— Я бы не стал заходить так далеко, — сказал он. — Но должен признаться в способностях к игре. — Я снабдил Стаунтона голосом местного метеоролога, добавил британский акцент, и это, казалось, идеально подошло.
— Интересно, — сказал я, — могу ли я заинтересовать вас коротким поединком? У меня есть друг, который считает себя опытным, но нуждается в некотором обучении смирению.
Стаунтон помолчал, прежде чем ответить. — Когда и с какой ставкой, сэр?
— Возможно, — сказал я, — вы бы согласились сыграть десять партий, начиная с сегодняшнего вечера, по ставке сто фунтов стерлингов. Победитель забирает все. — Это была подходящая сумма? Я не подумал изучить этот аспект переговоров.
— Как зовут вашего друга? — в его голосе звучала скука.
— Морфи, — сказал я.
— Несомненно, он захочет фору в коня и лишний ход?
— Думаю, он был бы готов сыграть с вами вровень, сэр.
— Понимаю. — Еще одна пауза. — Он довольно высокого мнения о себе.
— Да. Ему нужно взглянуть правде в глаза.
— Действительно. Что ж, конечно. Я был бы рад услужить.
— Очень хорошо.
— Когда мы начнем?
— В любое удобное время.
Я расставил доску и фигуры и активировал Пола.
Мы обсудили, как он должен себя вести. За свою недолгую карьеру Пол был безупречным джентльменом, никогда не смотрел на противника испепеляющим взглядом, не загорался, когда замечал промах, никогда не злорадствовал и не насмехался. Он сказал, что рад познакомиться с мистером Стаунтоном, и говорил так, как будто между ними ничего не было. У Стаунтона, конечно, не было никаких воспоминаний.
Англичанин был общителен, почти словоохотлив во время представления. Пол говорил мало. На самом деле он был едва ли вежлив. Но его оппонент, казалось, этого не заметил.
Игра была рассчитана не по времени. Шахматные часы были изобретены позже. Но в этом не было необходимости. