Армагеддон. Беглецы

'Бах!', 'Бах!' — выстрелы ружей почти слились.

Вскрик, похожий на заячий. Передового всадника ударило в грудь, смело с коня, словно картонный манекен.

Все дальнейшее происходило быстро.

'Тра-та-та' — длинная, патронов на тридцать, очередь прошла по колонне, пули вонзались в латных всадников, пронзая двоих и застревая в теле третьего. Мертвые рушились с коней, раненые судорожно хватались за поводья, стараясь удержаться в седлах. Жалобные крики смешались с конским ржанием.

На дороге мгновенно возник завал, несколько лошадей упало, задергало ногами, захрипели, выгнулись в предсмертной муке, перекрыв тропу, задние всадники еще пытались развернуться под пулями, но ни времени, ни простора для маневра у них не оказалось.

Егор передернул затвор, досылая патрон.

'Бах!', 'Бах!' — один за другим прогремели ружья.

Безусловно, всадникам не повезло, просто невероятно не повезло. На их стороне были все шансы, только один какой-то крошечный — против. И он как раз и выпал.

Несколько десятков профессиональных головорезов — против четверых попаданцев. Только самоуверенный невежда считает, что сулицы — основное оружие лесных наездников — это несерьезно, что это детские игрушки. За несколько десятков шагов она способна пришпилить, словно жука даже кольчуга не поможет. А таких сулиц у каждого лесного воина по несколько! В любых других условиях тут бы и говорить не о чем было. Развернулись бы и не дали наружу выскочить. Истыкали попаданцев сулицами прямо с седел и огнестрел бы не помог. Подвел шок от невиданного зрелища самоходной коляски.

А дальше понятно. Огонь почти в упор в том числе автоматом способен вырубить толпу на узкой лесной тропе и побольше.

И растерянность, и паника — все, спрессованное в секунды. И принимать осмысленные решения уже некому.

Меньше минуты и, вдруг, стрелять стало не в кого. Множество человеческих и лошадиных тел, лежащие по одному и грудами, некоторые еще бьются в агонии. Как кого застигли пули. И отчаянный, захлебывающийся крик — вой, смешивался с испуганным конским ржанием.

Егор увидел, как поднялся отец и встал на ноги. Ужас перед содеянным пронизывал все его существо, мешая дышать, сковывая движения. Накатила свинцовая усталость. Сердце яростно колотилось, в висках набатом стучала кровь. Все случилось слишком стремительно — он просто спасал собственную жизнь.

— Сволочи, Сволочи Вы первые начали! — шептали побледневшие губы, — Вы сами виноваты!

Несколько мгновений, тяжело дышал, когда почувствовал руку на плече. Повернулся. Отец с сочувствием смотрел в глаза.

— Пойдем, Егор, пойдем. Владыкин ранен — его надо как можно быстрее доставить к врачу. А ты посмотри, что с нем.

Дело. Конкретное дело, помогло собраться. Вслед за отцом залез в 'уазик' и повернулся к раненному.

Тот лежал, 'расплывшись' на сидении, прижимая ладонь к ране, вокруг набухало алое пятно. Обращенное к Егору лицо стремительно бледнело.

— Вы как, Тимофей? -наклонился над раненым, — Как самочувствие?

— Продержусь, — сквозь зубы глухо ответил раненый.

'Уазик' рванул задним ходом, спустился к основанию холма. Дикий скрип насилуемых ходовой и коробки передач, автомобиль в считанные мгновения развернулся на сто восемьдесят градусов, помчался, подпрыгивая на ухабах и оставляя позади скрип тормозов с перепуганной лесную мелочью, в лагерь.

'Машина — зверь!' — почему-то подумал Егор, наблюдая как проносятся мимо стволы деревьев.

Они влетели в лагерь и Петелин-старший дал по тормозам так, что 'уазик' на миг оторвал задницу от земли — проход между палатками и машинами и два пацаненка его перебегают. Остановились у палатки с приколотым к тенту бумажным красным крестом.

