Никто кроме нас -2

Делали они это крайне неуклюже из-за чего и были сразу же обнаружены невидимым Андрею наблюдателем. Шаги над головой стихли, а потом участились, перейдя в хорошо различимый частый топот бегущего человека. Спешащий предупредить своих, плюгавенький мужичонка лет сорока и охнуть не успел, как споткнувшись о выставленную ногу, с размаху "пропахал" носом добрых пару метров засыпанного пылью и обломками пола. Карасев навалился всем весом на так и не успевшего прийти в себя "языка", скрутил ему руки и запихал в рот в качестве кляпа собственную кепку. Штык от "маузеровской" винтовки, взятый в качестве трофея в памятном бою 22-го июня 41-го года с тех пор служил своему новому владельцу верой и правдой. После же страшных рукопашных схваток на Сталинградских улицах он и вовсе стал своего рода талисманом, который лейтенант наотрез отказывался менять на какой либо другой, пусть даже более удобный нож, несмотря на много раз подворачивавшиеся возможности. Теперь внушительных размеров клинок зловеще поблескивал перед расширившимся зрачком, широко раскрытого глаза ошалевшего от ужаса бандита, довольно недвусмысленно предостерегая его от необдуманных поступков.

— Т-с-с — предостерег Андрей — не шуми. Не надо. Сейчас я буду тебя спрашивать, а ты мне тихонечко кивать: да или нет. Ты все понял? Жить хочешь?

Пленник судорожно сглотнул, и робко кивнул в знак согласия.

— Вот и молодец — Карасев рывком поднял его на ноги, ткнув носом в стену, быстро охлопал карманы, выудил револьвер из-за пояса, немецкую гранату — "колотушку" и нож из-за голенищ порядком стоптанных сапог.

— Лейтенант, там баба вышла — заглянув в комнату, зашептал Барсук.

— Вас не видела?

— Нет.

— Значит, бабу не трогать, пусть идет домой, потом с ней разберемся. Продолжайте наблюдать за подвалом.

— Понял — кивнул партизан и моментально исчез.

Последующие десять минут Андрей потратил на допрос захваченного бандеровца. Мужичонка "ломаться" не стал и выложил все, что знал. Впрочем, знал он немного: в развалинах скрывались четверо, включая самого наблюдателя. Целей и задач группы он не знал, сообщил только, что руководил ею некий Василь Лысюк.

Услышав имя и фамилию главаря, Карасев даже не поверил своим ушам, такого совпадения просто не могло быть, но, тем не менее, все складывалось так, словно капризная Госпожа Удача дарила ему очередной шанс, которым нужно было только суметь воспользоваться.

Решение было принято и лейтенант, собрав свое небольшое воинство, приступил к его претворению в жизнь. Подтащив к входу в подвал связанного пленника, он ткнул его носом в стену, приставил к горлу лезвие штыка.

— Жить хочешь?

Бандит утвердительно замычал.

— Веди вниз.

Слегка подталкивая вниз по заваленным обломками кирпича и кусками штукатурки ступенькам уныло бредущего ОУНовца, Карасев осторожно двинулся вслед за ним. Замыкали шествие оба партизана, держащие наготове оружие.

Лестница, нырнув за угол, привела в темный, слабо освещаемый из узенького, больше похожего на бойницу окошка, коридор, метров через десять закончившийся довольно крепкой на вид, сколоченной из толстых дубовых досок дверью.

— Сейчас вызовешь сюда Лысюка. Сделаешь, как я сказал, останешься жить. Будешь дурить, перережу тебе глотку. Понял?

Дождавшись ответного кивка, вытащил кляп.

— Зови.

— Василь! — голос бандита звучал глухо и надтреснуто — Вичиняй! То я Серко!

За дверью послышались шаги и сухой кашель. Грохнул засов и дверь начала с легким скрипом открываться. Понуро стоящий перед ней Серко, вдруг словно опомнившись, неожиданно встрепенулся и визгливо заорал: "Хлопци! Москали! Хлопци!...".

