Он мрачно отвернулся от дисплея и закрыл глаза.
— Система Беллерофонт вышла из повиновения, — решительно заявил он. — Насколько я знаю, все федеральные органы и агентства в системе перешли под контроль правительства системы, а оперативная группа пикетчиков, по-видимому, подняла мятеж в поддержку правительства Беллерофонта.
Эколс почувствовал, что выражение его лица застывает, как холодная подливка. Роджерс не мог сказать того, что только что заявил! Он просто... не мог. Но...
— Вы единственный корабль, который может улететь отсюда с новостями. Не упустите шанс!
Экран погас, и Эколс встряхнулся, затем снова посмотрел на Холлиса.
— Это был плотный луч, верно? — потребовал он.
— Есть предел тому, насколько "плотной" может быть любая передача на таком расстоянии, шкип, — Холлис пожал плечами. — Он не был всенаправленным, если ты это имеешь в виду.
— Именно это я и имею в виду, — ответил Эколс и посмотрел на Корделию Тернер, свою первую помощницу. Она выглядела такой же ошеломленной, как и он, но, в отличие от Тобиаса Эколса, сама была из жителей Окраины, и он наблюдал, как эмоции отражаются на ее лице. Затем она закрыла глаза. Мгновение она сидела так, пристегнутая ремнями к креслу на мостике в невесомости "Люси Энн", затем глубоко вздохнула и оглянулась на своего капитана.
— Думаю, мы должны это сделать, — тяжело вздохнула она.
— Прости, Корди, — сказал Эколс так мягко, как только мог.
— Не твоя вина, что они все сошли с ума, — вздохнула она.
— Нет, но все же.
Он покачал головой и посмотрел на Антонию Майклс.
— Что у нас есть, Антония?
— Подсчитала цифры, — сказала она, — и, по-моему, у нас все в порядке.
— Даже если авианосцы действительно наготове и один из них попытается перехватить нас?
— Если только они не убрались к чертовой матери за пределы системы и не начали действовать в тот момент, когда астроконтроль Беллерофонта обнаружил наш след, у них не так много шансов, — заметила Майклс, и Эколс хмыкнул.
"Люси Энн" перешла на субсветовой режим два с половиной часа назад. Нормальное ускорение разгона ее коммерческого двигателя Фассета при превышении предела Пауэлла составляло 750 g, хотя она могла достичь 925 g, если бы разгонялась на максимуме. Из-за того, что ускорение было таким низким, им пришлось начинать торможение с большего расстояния, чем это сделал бы военный корабль, а предел Пауэлла в системе Беллерофонта составлял внушительные 58,3 световой минуты. Таким образом, она вышла из пространства червоточины в 391,43 световой минуты от звезды системы, в 333,13 световой минуты от предела Пауэлла и в 378,43 световых минут от Одиссея. В данный момент она затормозилась до скорости 230 805 км/с и все еще находилась на расстоянии более трех с половиной световых часов от предела. Это означало, что сообщение Роджерса было отправлено за шесть часов до того, как она перешла на субсветовую скорость. Вне предела Пауэлла максимальное ускорение авианосца ФЗФ составляло 1800 g — немного больше, если бы он перегрузил свои узлы, — но на расстоянии шести с половиной световых часов звездная система казалась очень большим стогом сена. Итак, Майклс была права. Условно говоря, если только сверхсветовик не был у них прямо над головой, никто не смог бы перехватить "Люси Энн".
— Трент говорит, что все началось с лазерного излучения, а не с общей радиопередачи, — сказал он. — Так что, если кто-то не окажется на его пути, они даже не узнают, что он это послал. По крайней мере, они не знали, когда он это посылал. Если мы вернемся к максимальному ускорению, насколько далеко от предела мы вернемся в пространство червоточины?
— Примерно в двух световых часах, — ответила Майклс, и Эколс кивнул. Существовала отдаленная вероятность того, что сверхсветовой корабль, который отправился на перехват в тот момент, когда было сообщено об их местонахождении, мог произвести такой перехват, но шансы на это были астрономически малыми. Конечно, они двигались бы совершенно не тем курсом, по которому можно было бы добраться до Солнца за наименьшее время. Им пришлось бы замедлиться снова в n-пространстве, найти правильный вектор и снова ускориться, что задержало бы их прибытие.
С другой стороны, они прибудут, и он был готов поспорить, что никто в Беллерофонте не учел этого при планировании, когда они все это затевали. И это означало...
— Сделай это, Антония, — решительно сказал он.
ГЛАВА ПЯТАЯ
КФЗФ "Иштар"
Космическая червоточина
13 октября 2552 года
— До Джалала еще два корабельных дня, — тихо произнес чей-то голос, и Терренс Мерфи взглянул на рыжеволосого капитана военно-космического флота, парящего рядом с его командирским креслом. Харрисон О'Хэнрати ответил ему бесстрастным взглядом, и Мерфи тихо фыркнул.
На флагманском мостике КФЗФ "Иштар" было тихо, когда четырехкилометровый авианосец прорывался сквозь пространство червоточины, но он чувствовал витающее вокруг напряжение и прекрасно понимал его.
