Другой Гарри и доппельгёнгер, Книга 3

— Но вы приятельствовали!

— Когда то было... И можно ли назвать приятельством выполнение домашних уроков и алхимических заказов за небольшую плату? В любом случае, они тоже будут требовать от меня информации...

— И ты дашь им ее. Ту, о которой мы договоримся. Таким образом ты выиграешь у них отсрочку для своих...

— А вы, конечно же, никак не воспользуетесь этой отсрочкой в отношении "моих"! — в голосе невидимого мужчины прозвучал такой знакомый, но еще недостаточно ядовитый сарказм. — Кто даст мне гарантию, что по истечении срока нашего соглашения вы в самом деле поможете нам убраться отсюда? Еще скажите, что поклянетесь Непреложным...

— Ты ведь уже понял, что покинуть Британские острова до тех пор, пока ему не исполнится семнадцать, вы не сможете? Однако у вас есть и горы Шотландии с Уэльсом, и Изумрудный остров, где несложно затеряться, и я поспособствую тому, чт...

Но собеседник резко перебил его, почти выкрикнув:

— Я согласен отдать в ваше распоряжение себя, но ими торговать не буду. Если вы принимаете меня за такого простачка, как...

— Я принимаю тебя за того, кто вляпался по уши. Слишком многие хотят заполучить в единоличное пользование козырь в его лице, а для этого какому-нибудь регенту достаточно вынудить тебя передать полномочия... Тебе ведь матушка объяснила, в чем тут дело?

Мужчина резко фыркнул и со злостью выплюнул в ответ:

— В общих чертах. Мать — тот еще толкователь...

— Ну, ну... Брось. Мы что-нибудь придумаем. Никто не склоняет тебя "торговать"...

— А как еще мне трактовать условия этого договора, сэр?

— Это не кабала. Ты можешь сделать меня всего-навсего поручителем и...

— И?..

— И случись что с вами двоими, я смогу спрятать его у себя или там, где посчитаю нужным. Спрятать и позаботиться о воспитании... Я знаю, что ты сейчас ответишь, не трудись. Это надо решать на холодную голову, поэтому ты можешь обдумать. Посоветоваться.

— Она скажет то же самое.

— Почему ты так уверен? Посоветуйся.

— Советовались. Вы можете располагать мной, но рассчитывать на них я не позволю, забудьте и думать!

Гарри уже готов был повернуться к своему спутнику. Взгляд скользнул сначала по его правой руке. На тощем безымянном пальце переливалось кольцо в золотой оправе — змея, накрепко впившаяся зубами в крупный, удивительной красы камень. В лучах закатного солнца самоцвет казался чистейшей воды изумрудом, скрывая до темного часа кровавые всполохи второй сущности...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Гарри чуть не покатился кубарем от мощной отдачи, как будто выстрелил из крупнокалиберной винтовки и получил удар приклада в плечо. На подоконнике сидела и виновато моргала школьная сова с примотанным к лапе конвертом. Мальчик тоже заморгал и потер шрам. "Угук?" — спросила сова, подразумевая "снимай уже, чего расселся?", и он поднялся со старого половичка с индийским орнаментом.

Письмо было тем самым, о котором вчера говорил Рон — с приглашением совершить экскурсию в Музей Магии, назначенную на 28 августа. Придется отпрашиваться у дядьки с теткой: к тому времени он будет жить у них в Литтл-Уингинге.

Натянув футболку и джинсы, мальчик спустился в кухню, где застал одиноко попивающую чай Минерву МакГонагалл. Ведьма окинула его быстрым взглядом, суховато ответила на приветствие и снова уставилась в окно. Испытывая к ней какую-то необъяснимую робость, а оттого не решаясь вступить в диалог по собственному почину, Гарри молча сварил себе кофе — о, у Ксенофилиуса была чудесная, классическая турка в форме созвездия Ориона, и кофе в ней получался просто отменным! — и тихонько уселся с краю стола, листая первую попавшуюся под руку книжку.

— Мистер Поттер, вы уже определились с факультативами, которые станете посещать на третьем курсе? — отстраненно и по-прежнему не глядя на него, спросила вдруг профессор.

