Прекрасный новый мир (Мв-23)

-Анна Петровна, милочка, а вам не кажется вы кое-что упустили? — спрашивает Ахматова — "моя свобода кончается там, где начинается свобода другого", для толпы это верно. Вы согласитесь, что нельзя назвать счастливым общество, где даже есть материальная сытость и изобилие, но люди пребывают в духовном рабстве — внутреннее, оно пожалуй еще страшнее, чем внешнее? Для гарантии, чтобы этого не случилось, обществу нужны маяки — те, для кого "свобода ограниченная", это примерно то же, что "немного беременная". И ради того, чтобы необходимый накал свободы в обществе не угасал, полезно терпеть свободомыслие тех, кто уровнем выше, чем толпа. Конечно, если они не призывают к беспорядкам.

Так тут грань слишком тонкая! "Лев Толстой своими проповедями колеблет царский трон", помните? Достаточно того, что у нас сейчас не ежовские времена, когда "неважно что ты имел в виду и чья это цитата, главное, как это поняли другие! Если поняли не так — значит, ты вёл антисоветскую пропаганду". К сожалению, такая тогда была практика, уважаемая Анна Андреевна — и время другое, СССР как осажденная крепость накануне большой войны — наверное, тогда и Льва Николаевича пустили бы по тому же конвейеру, доживи он до того и попробуй "не молчать". Но обстановка стала другой — и по конвейеру, в лагерную пыль пошли те, кто выносил такие приговоры. И сейчас мы можем позволить, скрепы еще отпустить — поскольку вы правы, нам нужны не рабы, а те, кто с нами осознанно — но если завтра снова будет война... Скажите, справедливо ли расстреливать человека на месте за сказанные им слова?

-Конечно нет — возмущается Ахматова — ну, если только при фашистской диктатуре.

Ага — вот ситуация: Москва, октябрь сорок первого. Некий гражданин, собрав толпу, говорит, что "не надо бояться, немцы цивилизованная нация, они всех накормят, и будет порядок". Наверное, он не был немецким шпионом — ни один шпион так раскрываться не станет. Но подходит патруль — и вам дальше объяснять, что с этим человеком сделали, без всякого суда, на месте? Вы скажете, что это было неправедно?

-Тогда время было другое. Буквально — враг у ворот!

То есть, вы согласны, что безопасно допустимый уровень свободы в обществе — не является абстрактной величиной? То, что дозволено в одних условиях, преступно и наказуемо в других. Кстати, за этого несознательного гражданина можете не опасаться — вот если бы он мне это в лицо сказал, тогда можно было подвести под оскорбление, а так... У нас все же не нравы их благородий — "эй, ты кого имел в виду, столь гнусно ухмыляясь?". И я не помню, чтобы классик, сочинивший про "господина искариотова", был в СССР под запретом. Кстати, признаюсь в своем невежестве, кто он — Белинский, Добролюбов, или еще кто-то из наших вольнодумцев прошлого века?

-Ошибаетесь, милочка — улыбается Ахматова — идея была взята у француза Беранже. Ну а этот стих, автор "в переводе", Василий Курочкин. Был очень известен в свое время, как журналист, писатель, переводчик — а еще, один из руководителей первой "Земли и воли". Умер в 1875 году, и было ему всего сорок четыре.

Вот честно, не знала! Но значит, и у французов было такое, при их "либерте, эгалитэ" — чего же вы от дремучих русских хотите? Ну а Курочкин... странно, что не слышала я эту фамилию, ни в истории революции, ни в истории литературы. Умер не старым — на каторге, или в тюрьме? Как там у Некрасова — "путь славный, имя громкое, народного заступника — чахотка и Сибирь".

