администрация была создана в ответ на злобный, склонный к геноциду искусственный интеллект. В этом есть смысл!", но потом передумал и остановил себя, прежде чем с его губ сорвался первый звук.

— У тебя был такой вид, будто ты хотел что-то сказать, — заметила Сьюзен.

— Ничего особенного.

— Ты уверен? Раньше я уже видела у тебя такую гримасу.

— Я не строю гримасу, — ответил он, скорее рефлекторно, чем по какой-либо другой причине, но затем спросил: — Какую гримасу?

— Ту, которую ты делаешь прямо перед тем, как подшутить надо мной. — Она пожала плечами. — Или над Администрацией.

— Ладно, допустим, — сказал он, нахмурившись, — Возможно, у меня были мысли в этом роде. Но, заметь, я ничего не сказал.

— На этот раз, — вмешалась Кефали, и Сьюзен усмехнулась.

— Ты не помогаешь. — Айзек уставился на свою интегрированную спутницу. — Послушай, как насчет того, чтобы вернуться к работе? Кефали, не могла бы ты организовать для нас первый раунд собеседований?

— Боаз, Трачик и Волшебник?

— На данный момент этого должно хватить.

— Что-нибудь еще?

— Я бы хотел, чтобы вы с Ниной просмотрели информационную систему Веласко. Возможно, там можно найти что-то большее, чем то, что обнаружил Паркс.

— Вы угадали, сэр! — Кефали отсалютовала с притворным энтузиазмом и исчезла.

Айзек покачал головой и вздохнул. Сьюзен подошла к нему.

— Итак, — начала она с лукавой улыбкой на губах, — что ты собирался сказать?

— Я оставлю это при себе!

* * *

Первое, что Айзек заметил в Джулиане Боазе, была его улыбка, грустная и "искренняя", и немного чересчур идеальная для данного момента, как будто Боаз хотел, чтобы все знали, что он рядом, что его плечо готово принять любого, кому нужно выплеснуть все это после самоубийства Веласко. Он мог даже похлопать их по спине и сказать "Ну-ну".

Это была такая искренняя улыбка.

Или, скорее, "улыбка, казавшаяся искренней".

Айзек намеренно заключил эти слова в кавычки, потому что он распознавал социальную маску, когда видел ее. Что бы ни происходило в голове Боаза, ни одна из мыслей или эмоций не достигала мышц лица без его разрешения. Он мог горевать, смеяться или бушевать внутри, но эта грустная, "искренняя" улыбка оставалась на его лице до тех пор, пока он не решал изменить ее.