Щелкнуло дверцей. Петелины, отец и сын, помогли все больше бледнеющему Тимофею, он уже был на грани обморока, выбраться. Подхватив за талию, откинули брезентовый порог палатки и помогли зайти. Доктора на месте не оказалось.

— Дуй за доктором, Егор, мухой, — повернулся к сыну старший Петелин и помог Тимофею лечь на спальный мешок.

Через несколько минут в сопровождении Егора примчалась доктор и первым делом выгнала всех из палатки.

Петелин-старший вместе с остальными 'разведчиками' ожидал у палатки, курил, неизвестно какую по счету сигарету.

'Куда я втравил семью и доверившихся мне... потом упрямо качнул головой, — Нет, все правильно, — сжал зубы, — там верная смерть!'

Наконец брезентовый полог откинулся, и доктор вышла. Вид у нее был усталый и, словно недовольный. В руке она держала стрелу. Петелин увидел обмотку под наконечник проклеенной нитью на одном конце и костяную насадку с пазом под тетиву позади оперения, примотанных нитью, на другом.

У Петелина защемило сердце. Неужели все напрасно и Тимофея не спасти?

— Доктор, Анастасия Ивановна, ну что там, — голос его едва заметно дрогнул, — с Владыкиным?

— Закурить дайте, — жестко сказала доктор, не отвечая на вопрос и бросила стрелу на землю. Петелин старший несколько мгновений смотрел ей в глаза. Увидел, что губы у нее вздрагивают.

Доктор придирчиво осмотрела протянутые пачки, выбрала сигарету из одной и, только пустив в небо струйку ароматного дыма, неожиданно светло улыбнулась.

— Да не беспокойтесь, вы так, голубчик, я, конечно, не хирург. Я — акушер, но насколько могу судить, жизни пациента ничего не угрожает. Стрелу я вынула, рану обработала. Теперь главное инфекцию не занести.

Еще через час 'разведчики', на этот раз шестеро, снова выехали в безымянную деревеньку кривичей.

Хочешь-не хочешь, а налаживать отношения с соседями нужно. На этот раз Петелин старший категорически отказался брать огорченного этим Егора.

Несколько чуть-чуть теплых лучей, прорезались огненной полосой через лес, ярко облив закатным золотом верхушки деревьев. Солнце уже сползало к горизонту, и его краснеющий сплюснутый круг больше не слепил глаза. От костров вкусно пахло мясным— поварихи готовили ужин и мужчины глотали голодную слюну — физическая работа на свежем воздухе весьма способствует аппетиту.

Когда тяжело нагруженный кольчугами, шлемами, мечами, прочими трофеями и тщательно собранными стрелянными гильзами 'Уазик' вернулся, Егор был в числе встречающих. Кривичи видели расправу попаданцев с отрядом всадников, явившихся грабить их деревню, что впечатлило их и настроило на сотрудничество с могучими пришельцами. Договорились с кривичами легко — слава богу предки, не чужие. И язык, конечно, отличался от русского 21 века, но не так уж сильно. Примерно, как русский от польского. И при некотором старании понять собеседника возможно. За три ножа и три топора попаданцы выкупили полуостров, на котором поселились и прилегающую землю на два поприща (приблизительно километр) от реки. Местные еще удивлялись качеству металла — свой то был поганый — из болотной руды. Удалось и нанять местных на месяц — за это каждому, кто явится с повозкой — заплатят по топору. Кстати железо в средневековой России было мало — у рядового крестьянина — родовича если есть нож и топор, это уже хорошо — Русь, а затем Россия, вплоть до XVIII столетия испытывали острый дефицит металла.

Богатые запасы качественных железных руд на Восточноевропейской равнине огромны. Так, например, руды 'Курской магнитной аномалии', самого крупного в мире действующего железнорудного бассейна с объемом миллионы тонн, залегают на глубинах от 200 до 600 метров. Но при примитивных технологиях все Средневековье они оставались недоступными.

