У людей принято считать, что первая любовь — не основание для большой взрослой любви. Очень ведь редки случаи, когда люди, любившие друг друга в детстве и в отрочестве или в ранней юности, образовывали прочные и долговечные семьи. Очень редки.

Значит, он, Джон Шепард, будет должен отпустить Дэйну. Она и так слишком многое поставила под угрозу раньше, ещё после Акузы.

А сейчас... Сейчас у неё есть прекрасная возможность освободиться и уйти. У неё — спортивная карьера, она не собирается покидать Землю. Пусть. Свою родную, материнскую планету люди будут защищать отчаянно. И на Земле Дэйна будет в большей безопасности, чем где-либо ещё. Там, на Земле она выберет в спутники жизни кого-нибудь другого. Выйдет замуж, родит ребёнка. Может быть — и не одного. И — будет жить. Обычной, человеческой жизнью. Рядом с обычным человеком, а не с монстром.

После Акузы она долго плакала. Скрывала от него, но уже тогда я многое умела чувствовать и понимать очень остро. Потому и знала — она много плакала, ведь я вернулась едва ли не с того света. Такое возвращение было сложным для меня самой, а уж для Дэйны... С её восприимчивостью...

Нет, я не могу больше удерживать Дэйну рядом с собой. Я хорошо понимаю, что слишком изменилась. Опасно изменилась. Если после Акузы я ещё была просто тяжелораненым молодым воином-человеком, то кто я теперь, как не монстр? И зачем Дэйне такая судьба — жить рядом с нечеловеком?

Значит, я обязана отпустить Дэйну. Отпустить, даже если она... Даже если она захочет остаться рядом со мной. Что-то подсказывало, еле слышно подсказывало Шепарду, что, скорее всего, Дэйна не уйдёт. Откажется уйти. Захочет остаться.

Как тогда мне быть? Здесь очень тонкая грань между допустимым и вредным. Для неё, для Дэйны допустимым и вредным. Не для него. Он — уже не человек, эта Струна... слишком надёжно, слишком определённо отделила его от остального человечества. Может быть, эти загалактические возможности и способности, которые олицетворяет собой состояние Струны, были даны Шепарду для того, чтобы прервать эту цепочку Циклов гибели разумной органической жизни в галактике? Может быть. А может быть — и для чего-то другого, ведь он точно не собирается возглавлять Сопротивление, вставать во главе обитателей галактики в борьбе со Жнецами. Мне прошлого мира хватило, когда все зависело от нашей команды. Я очень не хочу повторения.

Встретились два корабля — разведчика. Встретились их экипажи. Да, я говорила с пилотом Жнеца один на один, но ведь по-другому поступить было нельзя. Пилот Жнеца — одинок. А на "Нормандии" — несколько десятков разумных органиков. Нельзя было позволять всем нормандовцам участвовать в том разговоре. Нарушен был бы баланс, а это — очень серьёзно. И — опасно. Потому я снова решил пообщаться с пилотом Жнеца один на один.

И разговор, общение — получились. Детали, конечно, никто из нормандовцев не знает. Это — только для меня и для пилота Жнеца. Остальным всё знать совершенно не обязательно.

Протеанин... Партнёр, напарник. А ведь всё началось с того, что я и Явик сидели рядом. И между нами не было пятидесяти тысяч лет. Не было даже года. Протеанского ли, иден-праймовского ли, земного ли — всё равно. Они были уже тогда, в тот момент — равны. Я стала понимать протеанина, а Явик стал понимать меня. Да, состояние Струны, да, возможности, подаренные в момент активации, сыграли свою роль — это отрицать и подвергать сомнению глупо. Но для протеанина важно было то, кем является Шепард, а не чем он является. Кто такой Шепард, а не что я такое. Потому, наверное, теперь протеанин чаще общается со мной, чем с любым другим нормандовцем. Он, конечно, не избегает общения с другими членами экипажа фрегата-прототипа, но... Наверное, любой разумный ищет среди других разумных того, кто поймёт его лучше всех остальных. Обычное дело, обычный выбор.

Вот и Явик сделал свой выбор. И теперь я знаю: лучше Явика меня, нынешнею, прошедшею через трансформацию, никто не знает. И, наверное, только для Явика, протеанина, обладающего уникальной информацией о Жнецах — и не только о Жнецах — Шепард не является монстром.

