Царь без царства

— Что... что случилось, Сами́? — она всегда звала его так. — Ведь что-то случилось, да?

Мать присела перед креслом и заглянула мальчику в глаза — а монолог его застрял в горле: ни проговорить, ни проглотить и улыбнуться.

— Ты ведь поговорить хотел, так?

Он так и не смог выдавить хоть слово: просто поднял руку и позволил призрачному пламени вспыхнуть, залив комнату неестественным светом.

Был разговор, и он рассказывал, как пробуждалась сила, как это опасно и что им всем грозит. Мать расспрашивала, то мрачнея, то сердясь — а то перебивая и не желая слушать. Но он должен попасть в Круг! Самер и так уже затянул. Однако простому смертному не объяснишь, что он не может затаиться, что это не он отказывается от родства, и не в его силах потерпеть семь лет, до вступления в права, брака и первенца. Благо, он не помнил подробностей беседы, так что и кошмар не повторил ее: лишь растянул на вечность мгновения, когда мать была рядом, а он все поднимал и поднимал руку — зная, что вот-вот полыхнет пламя, и вместе с ним сгорит детство.

— Я сама скажу отцу, — приняла она решение. — Вам с Ндафой лучше уехать на верховую прогулку.

Может, так оно и лучше... Но к вечеру, когда Самер вернулся в поместье, он долго не решался ни возвратиться в конюшни, ни войти в дом. Достойный Гирав был властным и горячим человеком. Настоящий воин, с гордостью говорил мальчик.

Когда он, наконец, решился — они ждали в гостиной. Оба. На улице сгущались сумерки, но отец с матерью запретили слугам их беспокоить, так что лампы оставались холодными, и сидели они в полутьме.

— Ну что, уже решили, чего я лишусь? Наследства или родового имени тоже?

Он храбрился. Подошел к столу и плеснул фруктовой воды из запотевшего глиняного кувшина. Однако вымученной шутке никто не улыбнулся, лишь взгляд отца стал холоднее прежнего.

— Мы подумали и решили... — начала говорить за обоих мать.

— ...дорогу! Дорогу хлысту Джамайи!

Крик, щелканье плетей, ржание и бряцанье оружия на миг разбудили Первого, но кошмар и не думал заканчиваться — даже стал еще ярче и подробней.

На сей раз он вернулся из путешествия, и Име́нра, его любовница — или спутница, как это называют в Круге — встречала его в покоях Верховного.

Самер отдал последние распоряжения капитану охраны, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать Ндафу в Бездну и заключить чародейку в объятия. Когда он, наконец, отделался от воина — та ушла в дальние комнаты, приглашая его следовать за собой.

Именра не стала зажигать лампады. Вместо этого она распахнула ставни, глядя на залитый лунным светом дворик, предназначенный для прогулок и медитаций Верховного. Среди темных кущ виднелись статуи чародеев прошлого, в ночи мрамор мерцал собственным голубоватым светом.

Самер встал позади нее, обвил руками, вдыхая знакомый запах. Порой ему казалось, что они слишком долго вместе, что ее плоть перестала будоражить — но сейчас одно прикосновение заставило его сердце биться чаще.

— Поездка была удачной? — негромко поинтересовалась чародейка.

— Пожалуй, да. Убийцы в беспамятстве, я доставил их на царский суд. Угрозы нет. Думаю, даже советникам понравится, — он наклонился и легонько коснулся зубами мочки ее уха. — Тебе ведь нравится, когда Царь Царей благодарен?

— Я думала, ты захочешь отдохнуть с дороги.

— Захочу. Я и сейчас отдыхаю.

Чародейка обернулась, развязывая стягивавший платье кушак.

Ее губы были прохладными, а дыхание пахло лимонной водой, но когда маг попытался отстраниться, чтобы взглянуть на знакомые черты — она ему не позволила. Он положил ладонь на стену за ее спиной и хотел распрямиться — однако ее пальцы сомкнулись на запястье, и прикосновение дышало холодом, как знаки Алида.

С каждым вздохом его сила утекала, на лбу выступил липкий пот, а плоть как будто плавилась — но поцелуй все длился, стылое прикосновение, через которое из него вытекал Дар.

Так вот, что чувствует жертва кормления? Задыхаясь, Самер вспомнил, что чем дальше, тем сложней сопротивляться — пока от тела не останется иссохший, похожий на мумию остов.

Но как? Как она стала одной из них?

Губы еще жгло, с такой силой маг их закусил — когда пение жрецов в храме Солнечного Владыки достигло крещендо, и он проснулся. Долю мгновения ему казалось, что полуденная песнь — это часть кошмара, далекий стон. Но холодный пот и впрямь выступил на лбу. Сбившиеся покрывала спеленали руки и ноги.

В дверь гостевых покоев постучали.

Ндафа, будь он неладен! Этот человек преследует его во сне и наяву. Выпутавшись из промокших от пота покрывал и набросив на плечи ковву, Верховный босиком прошлепал к двери. Темнокожий капитан был не один: рядом переминался с ноги на ногу вчерашний маг-защитник.

— Боги воплотились в вас, мудрый! — как заправский дворецкий, возвестил воин. — К вам посланец из обители.

Когда юнец увидел, что всемогущий Первый встречает их в кое-как перепоясанной ковве, на его лице отразилось смятение. Ндафу это, кажется, забавляло. Самер, еще наполовину здесь, а наполовину во власти кошмара, приказал коротко:

— Говори.

— Мир вашему дому! — затараторил мальчишка. — Меня послала глава обители. Пленники, мудрый... они умерли.

— Как? Кто допустил?

Маг понял, что сморозил глупость. По крайней мере, капитан не оплошал:

— Когда это произошло? — сразу посуровел Ндафа. — И как?

— Я... мы не знаем. На рассвете мы подняли их в клетке на половину глубины Алида. Как вы приказывали. Наш целитель накормил их и напоил. А когда мы решили спускать их... это было ползвона назад... они уже умерли.

В гостевом покое повисла тишина. Было слышно, как гудит, запутавшись в занавесях, оса. Темнокожий воин сжимал и разжимал кулаки, и малец как будто съежился.

— Вы... наверное, вам лучше поговорить с целителем? — предположил он.

— Не думаю, — холодно ответил Самер. — Не сейчас. Спасибо, юноша, можешь передать, что я еще раз навещу Хоран. Но не сейчас.

Ндафа подождал, пока мальчик раскланяется и оставит их, и лишь тогда спросил:

— Мы что, не будем трясти целителя?

Верховный пожал плечами.

— Ты еще надеешься? Ночью я осмотрел обитель, вошел в сознание полудюжины магов и потратил бездну времени. И что, из этого хоть что-то вышло? Нет, все не то... Меня больше волнует, что происходит в городе.

Капитан ждал пояснений. Проклиная сонный туман в голове, Самер с отвращением посмотрел на смятый шелк постели и начал одеваться.

— Ндафа, ты хороший телохранитель, — признал Верховный, — ты правдами и неправдами служил отцу и знаешь, как обстряпывают дела вельможи. Но, видят боги, ничего не смыслишь в магах! А с тех пор, как я стал Первым и переманил тебя в Круг, ты не успел нас изучить. Ты думаешь, мы книжники и исследователи? Что мальчик, которого ты знал, стал ученым?

— А что, не так?

— Давно уже нет! Да, мы придумали зрительную трубу, новые плавильные печи... все это было бездну лет назад. После смуты мы сидели взаперти и только и думали, как бы выжить. Двадцать лет маги вкалывали на стройках, как каторжники, а Верховный подкупал вельмож, заводил прознатчиков и плел интриги при дворе.

Грубое лицо Ндафы было непроницаемо, но Первый понял: островитянин не знает, к чему клонит хозяин.

— Круг очень изменился. Ни на миг не поверю, что в этой пустой, забытой богами обители придумали что-то новое. Весь Круг за двадцать лет не сподобился ничего придумать. Это знание им вручили. Подарили.

— Да что подарили-то? — вырвалось у воина. — Я ничего не смыслю, но даже я слышал про это... кормление. Кровавыми колдунами пугают детей.

Самер вздохнул.

— Еще я знаю, что Круг ловил своих же чародеев на запретных чарах, — продолжил Ндафа. — Кое-кого даже наказали. Лет десять назад... я точно помню! Был суд над колдуном-убийцей, вы сами же его казнили.

— Вот и я говорю: ни беса не смыслишь, — чародей усмешкой сгладил резкость слов. — Запретные чары бывают разными, а ты этой разницы не видишь. Большую часть запретили не мы сами, а Черный Азас, и это не кровавые ритуалы. Просто вещи, которые мешали ищейкам держать нас в кулаке. Довольно безобидные. Например, иллюзии. И да, мы сами за них карали. Потому что все держалось на волоске, понимаешь? В любой миг Азас мог довершить начатое! Но если многие и применяли запретные чары, это не значит, что кормление кровью — обычное дело в Круге.

— Кормление старше, я правильно понимаю?

— Да, мы наложили запрет давно. Наверное, сотни лет назад. Потому что это... это отвратительно! — Самер повел плечами, вспомнив сон. — Когда ты пьешь из человека силу, ты впитываешь его личность, воспоминания. Есть пить силу животных, сходишь с ума. Кормление похоже на людоедство. Такое... призрачное людоедство, понимаешь? Я не могу объяснить лучше.

— Ну и что в этом нового?

— Когда ты убиваешь, чтобы выпить силу... это отвратительно, но пусть... сила почти мгновенно рассеивается. Ее нельзя уловить, нельзя поместить в резервуар. Если угодно, душа отлетает к Солнечному Владыке. Если ты только-только убил, силу можно поймать и использовать, это огромная мощь. Но такой источник ненадежен. Если у тебя нет загона готовых на убой рабов, — Ндафа скривился под взглядом мага. — Без них ты тот же мелкий чародей, для которого осветить небольшой особняк уже подвиг.

— Хорошо. А что такое резервуар?

— Некоторые материалы держат магию. Если просто выпустить на волю сгусток силы, он быстро развеется, растворится. Но некоторые камни и металлы держат силу дюжины лет. И ты в них вкладываешь, вкладываешь... как скупец в подпол, — Самер не нашел лучшего сравнения и удрученно закончил: — Вот с этим мы столкнулись. Убийства бедняков сами по себе плохи, но нищие умирают каждый день. Но научиться улавливать эту силу? Копить ее? В Круге считали, что мы не просто не умеем... что это невозможно!

— Я понял.

Ндафа встал и начал ходить по комнате из угла в угол. Мускулы на его плечах шевелились, а с ними — нашитые на кожаную тунику стальные пластины. Несколько мгновений Первый-в-Круге следил за ним, а потом потянулся за рубахой.

— Вы говорите, мудрый, что есть некто, и у него огромная мощь. И для лучезарного это тоже угроза.

— Добавь еще, что я Верховный всего две луны. И мое... правление... началось с испытания. Как думаешь, что останется от нашей с царем сделки, если я вернусь ни с чем?

А ведь было время — он пообещал себе, что спасет мальца, закончит то, чего не успел добиться старый наставник: отмены эдикта. И тогда он сможет, наконец, вернуться домой, и отец увидит, что проклятый отвергнутый наследник — правая рука владыки, которому кланяется вся знать по эту сторону Внутреннего моря.

Ничего этого не случится, если он сейчас же что-нибудь не придумает.

— И этот некто... долго ли он позволит мне носить черную ковву? — совсем тихо закончил Первый. Ндафа остановился, покачиваясь на пятках.

Видимо, разложив все по полочкам, воин упал обратно в кресло.

— Но у вас есть кто-то на примете?

— Конечно, есть. У Царства полно врагов!

— У Царства или у магов?

Самер, зашнуровывавший рубаху, остановился.

— Ладно, на сей раз ты меня поймал. Но сейчас это одно и то же. Смотри... — Верховный начал загибать пальцы. — В бывших провинциях чародеев никто не притеснял, для них мы все недруги, не важно, маги или простые смертные. Это могут быть чужеземцы. Еще есть беглые чародеи, они скрываются с тех пор, как Азас вошел в столицу. У них своя война, все эти годы. Лучезарного они ненавидят, даром, что малец нам благоволит. Но он сын узурпатора, и он ведь не вернул все, как было, верно? А потому он враг. Для них и я тоже враг, потому что не начал безнадежную борьбу и пособничаю трону.

Он загнул второй палец.

— Так что это могут быть отступники. После войны их было пара сотен, кого поймали, кого нет, но о большей части мы ничего не знаем. Еще есть горячие головы в самом Круге: молодежь думает, мы должны потребовать свободы и, если нам ее не дадут, мы просто возьмем свое силой.

— Вы с ними не согласны?

— Я могу их понять, Ндафа, но в Царстве больше тех, кто считает, что наоборот — это лучезарный якшается с колдунами и пора бы снова прижать нас к ногтю. Поэтому-то я и боюсь, понимаешь? Все и так... слишком сложно. Слишком хрупко.

Капитан пожевал мясистыми губами, словно пробуя на вкус предположения Верховного.

— Теперь этот некто убрал свидетелей?

— Да, именно так я и думаю.

— Почему было не сделать это раньше? До вашего приезда?

— Я думаю, что здесь, в провинции, из магов такие же заговорщики, как из тебя танцовщица. Они наварили варева, где могли. Беда, что из меня дознаватель еще худший, чем из них заговорщики.

Ндафа издал неопределенный звук: не то хмыкнул, не то фыркнул.

— Все это писанина на песке. Догадки.

— Конечно, догадки. Но можно до полуночи пытать магов обители и ничего не добиться. А то, что мы ищем... то, что мы в самом деле ищем — оно в городе, а не в пыльном каменном мешке.

Медленно и как будто нехотя, но капитан кивнул.

— Вот и хорошо, — заключил Верховный. — А теперь скажи, где в Джамайе такое место, где бы собирались все: дельцы, преступники и бедняки. В каждом городе такое есть, хотя бы одно.

— Наверное, 'Синий лотос', — поразмыслив, ответил Ндафа. — Это в трущобах.

— Дай угадаю, — хмыкнул Самер. — Это еще и самый большой бордель в городе.

Капитан неопределенно пожал плечами.

— Вот туда мне и нужно. И на сей раз одному.

— Это глупо, — коротко бросил капитан.

Самер сложил на груди руки, сверху вниз глядя на воина. Они мерялись взглядами целую вечность, пока Ндафа, наконец, не сдался:

— Хорошо, Джамайя — грубый провинциальный город, а вы слишком важны, мудрый. Если вас узнают... если воспользуются этим...

— Поверь, я могу за себя постоять! И позаботиться, чтобы меня не узнали.

— Но я не понимаю, зачем? Что вы такого вызнаете, чего не подслушаю я?

— Не знаю, — честно признался Самер. — Сказал бы, если б знал. Но я должен попробовать.

— Позвольте хотя бы идти с вами!

— Для тебя тоже есть дело, — отрезал Самер. — Пока я брожу по городу, ты осмотришь тела умерших в Алиде.

Чернокожий воин как будто посерел. Это было странное, необычное чувство, но магу стало его жаль.

— Ндафа, — как можно мягче произнес он. — Я понимаю, что ты... отвечаешь за меня перед семьей. Но посмотри на меня. Я не мальчик, которого забирали в обитель. Я Первый-в-Круге и Верховный маг Царства.

Это и стало последим выпадом, который обеспечил победу. Самер невольно ухмылялся, пересекая задний двор. Боги, когда же он в последний раз ходил пешком? Уж точно до решения Круга, до пресловутой сделки. Даже просто оказаться на улице без охраны — и то уже было хорошо.

Если бы не дело, приведшее его сюда!

Замысел казался логичным и правильным, когда маг до рассвета размышлял и мерял шагами покой — но стоило шуму городских улиц сомкнуться вокруг, и собственные выводы уже не казались Первому очевидными.