Андрей быстро полоснул его клинком по горлу, одновременно отбрасывая в сторону булькающее кровью тело, и вцепился в начинающую закрываться дверь. Хлопнул выстрел, и бросившийся было ему на помощь Рамкин, вдруг резко остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и стал медленно оседать, сползая спиной по стене. Над ухом трижды оглушающее грохнул парабеллум Барсука. Воспользовавшись тем, что сопротивление резко ослабло, рванул дверь на себя.

— Граната! Берегись! — в проем летит трофейная "колотушка" с не взведенным взрывателем.

Карасев прыгнул следом, одновременно вытаскивая из кармана пистолет. В небольшой, озаряемой лишь тусклый огонек керосиновой лампы комнатушке суматошно заметались тени.

— Барсук! Не стрелять! Я сам!

Адреналин бушует в крови, гулко стучит в ушах, но сознание работает четко, холодно фиксируя малейшие изменения в обстановке и "просчитывает" ситуацию. Слева на полу начинает шевелиться и поднимается человеческая фигура. В полутьме всплывает белый овал лица, длинные, темные волосы, черная полоска усов над верхней губой. Автоматически вскидывается рука с пистолетом, указательный палец давит спусковой крючок.

— Тах — тах — выстрелы больно хлопают по барабанным перепонкам, и тело врага, дернувшись, с шумом валится обратно.

Совсем близко дважды грохочет пистолет главаря. Того-самого, что любой ценой должен быть взят живьем. Первая пуля свистит совсем рядом, с треском врубается в толстые доски дверного полотна за спиной. Вторая сильно дергает рукав пальто, но тоже проходит мимо, с визгом рикошетируя от древней кирпичной кладки замкового подвала. ТТ со стуком падает на что-то деревянное, для дальнейших действий руки должны быть совершенно свободны. Шаг вперед и влево предельно сокращает дистанцию, одновременно уводя с линии огня. Правая ладонь перехватывает руку противника с пистолетом, выкручивая ее, левая, нанося расслабляющий удар, наотмашь хлестко бьет по глазам и переносице, дезориентируя противника, заставляет его забыть о сопротивлении. Поворот корпуса и бандеровец со страшным грохотом летит на пол. Дальше все просто: резким движением развернуть его лицом вниз, усесться верхом и заломив руки за спину скрутить их куском специально припасенной для этой цели бечевки. Дело сделано.

"Спеленав" пленника, он поднялся, взяв с большого, занимавшего казалось большую часть невеликого помещения, стола керосиновую лампу и по очереди оглядел лежащих на полу бандитов. Тут, что называется, было без вариантов. У того, что открывал двери, были два ранения в грудь, одно в живот, он все еще хрипел и пускал кровавые пузыри, но явно, это уже была агония. Второго, выпущенные Карасевым пули уложили сразу наповал.

У входа Барсук сидел на корточках возле лежащего у стены тела своего товарища.

— Ну, что с ним?

Партизан только покачал головой, молча стянул шляпу и провел подрагивавшей рукой по лицу Рамкина, закрывая широко распахнутые неподвижные глаза.

— Не надо его здесь оставлять — не глядя на лейтенанта, негромко попросил разведчик.

— Не будем. Этот потащит — Андрей кивнул на связанного главаря.

— Нет. Я сам.

— Хорошо. Сейчас я все здесь осмотрю и уходим.

Обыск захваченного помещения особых результатов не принес, и вскоре, собрав трофейное оружие, унося тело погибшего товарища и подталкивая впереди себя связанного "языка" группа выдвинулась к лесу и буквально растворилась в начинающих сгущаться вечерних сумерках.

Глава 7

— Ненавижу! Я пока живой, резать вас москалей клятых буду! Зубами глотки рвать! Ничего я вам не скажу... — пленник не бился в истерике, не кричал. Нет. Он шипел по-змеиному, а глаза его горели лютой, неистребимой, казалось сжигавшей его самого изнутри ненавистью.