Понимание Старшей Расы... очень ценно и важно для меня. Явику, я могу ничего не объяснять словесно. Протеанин всё поймёт, всё почувствует. Во всяком случае — большую часть из того, что следует понять и почувствовать и что так трудно человеку бывает облечь в слова. Протеанин — воин, офицер, командир. Потому он понимает меня как коллегу, как соратника. И это — тоже очень ценно. Важно. Необходимо не только для меня, но и для Явика.

— Командир, сэр. — я останавливаюсь у Звёздной Карты. — Обход корабля завершён. Замечания, уточнения, — на столик перед Андерсоном ложится ридер. — Готов принять вахту.

— Приступайте к процедуре принятия вахты, коммандер. — Андерсон просматривает ридер, делает своим стилусом пометки, пересылает часть файлов себе на инструментрон.

— Есть, сэр. — Шепард обменивается уставными фразами с вахтенным офицером, занимает его место у Звёздной Карты. — Старший помощник вахту по кораблю принял.

— Вахтенный офицер вахту по кораблю сдал, — только услышав эту фразу, Андерсон кивает, разрешая сменившемуся офицеру покинуть постамент Звёздной карты.

Я заставила себя отключиться от всех посторонних мыслей. Если во время старпомовского обхода я ещё могла хоть как-то очень ненадолго отвлечься на нерабочие размышления, то сейчас, когда я приняла вахту по кораблю, пусть и стоящему на поверхности планеты... этого допустить я не имела права. Где-то на заднем плане сознания он отметил мелькнувшую мысль о том, что Карин уже точно отследила изменения в его физическом и психическом состоянии, но эта мысль была последней, допущенной в сознание, "занавешенное" внутренним приказом сосредоточиться на корабельной старпомовской вахте.

(от Карин)

Я, удобно устроившись в своём рабочем кресле, смотрела на дисплеи своего пульта. Из всех "линий", наглядно показывавших состояние здоровья членов экипажа и команды фрегата-прототипа только "линия" старпома вызывала у врача опасения. Бегло просмотрев медицинские компьютерные архивы, я убедилась в том, что Шепард уже дважды очень существенно "выходил за рамки" норматива состояния. И оба раза он думал не о себе. Сейчас он постарался успокоиться, но только потому, что в ближайшие часы на нём — ответственность за весь фрегат-прототип. И, насколько поняла Чаквас, сейчас очень мало что в окружающем "Нормандию" мире способно выбить Шепарда из колеи. И ещё меньше — способно повлиять негативно на старпома изнутри корабля.

— Рина, — в медотсек вошла Бенезия. — Что с Шепардом? Он на себя... не похож.

— Более чем не похож. — я крутнулась в кресле, встала, подошла к азари, остановившейся у шкафов с медикаментами. — Его "линия" — единственная, которая вызывает у меня... беспокойство.

— Могу предположить, Карин, что ты это определила не только по "линии", — сказала матриарх. — Если тебе будет немного легче — скажу, что у меня тоже... как вы, люди, часто говорите, душа не на месте. А сердце — тем более.

— Ты права. — я не стала отрицать очевидное. — Но пока Шепард у Звёздной Карты — я спокойна и за корабль и за экипаж и за команду. Это лучше, чем он будет постоянно думать о том, что он стал монстром, утратив что-то человеческое.

— Он не утратил, Карин. Он приобрёл. — Бенезия взглянула на чуть подрагивавшую "линию" на контрольном дисплее. — Ему просто надо привыкнуть. Слишком мало времени прошло и слишком много произошло событий. Он и так сделал больше, чем любой из нормандовцев. И уж тем более — чем любой из иден-праймовцев.

— Нельзя выпускать Шепарда с корабля в таком состоянии. — Чаквас остановилась у своего рабочего кресла. — Едва закончится старпомовская вахта — он скроется у себя в каюте. Он всегда скрывается там, если у него... проблемы. А там... там он запрётся и... будет переживать всё внутри себя и — в одиночестве, — врач посмотрела на азари. Та смутилась, почувствовав мой взгляд:

— Карин, он же... любит Дэйну. Я... я не могу... — Бенезия едва сумела заставить себя оторвать взгляд от "линии" на дисплее, посмотрев на столешницу рабочего стола. Сил взглянуть в глаза врача у неё не было.