— Да, мэм. Я хотел бы учиться криптологии, магической акустике и у профессора Вектор — прогнозистике.

Она слегка улыбнулась поджатыми губами:

— Значит, и у вас прорицание не в фаворе?

Гарри невольно вспомнил морщившую конопатый нос Гермиону и почти процитировал ее слова:

— Просто я не знаю, чем мне пригодятся в будущем знания по туфтурологии...

— Сибилла... я хотела сказать, профессор Трелони, вероятно, огорчится: это будет самый малочисленный курс в ее практике... — МакГонагалл наконец-то посмотрела на него, изящным, почти кошачьим движением переместилась на стуле и облокотилась о стол, подпирая голову сухими пальцами в кружевной перчатке. — Вы слишком предвзяты, Гарри, и я знаю, кто повлиял на ваше мнение. На самом деле прорицания и прогнозистика не так уж противопоставлены друг другу...

— Ну да, если не принимать во внимание, что форсайтеры и прогностики оперируют объективными статистическими данными, а все эти "ясновидящие" — собственной парейдолией.

— Почему же? Вот кентавры, к примеру, способны создавать вполне достоверные карты будущего, опираясь на астрономические данные и знания законов природы...

— Извините, профессор, но ведь профессор Трелони — не кентавр?

— Нет, и, к сожалению, кентавры категорически против сотрудничества с нашим видом. Тем не менее, Сибилла Трелони вполне способна предсказать события будущего. Ах, как она гадала, когда была в ударе! — Минерва МакГонагалл красиво взмахнула рукой, очевидно переносясь в какие-то далекие воспоминания, о которых Гарри не знал ничего. — Особенно на Таро! К тому же, она выпускница Когтеврана, а вы прекрасно знаете об интеллектуальных возможностях учащихся вашего факультета. Нет, вы с мисс Грейнджер определенно к ней несправедливы. Впрочем, я как педагог не имею права влиять на выбор студента, если он не стремится увильнуть от уроков и уже достаточно загружен... Простите, мистер Поттер, но нам с директором, кажется, уже пора. Всего доброго, до встречи первого сентября.

Выглянув в окно, Гарри успел заметить, как они, взявшись за руки с директором, исчезли из вида, а стоявший поодаль Лавгуд безучастно наблюдал за их аппарацией. Если только что Поттеру привиделось, что он был как бы Дамблдором, то кем, если не Снейпом, был его собеседник? Его интонации не перепутать ни с чьими. А говорили они о странном — Гарри не понял ничего, кроме упоминания о матушке зельевара и каком-то уговоре между ним и директором. Когда это было — не понять. Но это точно было, мальчик не сомневался. Можно не верить снам: они нелогичны, ты просыпаешься и забываешь почти всё. Но то, что он подслушал от имени Дамблдора, как будто очутившись в его сознании, было связным и четким воспоминанием, без малейших провалов и белых пятен. Всё, вплоть до ощущений...

* * *

После своего тринадцатого дня рождения Гарри получил письмо от директора, где тот напоминал, что оставшуюся часть каникул мальчику надлежит провести в доме своих официальных опекунов. Уф, а он-то понадеялся, что Дамблдор захлопотался и забыл о его существовании, как в то утро, когда навещал Подлунную башню и гулял по саду Лавгудов.

— А можно теперь я побываю у тебя в гостях? — вдруг спросила Луна.

Гермиона, которая после дня рождения не уехала к родителям-маглам, а осталась в Оттери-Сент-Кэчпоул, подхватила эту идею. Гарри растерялся. Нет, он был бы рад, если бы друзья навестили его в Литтл-Уингинг, но как к этому отнесутся дядька с теткой? Вряд ли сочтут это удачной идеей, тем более сегодня как раз воскресенье и дядя Вернон тоже будет дома. Хотя какого черта? Они и не собираются мозолить Дурслям глаза — те и сами будут не против, если "ненормальный племянник" уберется куда-нибудь подальше на весь день со своими подружками.

