Мастерград 6

Ведающий человек, владеющий силами тайными, могучими, способен на многое, недоступное простецу (простой, недалекий, наивный— устаревшее). Вселившись в орла, такой человек способен подняться в небо — обитель богов. Единым взглядом охватит оттуда бескрайние земли людей славянского языка: от холодных морей Севера до степей Юга. На далеком севере, в землях словен, пришедших в эти дикие места несколько столетий тому назад из земель руссов и других поморских племен, посреди бескрайней лесной черни с темными вкраплениями зеленеющих сосновых рощ, среди древних священных дубов, посвященных верховному богу Роду (главное божество в славянской мифологии, создатель всего сущего), пряталось капище славянских богов.

Высокая деревянная ограда, искусно изукрашенная, двое массивных ворот, какие не враз и выбьешь, вели внутрь, а посредине возвышался деревянный идол Рода, высотой в два человеческих роста. Вход внутрь разрешался жрецам и желающим принести жертву или тем, кому угрожала смертельная опасность — по заветам богов капище никому не отказывало в приюте.

Примерно в версте от нее, посредине небольшой поляны, окруженной мрачными, неохватными соснами, поднимался курган из дубовых бревен, сучковатых и массивных. На его вершине лежал великий волхв Белотур. По правую руку его лежал посох — с ним он никогда не расставался. Не расстанется и в смерти. Сталью и золотом сверкали на пальцах дорогие кольца. На голове — шапка, на ногах новые сапоги, сам прикрыт искусно изукрашенным плащом. В голове берестяные и лубяные чаши, горшки с медом и молоком, мешок с зерном и краюха хлеба — ничего не пожалели жители поселка при кумирне для верховного жреца. Будет чего вкусить в потустороннем мире! И не попрекнет живущих в небрежении.

Иной скажет втихаря — колдун, но такие слова — обида великая. Колдун знается с злыми силами, а ведун, чтобы помочь человеку и племени — с добрыми. И даже с самим Родом!

Вокруг кургана — молчаливая стража, тускло светилось обнаженное железо в руках — воины устрашали злое и не пропускали никого кроме жрецов. За ними — волновалась толпа. Ближние пришли утром, а из дальних весей все подходили и подходили. Заплаканные женские лица, угрюмые мужские. Плач, причитания, смешивались с тревожными криками ошалевших от невиданного количества людей, кружащейся над поляной стаи ворон. Трудно представить, что чувствовали люди, но великого волхва Белотура любили и уважали. Многим он помог и советом, и делом, а как поступит приемник-знают только боги.

Бажена, сцепив побелевшие от напряжения пальцы в замок, замерла перед погребальным костром, горло распирал подступающий крик. Пусто и одичало было на душе у девушки, словно на забытом, заросшем лебедою и бурьяном поле. Великий волхв был не только умелец в искусстве гадания и верховный жрец кумирни. Он был ее наставником и тем, кто подобрал лишившуюся семьи и родовичей голодную, маленькую бродяжку. Тогда он заменил родичей. И... старый волхв любил ее как отец, а она отвечала ему взаимностью.

Новый верховный жрец по имени Деян, седовласый и величественный, владевший могучими молниями, неторопливо прошествовал, опираясь о посох, в человеческий рост с навершием в виде лика бога Перуна, к погребальному костру. Поднял руки с крепко зажатым посохом. Его лицо, изрезанное морщинами, казалось высеченным из камня.

И затихли, стихли горестные вопли и шорох одежд, люди ожидали огненного чуда.

— Перун, помоги! — выкрикнул ведун и в тот же миг изо всех сил ударил острым концом посоха в землю.

И гром небесный прокатился под безоблачными небесами. И стая ворон с громким, испуганными воплями снова закружила в небе. Звуки еще плыли по переполненной поляне, затихая среди обступивших ее лесных великанов, когда в единый миг вспыхнул погребальный костер, словно подожженный с нескольких сторон, взметнулся языками багряного пламени. И поднялся в небеса столб густого, черного дыма. И ветер завыл нечто жалобное, запутавшись в кронах.

Ведун вырвал посох из земли и в пояс поклонился усопшему. Губы сжались в белую ниточку. Отошел в сторону.

Громко трещали угли, прогорая и таял, умирал, огонь. А люди думали о великом волхве. Белотур скоро будет в царстве предков где встретится с ушедшими. А сам великий волхв, несомненно, станет хранителем живых и покровителем рода славянского.

Пламя жадно пожирало дрова погребального костра, вздымаясь к небу языками багряного пламени. Искры поднимались ввысь, теряясь в высоте.

Бажена ощутила почти нестерпимый жар костра, но девушка даже не шевельнулась. По мозгам ударили запахи сгорающего дерева и плоти.

— Прощай, учитель, — едва слышно прошептала, прикусив пухлую нижнюю губку.