— Нет, хотя в тюрьме он сидел — пару месяцев, после выстрела Каракозова в царя, причем совершенно без вины. Тогда арестовали многих писателей и поэтов, известных прогрессивными взглядами, почему-то решив, что они связаны с покушением, однако же, не найдя доказательств, их освободили. А про его участие в "Земле и Воле" так и не узнали — организация была хорошо законспирирована и так и не раскрыта, — отвечает Ахматова. — Сатирический журнал Василия Курочкина "Искра" был тогда известен в России не меньше, чем "Колокол" Герцена или "Современник" Некрасова. Первые "землевольцы" в отличие от народников следующего десятилетия в народ, к крестьянам, не ходили, деятельность их в основном заключалась в печати и распространении пропагандистских прокламаций и устной агитации среди образованных классов, студентов, армии и городского населения. Они ждали, что в 1863 году, после окончания срока действия уставных грамот крепостным, по всей России само собой поднимется мощное крестьянское восстание, к которому, возможно, присоединятся восставшие войска — и надеялись его возглавить, чтобы добиться революционных преобразований в стране. Ну а в "Искре" под видом переводов нередко выпускали довольно вольные переложения историй на российские реалии — так было легче пройти цензуру.

Ага, знакомо! Как в то же время "марш Домбровского", "еще Польша не сгинела", в таком же "переводе" Чубинского превратился в "ще не вмерла" бандеровских тварей — и кстати, на мой взгляд, намного хуже оригинала. Но Курочкин... все же, если он был не просто революционером, а одним из вожаков, отчего я про него не слышала? В отличие от других, именами которых в СССР называют "пароходы, строчки и другие добрые дела"?

— Наверное, потому что историю пишут победители — ну а та, первая, "Земля и воля" с самого начала избрала неверный путь. Кто-то из ее руководства был арестован, кто-то бежал за границу, кто-то решил отойти от участия в движении, найдя бесперспективным — ну а когда стало ясно, что ожидаемого восстания не будет, оставшиеся руководители объявили о самоликвидации организации. Однако же Курочкин до конца жизни продолжал бичевать самодержавие через сатиру — пережил свое отстранение с должности редактора "Искры", и наконец, закрытие властями самого журнала, что стало для него тяжелым ударом. Последние два года жизни он кое-как зарабатывал писанием для чужих газет и журналов, и выглядел надломленным человеком, тенью себя прежнего. Хотя о его участии в тайной революционной организации власти так и не узнали, девять лет он оставался под тайным полицейским надзором за "вредное направление" деятельности и приравнивался по своей опасности для самодержавия к Некрасову и Чернышевскому. Надзор с него сняли лишь за год до смерти, хотя умер он по случайности — врач по ошибке дал ему слишком большую дозу морфия в качестве снотворного. Но все же, вам не кажется, что царская власть была более терпима к инакомыслию — разве можно представить, чтобы у нас сейчас дозволили издавать журнал, хоть как-то критикующий коммунизм?

Пожимаю плечами. Для Анны Андреевны, как творческой личности, во главе всегда свобода — ну а прочее, по необходимости. Ну а я, при всем уважении к поэзии и прочей лирике, ощущаю себя человеком государственным, и считаю, что прежде всего должен быть порядок — а свобода, в той мере, в какой его не подрывает. Нельзя ведь представить сильное и процветающее государство без армии, особенно в окружении враждебных соседей — а враг внутренний, вне зависимости от идеологии, для страны столь же опасен, как и внешний.

-А помните, Анна Петровна, я вам говорила, что не носили дамы по вечерам больших шляп — Ахматова предпочитает сменить тему беседы — на известной картине, образ соответствует скорее Прекрасной Даме из других стихов Блока, а не его же Незнакомке. И шляпы надевали поверх прически, а не распущенных волос.