Мистер Лавгуд аппарировал вместе с ними и, предупредив дочь, что явится за нею на это же место ровно в семь часов вечера, вернулся обратно. Девчонки озирались по сторонам, Гермиона — спокойно, а Луна — с восторгом: она редко видела магловские поселения и считала, что все не-маги живут только в битком набитых городах вроде Лондона.

Дурсли встретили их настороженно. Дадли дома не было, а вот дядька ради такого случая даже покинул свой любимый диван и уставился на приехавшую компанию, как на диковинных зверюшек. Гарри заверил их, что только поднимет вещи к себе, и потом все они сразу уйдут во двор. Мистер Дурсль ничего не сказал и удалился, а мрачная тетя Петунья только кивнула.

Пока Гарри пер наверх свой сундук и совиную клетку — "и какой идиот придумал запретить простые бытовые чары студентам на каникулах?" — он слышал за спиной звонкий голосок Луны. Да, нетрудно представить, что потом будет говорить о ней тетка своим соседкам. Ну и пусть, ему-то какое дело, что подумают о нем и его друзьях какие-то сплетники-маглы? Однако изумлению мальчика не было предела, когда на обратном пути он застал совершенно невероятную картину: Петунья поила девчонок чаем, угощала печеньем и увлеченно чирикала с Луной о прическах. Рука дрогнула сама собой, и лишь силой воли Гарри остановил себя, чтобы не выхватить палочку и не наложить на тетку заклинание отмены чар. Наверняка это не она. Или Ржавая Ге рехнулась и навела на нее какой-нибудь Конфундус.

— Это что? — шепотом спросил он, подсаживаясь к Гермионе и радуясь, что поблизости нет Мертвяка, который в связи с этим наверняка изрек бы какую-нибудь глубокомысленную, а самое главное — инфернальную сентенцию.

— Чизкейк, — ответила та, уплетая за обе щеки теткину стряпню. — Офигенно вкусный.

— Нет, я про них.

— М-м-м. Ну, я думаю, что они просто нашли общий язык, — Грейнджер облизала чайную ложечку и придвинулась поближе к уху Гарри. — Не понимаю, чего ты нас так пугал, у тебя мировая тетка.

— Ты еще моего кузена не видела. Милаха.

С кузеном они познакомились чуть позже, когда ушли на улицу. Луна призналась, что просто похвалила волосы миссис Дурсль, сообщив ей, что они в точности такие же прекрасные, какие были у ее мамы, и с этого момента тетя Петунья перестала считать поголовно всех волшебников опасными психопатами. Увидев в палисаднике Арабеллы Фигг маленьких котят-полужмыров, Гермиона была совершенно очарована одним из них, огненно-рыжим, и Гарри с Луной заметили ее отсутствие только на повороте. В тот момент, когда они оглянулись, их едва не сбил вывернувший с соседней улицы Дадли, и только чудом Гарри успел, расставив ноги, обеими руками ухватить руль велосипеда, как быка за рога. Братец, понятное дело, развыступался и стал теснить щуплого сородича к ограде дома. Вступать в препирательства с Дадли Поттеру не хотелось из-за присутствия Луны, а в драку — из-за шаткого перемирия, которое Луна же наладила с тетей Петуньей (ну а если честно — просто не было желания получить по морде).

— А кто это? — послышался любопытствующий голос Гермионы, которая как раз в эту минуту нагнала их.

— А это его кузен, сын тетушки Пет, — пропела Луна.

— Да ну! Я думала, тот в два раза толще, — Рыжая Ге сложила руки на груди, обозревая Дадли, который оторопел от такой наглости и даже отпустил футболку Гарри.

— Чего? — спросил он. — Ты кто такая?

— О, привет! Наконец-то ты нас заметил, — Гермиона шагнула к нему и протянула руку для пожатия. — Меня зовут Гермиона, я однокурсница Гарри, а это Луна, и она учится на курс младше нас. А ты ведь Дадли?

— Ну да, и чего? — Дадли с вызовом уставился в упрямое лицо девчонки, делая вид, будто не замечает ее руки.

— Просто вежливые колдуньи должны сначала узнать имя того, кого собираются превратить в жабу. Иначе потом могут получиться накладки с расколдовыванием.

Дадли фыркнул через нос и в голос расхохотался:

— П-ха-ха-ха-ха! Да вам нельзя этим заниматься! Нигде, кроме вашей школы для дебилов! Колдоваторша выискалась!

Гермиона спокойно извлекла палочку из сумки:

— Много ты знаешь! Отличникам в виде исключения — можно. А я как раз отличница.

Круглая физиономия Дадли вытянулась, в заплывших жирком глазках мелькнул страх. Гарри и сам почувствовал беспокойство: обычно Ге знает, что делает, но ведь на первом курсе ее частенько захлестывали эмоции, и она начинала причинять справедливость направо и налево. Только Луна с безмятежной улыбкой кинозрителя, уже смотревшего раньше этот фильм, наблюдала за подругой и ее противником. Когда Гермиона вытащила из сумки какой-то комочек белого цвета и положила его на асфальт, у Поттера тоже отлегло от сердца.

Чиркнув спичкой, девчонка поводила пламенем по высушенному веществу, сопровождая действо невнятным бормотанием на латыни, типа "Pharaonis anguis venit!" Подавляя смех, Гарри тоже извлек палочку, наставил ее на медленно разгоравшийся сплав и добавил ахинеи уже от себя: "Адонаи ерохеино! Адонаи эихад! Шема Израэль!" [1] Кусочек тиоцианата шевельнулся. Дадли отскочил в сторону. Прямо из разгоревшегося на асфальте голубого пламени сероуглерода, извиваясь, полезла громадная желтовато-коричневая гадюка.

______________________________________

[1] Восклицания на иврите из композиции "Судный день" "Army of lovers" (альбом 1992 года). Да, автор слегка упрт. И даже не слегка.

— Служи мне, фараонова змея! — Грейнджер театрально вскинула руку.

— Психи! — выкрикнул кузен, хватая свой велик. — Вас из школы выгонят! — и вприпрыжку, цепляясь бедром за седло, помчал к дому.

Гермиона пожала плечами и тихо откликнулась:

— Скорее тебя выгонят. За неуспеваемость по химии.

— А что еще ты таскаешь в своей сумочке? — поинтересовался Гарри, всё-таки опасаясь, что там может найтись и что-нибудь ядовитее роданида ртути. — Ну, чтоб я знал, к чему готовиться...

Это был самый необычный день из всех, когда-либо проведенных Гарри в Литтл-Уингинг. И когда, проводив гостий в семь вечера, он вернулся домой, готовый к головомойке от родственников, его встретила чем-то воодушевленная тетка, а братец рыскал поблизости и только после того, как Поттер пошел к себе, поймал его на лестнице.

— Да погоди ты! — с досадой отпихивая руку Гарри, которую тот рефлекторно выставил перед собой, Дадли показал, что не собирается сводить с ним счеты. — Как ее зовут?

— Кого?

Толстяк заметно покраснел:

— Ну... эту, рыжую. Она говорила, я не запомнил...

Гарри стало любопытно:

— Гермиона. А... что?

— Она еще приедет?

Пожалуй, вот теперь-то тете Петунье пора начинать бить тревогу...

* * *

Накануне дня экскурсии к Гарри прилетела незнакомая сова. Вернее, маленькая пустынная совка. В конверте, который она принесла, была вложена лишь фотография с припиской "Как обещал". Но изображение исчерпывало все вопросы: на фоне египетской фрески красовался Гилдерой Локхарт с уже выздоровевшей рукой, помахивая пальцами которой он манерно приветствовал зрителя. На безупречном лице его лежал южный загар, еще выгоднее подчеркивая синеву глаз и золото кудрей, с художественной небрежностью ниспадавших из-под платка-гутры. Хоть картину пиши. При этом подпись под колдографией — арабской вязью, а также в переводе на английский — заостряла внимание не на отставном профессоре, а на фреске: изображенные там в древнеегипетском стиле мужчина и женщина звались принцем Гармахисом и Хармианой. [2]