Таков закон, установленный верховным богом Родом — все живое обречено однажды умереть: и птица небесная и зверь, и рыба, и змея, сорная трава и дерево и даже великий волхв — все уйдут и только боги бессмертны. Но было так горько! Хотелось спрятаться от всех, упасть на землю, задыхаясь в слезах, в муках, в хлынувшей в душу черной пустоте. Не выдержала и всплакнула, но тихо, тихо, — она была сильная девушка и в детстве пережила столько, сколько и иной муж не выдержит. Вдруг сквозь треск костра и шепот ветра донесся голос, тихий, властный и вырвал из оцепенения.

— Бажена! — и внезапно стало легче, словно голос этот залечил душу. Только где-то на донышке сердца сосало и томилось остренькое. Девушка обернулась, резким движением узкой ладошкой вытирая светло-серые глаза. Деян стоял у самой кромки леса, опираясь на посох, в отдалении от скорбной толпы. Волхв поманил рукой, — Дева, подойди. Разговор к тебе, важный вельми.

Бажена подошла и остановилась напротив приемника Белотура, уважительно склонила голову. Старый жрец в упор разглядывал ее. Остро, не мигая: Бажена видела запавшие глаза сквозь космы длинных волос, которыми Деян всегда прикрывал лицо.

'Ну не похожа дева на кудесницу. Где нос крючком, где седые волосы? А вот в жены вполне или в лады (любовница по-древнерусски). Ах краса-девица, жаль, что рыжая, а я стар...' — уголок губы волхва дернулся в раздражении.

Девичье сердце быстрее забилось от предчувствия.

— Это поручение твоего учителя, — скорбно прошептал старый волхв и зачем-то оглянулся, скользнул внимательным взглядом по людям, — Не здесь, пойдем, дева.

Волхв покачал головой, повернулся и неспешно пошел по лесной тропе, едва слышно постукивая посохом по земле. Он нисколько не сомневался, что девушка последует следом. Бажена поджала губы и нерешительно оглянулась на догорающий костер. А как же тризна? Но поручение.

Последнее поручение... Учитель не обидится!

Глубоко вздохнула и скорым шагом направилась вслед, к дому около капища, где жили волхвы, осторожно отклоняя с пути склонившиеся над тропой ветки — чтобы не нанести вред деревьям. Ведь у них есть душа и жизнь, а ее главный дар, связан именно с жизнью.

В светлицу Деяна вошла на совершенно ватных ногах. Солнце заглядывало в маленькие амбразуры окошек — их собрал из небольших кусков слюды искусный мастер, выложив ими узор из птиц и трав. И было в светлице как-то не ухоженно, неуютно и ей немедленно захотелось прибраться у старого холостяка. Волхв расположился на лавке за столом. Бажена подошла поближе и склонила голову. Потупила взгляд.

— А глаголь мне дева многому ли ты научилась у Белотура? — спросил волхв после некоторого молчания.

Девушка широко распахнула глаза. Неужели учитель не рассказал первому помощнику об успехах ученицы, ученицы с детства посвященной Мокоши?

— Многому, батюшка, — пальцы затеребили рыжую косу по пояс, толщиной с запястье.

Несколько мгновений старик сверлил пронзительным взглядом и вновь отметил: а хороша дева. Светлолица, шея лебединая, а глаза смелые, серые. Будь моложе точно отправил бы сватов!

Наклонился, сверкнул добрым металлом вытащенный из сапога засопожник (нож, носимый за голенищем сапога). Положил перед собой на стол.

Бажену отец еще в детстве научил разбираться в мудреном ремесле кузнецов. Рукоять деревянная, скромная, зато клинок в полосах и завитушках. Непростой нож. Явно харлужный (булатный, по-древнерусски). А дорогой — ужас!

— А спытаем тебя, дева. А пододвинь к себе нож, а потом подыми без рук, сможешь? — запавшие глаза остро уставились сквозь космы длинных волос в окаменевшее лицо девушки.

Бажена, немного помедлила, моля про себя покровительницу: Мокошь, дай силу, потом вытянула узкую ладошку к ножу, не касаясь его, пальцы согнулись когтями.

Глаза волхва остро прищурились. 'А недоучил тебя Белотур или в силу еще не вошла, ежели только одной силы мысли недостаточно, а и десницу тянешь!'

То, что произошло потом, человек из просвещенного двадцать первого века посчитал бы трюком, ловким мошенничеством, хотя это не так.

Внезапно нож дрогнул, будто он живое существо, а потом, словно его тянула невидимая нить, с легким шелестом дерева об дерево, заскользил все быстрее к юной кудеснице.

Рука судорожно дернулась вверх. Вслед за ней подлетел нож, застыл в воздухе в каком-то вершке от покрытого мелкими каплями пота лица. Спустя несколько мгновений рухнул на стол.

Волхв забрал нож и засунул в сапог и довольно долго молчал, глядя на потупившуюся ученицу оценивающим взглядом.

— Утрись, дева, — он подал кусок холстины, дождавшись, когда Бажена вытрет пот, продолжил, — Добре, дева, ведаю что главная твоя сила — сила жизни... — и внезапно спросил о совершенно другом, — А ведаешь ли ты, дева, когда первое княжение у славянского языка начати (появилось, древнерусское)?