— Я более чем уверена, что первым, кто окажется в каюте Шепарда, будешь не ты, — сказала я.

— Ты говоришь о Явике?! — в голосе матриарха послышалось изумление.

— Полагаешь, что для протеанина дверь старпомовской каюты — преграда? — усмехнулась Чаквас. — Бена, они — партнёры, напарники. Шепард — лучший среди землян, кто может общаться с Явиком напрямую и понимать его без утомительного и крайне неточного перевода. Да, да, могу сказать, что он — единственный, кто способен полностью и очень быстро понять Явика. — Карин взглянула на "линию". — Он сейчас пока спокоен, но это — только до конца старпомовской вахты. Осталось, — медик посмотрела на часы, — менее двух часов.

— Ты так уверена, что сначала... — выдохнула азари.

— Более чем уверена, Бена. — Чаквас опустилась в рабочее кресло. — Сначала Шепард несколько минут... может быть — несколько десятков минут, предполагаю, что не больше двадцати, будет один, потом — к нему придёт Явик, но...

— Намекаешь, Карин. Опасно намекаешь, — проговорила матриарх.

— Намекаю, Бена, ты права, — согласилась Чаквас. — Явик — Старшая Раса. И он не будет вмешиваться во все наши младшерасовые мелочи. А ты, Бена — современница Шепарда. И Явик уступит тебе место. Спокойно и свободно уступит.

— Но Дэйна...

— Дэйна — далеко, Бена. А ты — рядом с Шепардом. Ты его — любишь. А он — полюбит тебя. И скажу прямо — он готов отпустить Дэйну. И он её отпустит.

— У неё — право решать, Карин. А не у него, — возразила матриарх.

— У него — тоже право решать, — не согласилась Чаквас. — Во всяком случае...

— М-да, помню. Быть ли отцом ребёнка Дэйны, — помедлив, сказала Бенезия.

— В том числе, Бена, в том числе, — кивнула врач. — И потому здесь — совместное решение. И — совместное согласие. Шепард уважает Дэйну, Дэйна — уважает Джона. Сама посуди, мы сидим несколько суток на Иден-Прайме. Планета — под "колпаком" службы РЭБ фрегата, весь трафик фильтруется. Могу вполне обоснованно предположить, Бена, что информация о происшедшем так или иначе уже ушла с Идена за пределы атмосферного щита. До Дэйны детальная информация не дошла.

— Она почувствует, Карин. А если она почувствует... — Бенезия не стремилась держать медика в поле зрения. — Она сможет многое понять. — Она — первая, Карин. И я её отодвигать в сторону от Джона не могу. Я в любом случае буду второй. И не в моих правилах вредить той, кто был для Джона первой.

— Бена, как бы там ни было, нельзя Джона оставлять одного. Ты же понимаешь, что сон в данном случае — не выход. — я встала, прошла из угла в угол, остановилась у рабочего стола, опёрлась обеими руками о столешницу.

— Да, ты здесь права, Карин. Но... — тихо сказала матриарх.

— Возможно, я права, Бена. Джон... уникален. И он, думаю, был уникален ещё до того момента, как его "накрыло" в том салоне. Дэйна, насколько я могла понять за это время... не из тех, кто оставит Джона. Она... сильная. Не физически, духовно сильная. И Джон, уверена, чувствует, что Дэйна его не оставит.

— Я его — тоже не оставлю, Карин. — Бенезия кинула на Чаквас короткий взгляд. — Вне зависимости от того, что я, возможно, не смогу родить от Шепарда ребёнка. Не скрою, я мечтаю об этом. Рядом с Джоном я чувствую, что моя мечта может осуществиться. И я рада, что мы поговорили... об этом... наедине. Мне важно было понять...

— Каковы пределы допустимого? — без улыбки ответила Чаквас.

— Можно и так сказать, — кивнула матриарх. — И потому, Кари, скажу, что я буду в каюте Шепарда. Сразу после Явика. И останусь рядом с Джоном столько времени, сколько потребуется для того, чтобы он... пришёл в норму. Буду молчать. И — буду с ним разговаривать...

— Остальное — не озвучивай, Бена, — сказала Карин. — Это — только твоё и Джона.