Ну, если подумать — так в те времена, дамы вечером уже не прогуливались по бульварам, а шли в театры, ресторации — где огромные головные уборы просто мешали, и публике, и им самим. Так у меня поля всего лишь в ширину плеч — в пределах удобства. А прическа нужна, чтобы булавки воткнуть и шляпу не сдувало, при такой парусности, мне это хорошо знакомо — но иногда проще время на прическу не тратить, особенно если ветра нет — ну а когда я не на службе, а вместе с моим Адмиралом, то всегда волосы распускаю, поскольку знаю, что нравится ему так, даже если дует, могу шляпу на голове и рукой придержать. Хотя Лючия меня подбивает на эксперимент — нацепить на голову что-то размером с колесо, как это будет выглядеть и как публика примет? Может быть и попробую когда-нибудь.

Ладно — довольно на сегодня дел, хочу хоть на часок ощутить себя Прекрасной Дамой того далекого века! Послушать поэтов, шуршать шелками, и съесть наконец этот салат, "настоящий оливье".

С. Д. Мешман, заместитель главврача по медицинской части, Валдайская психиатрическая больница

Случай действительно интересный — в том плане, что различные симптомы тут словно наслаиваются друг на друга.

Больной поступил к нам в октябре 1950, точную дату надо в документах уточнить. Поступил в чрезвычайно тревожном состоянии, близком к панике, к которому позже прибавилась хроническая депрессия — но это частые спутники ретроградной амнезии. Поначалу был малоконтактен, всего боялся, но чего, кого — не ясно. Первичный диагноз, поставленный в новгородской больнице, был — черепно-мозговая травма после дорожного происшествия (сбития машиной), в результате чего пациент потерял память. Физически был уже совершенно здоров — но не мог назвать нынешний год, месяц и число, вспомнить, как попал в Новгород. Да, я помню, как им поначалу и милиция интересовалась, и даже ГБ — но не установили за ним ничего криминального, не числится в розыске, ну а для иностранного шпиона, такая игра просто невероятна.

Поскольку достоверно определено, что он не симулирует — лишился памяти о многих обычных сторонах повседневной жизни. К примеру, обычная перьевая ручка, которую все знают с детства, со школы, если не раньше — он осматривал ее с явным удивлением, как предмет смутно похожий на что-то знакомое, но все же не знакомый. Совершенно не знал, что такое промокашка и для чего ее используют. Вот карандаши он узнал. Но вообще писал плохо, словно никогда не учился чистописанию и не писал ничего сам очень давно. И это при том, что он был совершенно грамотным человеком, то есть не мог не учиться в школе! Возможно, он даже был хорошо образованным человеком, хотя тут сказать труднее, так как некоторые школьные знания у него сохранились в памяти неплохо, а другие или отсутствуют совсем, или заменены ложными воспоминаниями — как, например, с историей. Неплохо помнит Древнюю историю, Средние века, а вот в Новой истории уже есть пробелы, а особенно в Новейшей, и чем ближе к настоящему времени, тем больше. Представьте себе, он не помнил дату победы в Великой Отечественной Войне! И вообще помнил о ней немного, как, впрочем, и о Гражданской. Также большое удивление у него вызвало упоминание о дружественных отношениях СССР и Ватикана, операции по спасению папы во время войны, освобождении от фашистов Италии... Его представления о наших отношениях с Католической Церковью словно так и застряли где-то на довоенных позициях... Мало того, он иногда по ошибке называл Ленинград Петербургом, хотя обычно потом спохватывался и исправлялся — потому что уже узнал, что сейчас город называется Ленинградом.