Из-за этого, сырьем для производства железа на Руси служили 'озерные' и 'болотные' руды. В отличие от глубоких руд, очень небольшие месторождения 'болотных' руд разбросаны по всей стране, представляя собой, по сути, рудные россыпи незначительных объемов. В науке это называется 'бурый железняк органического происхождения' или 'лимонит'. Если в глубоких рудах, например, уже упомянутой Курской магнитной аномалии, железа содержится порядка 70%, то 'бурый железняк' содержит в два раза меньше. Зато добывать такую руду можно буквально лопатой, снимая тонкий слой болотной растительности. Помимо легкости добычи у 'болотных руд' есть еще одно преимущество — металл из них выплавляется при 400 градусах, а при 700-800 получается железо приемлемого качества.

Наладить такое производство можно кустарным способом в простых печах. Лето руду копали в раскопах у лесных болот, а осенью 'сушили', обжигая на кострах. Одновременно заготавливали древесину — для получения угля ее пережигали в покрытых дерном ямах, процесс этот был трудоемким и длительным, до одного месяца. Зимой по снегу подготовленную руду и древесный уголь перевозили на санях к местам выплавки.

Потом в примитивных 'домницах' выплавляли кричное железо. Обычно это были одноразовые 'горны', укрепленные глиной ямы или каменные очаги, куда закладывалось небольшое количество руды (до нескольких десятков килограммов) вперемешку с древесным углем. Раскаленную 'крицу' — рыхлую железную массу, наполненную шлаком, проковывали молотами для уплотнения и удаления примесей. Полученное железо годилось для выделки простых металлических изделий.

* * *

Ведающий человек, владеющий силами тайными, могучими, способен на многое, недоступное простецу (простой, недалекий, наивный— устаревшее). Вселившись в орла, такой человек способен подняться в небо — обитель богов. Единым взглядом охватит оттуда бескрайние земли людей славянского языка: от холодных морей Севера до степей Юга. На далеком севере, в землях словен, пришедших в эти дикие места несколько столетий тому назад из земель руссов и других поморских племен, посреди бескрайней лесной черни с темными вкраплениями зеленеющих сосновых рощ, среди древних священных дубов, посвященных верховному богу Роду (главное божество в славянской мифологии, создатель всего сущего), пряталось капище славянских богов.

Высокая деревянная ограда, искусно изукрашенная, двое массивных ворот, какие не враз и выбьешь, вели внутрь, а посредине возвышался деревянный идол Рода, высотой в два человеческих роста. Вход внутрь разрешался жрецам и желающим принести жертву или тем, кому угрожала смертельная опасность — по заветам богов капище никому не отказывало в приюте.

Примерно в версте от нее, посредине небольшой поляны, окруженной мрачными, неохватными соснами, поднимался курган из дубовых бревен, сучковатых и массивных. На его вершине лежал великий волхв Белотур. По правую руку его лежал посох — с ним он никогда не расставался. Не расстанется и в смерти. Сталью и золотом сверкали на пальцах дорогие кольца. На голове — шапка, на ногах новые сапоги, сам прикрыт искусно изукрашенным плащом. В голове берестяные и лубяные чаши, горшки с медом и молоком, мешок с зерном и краюха хлеба — ничего не пожалели жители поселка при кумирне для верховного жреца. Будет чего вкусить в потустороннем мире! И не попрекнет живущих в небрежении.

Иной скажет втихаря — колдун, но такие слова — обида великая. Колдун знается с злыми силами, а ведун, чтобы помочь человеку и племени — с добрыми. И даже с самим Родом!

Вокруг кургана — молчаливая стража, тускло светилось обнаженное железо в руках — воины устрашали злое и не пропускали никого кроме жрецов. За ними — волновалась толпа. Ближние пришли утром, а из дальних весей все подходили и подходили. Заплаканные женские лица, угрюмые мужские. Плач, причитания, смешивались с тревожными криками ошалевших от невиданного количества людей, кружащейся над поляной стаи ворон. Трудно представить, что чувствовали люди, но великого волхва Белотура любили и уважали. Многим он помог и советом, и делом, а как поступит приемник-знают только боги.