— Тогда — мне надо помедитировать. — Бенезия повернулась к выходу из медотсека.

— Я сообщу тебе, как только у Шепарда закончится старпомовская вахта. — Чаквас долгим взглядом проводила уходившую азари, понимая, что у Джона появился ангел-хранитель. Ещё один ангел-хранитель. Да, Шепард уникален. И потому он заслуживает того, чтобы у него было несколько ангелов-хранителей.

(от Джейн)

— Вахту по фрегату — сдал. — я передала ридер с последними, пришедшими на борт корабля файлами вахтенному офицеру.

Тот принял ридер, козырнул мне:

— Вахту по фрегату — принял, — офицер встал на то место, на котором несколько часов простояла я.

Я этой фразы не слышала. Я старалась идти нормальным шагом, старалась чувствовать направление. Где-то на заднем плане сознания он ощущал, как сокращается расстояние между ним, идущим по переходам и коридорам корабля, и своей каютой. Механически кивая идущим навстречу нормандовцам, Шепард старался не смотреть по сторонам, зная, что Явик идёт за ним. И догадываясь — он не войдёт в каюту следом за ним. Значит, у него будет несколько минут одиночества. Сейчас эти минуты нужны были ему больше, чем что-либо другое.

Дверь своей каюты я видела достаточно чётко. Неяркое освещение коридора сейчас было... приятно для глаз и для сознания человека, не спеша шагавшего по плиткам покрытия корабельной палубы. Коснувшись пальцами ручки — анахронизм, но это был важный анахронизм... никакой механики, никакой электроники, просто ручка — Шепард отодвинул полотно двери в сторону, переступил порог. Рука скользнула за спину, пальцы ухватились за ручку. Полотно встало на место, перекрывая проход. Хотелось привалиться спиной к двери, прижаться затылком, закрыть глаза и дать себе несколько минут тишины и неподвижности. Да, сейчас на мне скафандр, но очень хочется ощутить прохладу поверхности двери спиной... голой спиной. Кожей. Можно побудить себя снять на несколько минут скафандр, но это сейчас лишнее. Совершенно лишнее.

Я заставила себя отойти от двери, шагнув к столу. За несколько суток этот стол стал для меня самым привычным предметом мебели в каюте. Ещё шаг — и я опускаюсь в кресло. Хорошо, что кресла на современных космических кораблях — адаптируемые. Можно садиться в комбинезоне, а можно — в тяжёлом скафандре. Хорошо, что шлем, пристёгнутый к поясу, можно отстегнуть и положить на столешницу. Можно, конечно сесть так, чтобы пристёгнутый к поясу шлем не мешал, можно передвинуть шлем на грудь или на живот — инженеры-разработчики многое предусмотрели, просчитали. Руки капитана механически опустились на столешницу, заняли хорошо знакомое и привычное положение. Никакого напряжения, никаких переплетённых пальцев. Можно откинуться на спинку кресла, тогда голова окажется в объятиях мягкого подголовника.

(от Чаквас)

— Он нервничает, — тихо сказала я, наблюдая за "пляской" показателей на настенном дисплее системы слежения. Медотсек был пуст и врач не постеснялась сказать это вслух. — Надеюсь, Явик не заставит себя ждать.

(от Джейн)

Протеанин был в нескольких метрах от двери. Он замедлил шаги, давая мне столь важные для меня секунды одиночества. Я протянула руку, сняла с крепления чехол с гитарой. Достав инструмент, я пробежалась по струнам. Хорошо, что в прошлый раз, когда мне пришла в голову мысль сыграть несколько мелодий, я не стала складывать гитару. Джон хорошо умел играть, а я переняла его навыки. Да, профессиональные музыканты были бы очень недовольны: для них складная гитара — верх издевательства, но он-то не профессиональный музыкант и для него звучание складной гитары мало чем отличается от звучания обычной. Сейчас, во всяком случае, я бы не обратила на разницу особого внимания. Пальцы нащупали позиции, тихая мелодия нарушила тишину каюты. Какая там была тишина — пульты не спали, изредка звучали короткие зуммеры, гудки, но когда привыкнешь к такому звуковому фону, начинаешь выделять только сигналы опасности и тревоги. И потому сейчас Шепард слушал звучание струн гитары и все остальные звуки тонули, отступали на задний план.