— Отрезался ты уже — махнул рукой Вакуленчук — ты сам-то уже практически труп, неужели еще этого не понял? Да и спрашивать я тебя ни о чем не буду, я и так все знаю. Вот объясни мне лучше, тебе-то, чем Советская власть так не угодила? Всю жизнь на панов хребет ломали, пришла Красная Армия, освободила вас, другой бы благодарен был, а в ответ, что? Сначала в бандиты подался, а потом и вовсе фашистам служить пошел. Они семью твою под нож пустили, а ты служишь им верой и правдой, сдохнуть вот даже готов. Ради чего только?

— Брешешь! — взвился Лысюк — брешешь тварь! Я все знаю! Это же ваши псы всех родных моих безвинно порешили. Мать, батьку, сестренку малую и ту не пожалели! Хату спалили! А за что? За то, что меня под ружьем в лес свели?

— Вон как. Ты слышал лейтенант? — особист повернулся к сидящему у стола и молча наблюдающему за разговором Карасеву — видишь, как все можно кверху задом перевернуть.

— Если я тебе расскажу, как все на самом деле было, ты мне не поверишь? — Андрей поднялся, подошел и встал напротив бандеровца — не поверишь, что я с отцом твоим вместе тогда всем могилу копал, вот этими самыми руками, чтобы их похоронить. Мать, брата с женой. А рядом с ними еще одну. Для командира и друга моего, они, между прочим, погибли, когда семью твою от фашистов защищали.

Лысюк вздрогнул как от удара. Поднял глаза, испытующе посмотрел на стоящего перед ним офицера, немного подумав, упрямо мотнул головой.

— Ну, я так и думал, оно ведь и легче так жить верно? Если неудобную для себя правду в упор не замечать — усмехнулся Андрей, и переглянувшись с Вакуленчуком, вышел на улицу.

То, что он должен был сделать, не нравилось ему категорически, девчонка и без того слишком много пережила, но на другой чаше весов лежала возможность быстрого уничтожения банды Зеленого, а это значило десятки, а может даже сотни а то и тысячи спасенных человеческих жизней. Поэтому если какие-то сомнения и отвлеченные размышления о цене пресловутой слезинки ребенка и возникали, они были загнаны куда-то глубоко, в самые дальние уголки души, до мирных времен, если конечно ему суждено до этих самых времен дожить. Сейчас на первом плане была война: тяжелая, порой грязная, но такая необходимая работа.

Марийка вернулась в отряд еще вчера вечером, принеся информацию от Седого, и сейчас крутилась возле кухни, помогая хлопотавшим возле больших котлов женщинам.

— Здрасте дядь Андрей — улыбнулась она, увидев подходящего оперативника.

— Привет Маришка. Отдыхаешь?

— Ага. А, шо надо опять куда-то идти?

— Зайди к товарищу Вакуленчуку. У него к тебе дело. И вот, что — Карасев положил руку девочке на плечо, заглянул в не по детски мудрые глаза — там твой брат.

— Василь?! — в глазах ребенка плеснула радость, но взгляд тут же потух, стал напряженно тревожным — но он же... .

— Ты зайди — лейтенант погладил заплетенные в косы, русые волосы — поговори с ним.

Он проводил взглядом спешащую к землянке особиста худенькую, тонконогую фигурку в несуразно огромных башмаках, и покачав головой, пошел следом. Заходить внутрь не стал, сел на стоящий у стены чурбак, привалился спиной к шершавым, пахнущим смолой бревнам и под мерное поскрипывание снега под сапогами вышагивающего туда-сюда часового, полуприкрыв глаза принялся наблюдать за царящей в лагере будничной суетой.

Над белыми бугорками спрятавшихся под снежным покрывалом землянок курились белесые дымки топящихся буржуек. У длинной, крытой лапником коновязи группа партизан обихаживала пофыркивающих, хрупающих сеном лошадей. Другие бойцы кучкой столпились рядом с инструктором, проводящим занятия по минно-взрывному делу. Прошагал разводящий, ведущий смену стоящим на постах и в секретах часовым. В общем, партизанская база жила своей обычной жизнью.

— Дядь Андрей! Дядь Андрей! Вас Федор Александрович зовет — Марийка потормошила лейтенанта за плечо, вытерла рукавом заплаканные, красные глаза — Василь... Вы ведь ему поможете, правда? Ну, он же не враг. Его заставили... .