Бажена, сцепив побелевшие от напряжения пальцы в замок, замерла перед погребальным костром, горло распирал подступающий крик. Пусто и одичало было на душе у девушки, словно на забытом, заросшем лебедою и бурьяном поле. Великий волхв был не только умелец в искусстве гадания и верховный жрец кумирни. Он был ее наставником и тем, кто подобрал лишившуюся семьи и родовичей голодную, маленькую бродяжку. Тогда он заменил родичей. И... старый волхв любил ее как отец, а она отвечала ему взаимностью.

Новый верховный жрец по имени Деян, седовласый и величественный, владевший могучими молниями, неторопливо прошествовал, опираясь о посох, в человеческий рост с навершием в виде лика бога Перуна, к погребальному костру. Поднял руки с крепко зажатым посохом. Его лицо, изрезанное морщинами, казалось высеченным из камня.

И затихли, стихли горестные вопли и шорох одежд, люди ожидали огненного чуда.

— Перун, помоги! — выкрикнул ведун и в тот же миг изо всех сил ударил острым концом посоха в землю.

И гром небесный прокатился под безоблачными небесами. И стая ворон с громким, испуганными воплями снова закружила в небе. Звуки еще плыли по переполненной поляне, затихая среди обступивших ее лесных великанов, когда в единый миг вспыхнул погребальный костер, словно подожженный с нескольких сторон, взметнулся языками багряного пламени. И поднялся в небеса столб густого, черного дыма. И ветер завыл нечто жалобное, запутавшись в кронах.

Ведун вырвал посох из земли и в пояс поклонился усопшему. Губы сжались в белую ниточку. Отошел в сторону.

Громко трещали угли, прогорая и таял, умирал, огонь. А люди думали о великом волхве. Белотур скоро будет в царстве предков где встретится с ушедшими. А сам великий волхв, несомненно, станет хранителем живых и покровителем рода славянского.

Пламя жадно пожирало дрова погребального костра, вздымаясь к небу языками багряного пламени. Искры поднимались ввысь, теряясь в высоте.

Бажена ощутила почти нестерпимый жар костра, но девушка даже не шевельнулась. По мозгам ударили запахи сгорающего дерева и плоти.

— Прощай, учитель, — едва слышно прошептала, прикусив пухлую нижнюю губку.

Таков закон, установленный верховным богом Родом — все живое обречено однажды умереть: и птица небесная и зверь, и рыба, и змея, сорная трава и дерево и даже великий волхв — все уйдут и только боги бессмертны. Но было так горько! Хотелось спрятаться от всех, упасть на землю, задыхаясь в слезах, в муках, в хлынувшей в душу черной пустоте. Не выдержала и всплакнула, но тихо, тихо, — она была сильная девушка и в детстве пережила столько, сколько и иной муж не выдержит. Вдруг сквозь треск костра и шепот ветра донесся голос, тихий, властный и вырвал из оцепенения.

— Бажена! — и внезапно стало легче, словно голос этот залечил душу. Только где-то на донышке сердца сосало и томилось остренькое. Девушка обернулась, резким движением узкой ладошкой вытирая светло-серые глаза. Деян стоял у самой кромки леса, опираясь на посох, в отдалении от скорбной толпы. Волхв поманил рукой, — Дева, подойди. Разговор к тебе, важный вельми.

Бажена подошла и остановилась напротив приемника Белотура, уважительно склонила голову. Старый жрец в упор разглядывал ее. Остро, не мигая: Бажена видела запавшие глаза сквозь космы длинных волос, которыми Деян всегда прикрывал лицо.

'Ну не похожа дева на кудесницу. Где нос крючком, где седые волосы? А вот в жены вполне или в лады (любовница по-древнерусски). Ах краса-девица, жаль, что рыжая, а я стар...' — уголок губы волхва дернулся в раздражении.