"Иштар" была не одна. Одиннадцать других сверхсветовых авианосцев делили ее подпространственный карман, и это было причиной напряженности на флагманском мостике. Технически, каждый мужчина и женщина экипажей на борту этих кораблей, а также на борту всех субсветовых военных кораблей на стойках для наездников, были мятежниками. Или, по крайней мере, они были таковыми, повинуясь приказам кого-то, кто, как они знали, будет объявлен мятежником — если он уже им не стал — как только Федерация узнает о том, что они собираются сделать.
Еще два корабельных дня. Четырнадцать дней по часам остальной Вселенной. Именно столько времени у них было, прежде чем Федерация официально объявит их всех предателями.
Двенадцать авианосцев и почти сто пятьдесят субсветовых боевых кораблей представляли собой огромную концентрацию боевой мощи, намного большую, чем кто-либо видел в одном месте на Окраине за последние поколения. Однако в боевом порядке Федерации находилось двести девяносто сверхсветовых кораблей — и достаточное количество субсветовых боевых кораблей, чтобы втрое превысить это количество. В любой момент четверть этих авианосцев находилась на верфях для ремонта или планового технического обслуживания. Еще сорок пять процентов были развернуты в системах линии фронта Бета Лебедя, на "фронте" протяженностью 470 световых лет, вдоль которого Федерация и Лига сражались десятилетиями, а десять процентов были оставлены для прикрытия систем центральных миров и служили стратегическим резервом Федерации. Оставшиеся пятьдесят с лишним сверхсветовых кораблей были развернуты в качестве сторожевых отрядов, прикрывавших позиции на Окраине, в основном в огромном полушарии на дальней стороне Федерации от Беты Лебедя.
Якобы они были там, чтобы защищать пограничные миры от кораблей Рензу Лианменг Хиджун, более известных своим врагам как военно-космический флот Терранской Лиги. На самом деле, это была чисто второстепенная функция в глазах правительства Федерации и Пятисот, политической и экономической элиты центральных миров, которые контролировали это правительство. Истинной миссией пикетов, с точки зрения Пятисот, был контроль. Чтобы гарантировать, что многочисленные, но малонаселенные миры Окраины, которые обладали весьма незначительной экономической и еще меньшей политической властью, но при этом обеспечивали основную часть вооруженных сил Федерации — и многие из них погибли в шестидесятилетней войне Федерации против Лиги — останутся "покладистыми". О, предполагалось, что эти пикеты будут сражаться и даже умирать, защищая некоторые периферийные системы. Системы уровня бета и гамма, в которых располагались промышленные центры, орбитальные газоперерабатывающие заводы, верфи, принадлежащие отсутствующим владельцам мира Ядра. Те, которые были важны. Но другие периферийные системы? Те, в которых находилось не ценное имущество, а всего лишь несколько миллионов или даже меньше граждан Федерации?
Огромные авианосцы были стратегическими активами, и эти активы стоили гораздо больше, чем эти системы. Их постоянным приказом было отступать перед лицом любой мощной атаки. Точно так, как это сделал капитан Янси Дребин, когда оставил три четверти миллиона мужчин, женщин и детей умирать на разбомбленной зимней планете в системе Инвернесс. Мире, инфраструктура которого была превращена в руины рейдерской эскадрой Лиги, с которой он отказался встретиться лицом к лицу, хотя его собственные корабли фактически превосходили ее по численности. Действительно, Дребин не просто использовал этот приказ, чтобы оправдать свою трусость перед лицом реальной атаки. Он использовал его повторно, уже после ухода адмирала Син Сюэфэн, когда та полностью покинула систему.
И оставил выживших после бомбардировки Син смотреть, как их дети замерзают насмерть у них на глазах.
Девяносто шесть процентов из них умерли именно так.
Если бы не Терренс Мерфи, все они погибли бы. Мерфи никогда — никогда — не простил бы себе того факта, что ему удалось спасти менее пятидесяти тысяч человек, но, по крайней мере, ему удалось это после того, как Дребин бросил их на медленную, затяжную смерть. И, опять же, если бы не Терренс Мерфи, никто из начальства Дребина не осудил бы его действия. Особенно если учесть, что осуждение этих действий могло привлечь внимание общественности к его тщательно скрываемым от обсуждения инструкциям. Кроме того, такая малорентабельная система, как Инвернесс, не имела никакого значения.
Мерфи знал, как это работает, знал, как мыслят Пятьсот. Он был членом Пятисот и не питал иллюзий по поводу системы, в которой родился. И поскольку у него их не было, он точно знал, чего больше всего боятся Пятьсот. Они боялись ожесточенных, озлобленных, разъяренных жителей Окраины, измученных голодом и жестоким обращением, раздавленных горем от бесконечных списков жертв, полностью осознающих, что они и люди, которых они любили, были в высшей степени неважны для Пятисот, озабоченных прибылью, собственным богатством, властью и комфортом. Они боялись того, что Окраина может сделать с теми, кто так долго эксплуатировал ее и злоупотреблял ею.