Карасев ничего не ответил. Что отвечать этому ребенку он просто не знал. Просто поднялся и направился в землянку.

Лысюк сидел на том же месте и в той же позе, вот только во взгляде, который он поднял на вошедшего лейтенанта, уже не было той жгучей ненависти. Только горечь и пустота.

— Вот — особист мотнул в его сторону головой — сказал, что говорить будет только с тобой.

— А что ж не поговорить, если желание есть — усмехнулся СМЕРШевец — давай потолкуем.

— Ну, вот и побеседуйте пока, а я пойду воздухом подышу — Вакуленчук, не торопясь свернул самокрутку, и прикурив, вышел на улицу.

После его ухода в землянке на несколько минут повисла тишина, нарушаемая лишь легким потрескиванием поленьев в печи.

— Что со мной будет? — первым нарушив затянувшееся молчание, негромко, глядя куда-то в пол, глухим голосом спросил Лысюк.

— А ты сам не догадываешься?

— Да уж догадываюсь.

— Жить хочешь?

— Нет, теперь не хочу. Да никто и не позволит. Крови на мне много.

— Понимаешь, значит — кивнул Карасев — так чего ты хочешь?

— Я отдам вам всех. Зеленого только мне оставьте. Вот тебе крест, нашей встречи он не переживет. А потом как Бог даст. Как там у вас? По закону военного времени. Только сестру не трогайте. Не причем она.

— За сестру не переживай. Она действительно не причем. Насчет Зеленого ничего не могу обещать. Ты согласен помочь?

— Хорошо — после недолгого молчания согласился пленник — что знаю, скажу. Спрашивай.

— Состав и цели группы?

— Четверо нас было. Нашей задачей было поддерживать связь с агентом и наблюдать.

— За партизанами?

— За ними тоже. Но это не главная задача.

— Немецкая засада ваших рук дело?

— Не знаю, может быть — пожал плечами бандеровец — я с немцами не знался. Информацию передавал Зеленому, а, дальше, то не мое дело.

— За кем еще вы наблюдали?

— Ляхи. Краевцы. В этом районе два месяца сидел их отряд. У нас было с ними несколько стычек. А потом мы их отсюда выбили. Мне была поставлена задача: узнать, что они здесь делали и куда делись. А еще про немку разузнать.

— Какую немку? — насторожился Андрей.

— Важную. Очень важную. Офицершу. Она, говорят, пропала как раз месяца полтора назад.

— Ну и как, узнали?

— Да. Кое-что. Взяли как-то одного ляха, поначалу все отмалчивался — хмыкнул Лысюк — все героя из себя корчил, да только у Зеленого есть мастера, языки развязывать. Все рассказал. Эта группа должна была перехватить машину с немецкими офицерами. Подкараулили на дороге, хотели взять без шума, да только, что-то не получилось у них. Стрельба поднялась, двоих германцев застрелили, а баба эта, офицерша, сбежала, как сквозь землю провалилась, вот они и крутились в нашем районе, искали ее.

— Понятно. Ну и как, нашли?

— Они нет.

— А вы?

— И мы тоже. Никаких следов.

— Где базируется банда?

— Ты мое условие слышал.

— Слышал. Только такие решения здесь не я принимаю. Сам должен понимать.

— Понимаю, не дурной. Вот и растолкуй там, кому надо. Я вам сотню, вы мне Зеленого. Или больше вообще ничего не скажу. Мне терять нечего, все равно подыхать. Христом Богом прошу, дай умереть по-людски! Ничего больше не надо.

— Поживем, увидим — философски заметил Карасев. Он поднялся, крикнул часового и передав ему с рук на руки пленного вышел на улицу.

Яркий после полутьмы землянки солнечный свет резанул по глазам, легкий морозец принялся деловито пощипывать щеки и уши. Проморгавшись, Андрей окинул взглядом лагерь, ища особиста, и увидел его у соседнего блиндажа о чем-то беседующим с группой партизан.