Да, так вот, несмотря на явное наличие образования и грамотности — впрочем, и тут он писал порой не без ошибок — было похоже на то, что он частично потерял навык письма. Обычно же, хорошо выученные навыки при ретроградной амнезии сохраняются. Хотя в тысяча девятьсот сорок третьем году был случай, когда человек в результате ранения головы потерял все свои полученные за жизнь знания и навыки — полностью — но у него был физически поврежден мозг с утратой его части. Кстати, бедняга так и не смог восстановить память, ему пришлось заново учиться азам грамоты, и это при том, что и запоминать что-либо после ранения ему стало весьма трудно, говорить-то он не разучился, но вот мыслит и понимает чужую речь теперь гораздо медленнее нормы... Но я отвлекся, простите. Так вот, у нашего же пациента, несмотря на черепно-мозговую травму, проведенными нами процедурами (в медкарте все подробно) не нашли органических патологий. Однако ему казалось незнакомым и многое другое, не только ручки и промокашки. Печки, некоторые детали одежды, другие мелочи быта. Что касается трудовой терапии... Знаете, в нашей больнице для нее до сих пор не так много возможностей. Женщины чинят белье, мужчины помогают в строительных работах, заготовке дров в лесу, на сенокосах в подсобном хозяйстве и колхозе рядом, есть также небольшая сапожная мастерская. Он не умел ничего. Даже пришить пуговицу. Более того, казалось, он и иголку-то в первый раз в жизни видит. Хотя он, вроде бы, понимал, что это и для чего нужно — в отличие от наперстка, о смысле которого вообще не догадался! Точно так же и сапожное дело вызвало у него изумление — он почему-то полагал, что вся обувь выпускается только на фабриках, на каких-нибудь станках.

Да, печатающая машинка. Это странно, но именно она сразу показалась ему знакомой — тоже лишь отчасти, он не имел никакого опыта в чистке и уходе за машинкой, во вставке бумаги, но именно печатать у него получалось неплохо, тут явно был наработанный навык. Хотя тоже какой-то странный — буквы на клавиатуре находил легко, а силу удара по клавишам контролировать не умел, и "перевод каретки" тоже поначалу забывал нажать.

Умел играть в шахматы — вот это знание сохранилось у него полностью. Возможно, прежде он ходил в какой-нибудь кружок или секцию.

Но общий итог лечения этого пациента был не очень утешительным. Восстановить память о его биографии так и не удалось, там до сих пор зияют или дыры, или ложные воспоминания, заменившие настоящие. Когда с ним удалось немного наладить контакт, он описывал своих родителей и называл их имена, вспомнил, где жил с ними, в какую школу ходил. Так вот — ничего этого не существует. Нет в Ленинграде школы с таким номером, такого ВУЗа, а по названному адресу, где якобы жили его родители, на самом деле располагается дача довольно высокопоставленного лица из ленинградского Обкома Партии. Естественно, люди с именами его родителей там никогда не жили. И возможно, именно из страха узнать ложность оставшихся у него воспоминаний он и не особо стремился делиться ими...

Но что хуже всего, мне показалось, что наш пациент в итоге сдался — он махнул рукой и перестал пытаться работать над собой, чтобы вспомнить что-то еще, перестал пытаться разобраться в своих воспоминаниях, какие из них истинные, а какие ложные. Впрочем, возможно, и мы действительно уже сделали для него все, что могли... ведь при ретроградной амнезии бывают случаи, когда память так и не удается восстановить до конца жизни. Или же она позже возвращается сама собой. В подобных случаях остается постараться помочь больному снова вжиться в покинутое им общество и выписать его, что мы и сделали. И похоже, что его нынешняя жизнь его вполне устраивает.

Думаете ему помочь? Не уверен, что из этого что-нибудь выйдет, ведь, насколько мне известно, для лечения ретроградной амнезии и сейчас не появилось никаких методов, отличающихся от применяемых нами ранее, пусть Валдай и считается провинциальным городом. Но попробуйте. По крайней мере, изучение его болезни в любом случае пойдет на пользу медицине.

Что?! Он написал повесть?! Это очень интересно, ранее он не показывал никаких стремлений к литературной деятельности. И странно, что Наденька сама мне об этом не сообщила — ведь такие сдвиги могут быть очень важны для излечения больных! Пусть он официально более не наш пациент, но он остается больным человеком и, конечно, хотелось бы знать о том, что можно использовать ему на пользу. Вы не могли бы предоставить мне экземпляр?