И больше всего они боялись появления какого-нибудь военачальника, который вытащит меч всей этой ярости из камня лояльности Окраины и разорвет Федерацию на части. Они говорили себе, что это потому, что такое восстание привело бы к проигрышу войны с Лигой, но глубоко в глубине души они действительно боялись давно отложенного справедливого возмездия, которое обрушат на них жители пограничья.
Именно это делало дюжину сверхсветовых кораблей Мерфи такими опасными для Пятисот. Они составляли едва ли пять процентов от общей численности авианосцев ФЗФ. Но они составляли почти сорок процентов сверхсветовых сил, развернутых в южной части, и каждый из них "вышел из подчинения".
Пятьсот еще не знали об этом. Насколько им было известно, у него было только семь сверхсветовых кораблей, которые он реквизировал для битвы за Нью-Дублин. Он добросовестно доложил о том сражении и обо всем, что к нему привело, и отправил дополнительный отчет после своего возвращения из системы Дию. Но это было до неудачной попытки арестовать его... и до убийства Алана Толмаха.
Он был абсолютно уверен в том, как они отреагируют, когда узнают, потому что эти двенадцать кораблей, а также субсветовые линкоры и линейные крейсера на стойках для наездников, были худшим кошмаром Пятисот. Не из-за их грубой боевой мощи, а из-за причины, по которой они были там. Потому что контр-адмирал Терренс Мерфи не подчинился прямому приказу покинуть систему Нью-Дублин и оставить сто миллионов граждан Кранн-Бетада, населенной планеты Нью-Дублина. Потому что он не просто стоял и сражался, но и использовал свою власть губернатора системы, чтобы реквизировать еще четыре сверхсветовых корабля для усиления своей собственной оперативной группы из трех авианосцев. Потому что, что еще хуже, он использовал те же самые полномочия, чтобы разрешить верфям в Нью-Дублине производить тысячи ракет, которые будут применяться для обороны системы. И что даже хуже, он разработал новую смертоносную тактическую доктрину для использования этих тысяч ракет.
Впервые по крайней мере за два поколения адмирал мира Ядра поставил свой долг перед гражданами Федерации выше долга перед Пятьюстами. И в процессе он раскрыл факт, который Пятьсот упустили из виду, — непреднамеренное последствие того, что они позволили жителям Окраины умирать, в то время как их собственные сыновья и дочери избежали этой страшной участи. Более двух третей мужчин и женщин, составлявших экипажи всех его кораблей, также были с Окраины. Людьми, чья оскорбленная верность могла бы послужить острием клинка этого военачальника.
Неудивительно, что правительство отдало приказ о его аресте, как только узнало о битве за Нью-Дублин, приказало вернуть его в Солнечную систему в цепях, чтобы он предстал перед судом по сфабрикованным обвинениям в его многочисленных "преступлениях". Это решение не удивило Мерфи. Не совсем. Он уже давно понял, какими глупыми могут быть в остальном умные люди, если их предрассудки, их убеждения, их фанатизм — или, что гораздо хуже, их представление о себе как о хозяевах мироздания — оказываются под угрозой. Любой, кто добился того, чего добился он, кто придал лицо и голос оскорблениям и гневу жителей Окраины, кто угрожал их собственной власти и контролю, должен был быть дискредитирован.
Итак, они разослали приказы только для того, чтобы обнаружить, что Федерация — или, по крайней мере, Пятьсот — в конце концов слишком сильно надавили на жителей Кранн-Бетада.
Пятьсот еще не могли этого знать. Время, за которое новости с Нью-Дублина доходили до Земли, составляло чуть более одиннадцати недель по галактическим часам. Для реального путешественника, движущегося со скоростью 0,99 c, субъективное время, конечно, составляло чуть меньше недели. Но это означало, что Пятьсот знали, что капитану Эндрю Липшену и солдатам столичной дивизии, которых они отправили на Нью-Дублин, потребуется почти пять с половиной месяцев, чтобы вернуться на Солнечную систему со своим пленником. Пока они этого не сделали, никто в мирах Ядра не мог знать, как прошла их миссия.
Однако соседям Нью-Дублина потребовалось гораздо меньше времени, чтобы узнать об этом, и их реакция оправдала все опасения Пятисот.
Мерфи пытался остановить цунами заявлений об отделении, но даже тогда он понимал, что лучше бы он приказал приливу не наступать. Он мог бы отказаться признать Альянс свободных миров независимой звездной нацией, но у него не было другого выбора, кроме как признать законность его требований. И таким образом, он стал "губернатором" отколовшейся группы сепаратистов, которые, по крайней мере, были готовы — на данный момент — следовать его примеру. Позволить ему говорить за них.
Лучшее, на что он мог надеяться, — это то, что ему удастся оседлать волну совершенно оправданной ярости Окраины, стать голосом умеренности, который мог бы каким-то образом способствовать сближению между ними и их ненавистными преследователями. Но он боялся, ужасно боялся, что даже эта надежда обречена. И одно он знал наверняка: создание Альянса свободных миров, включающего в себя все, что раньше было сектором Конкордия, и полдюжины систем из соседних секторов Эйкира и Тремонт, не принесло бы ничего хорошего Земле.
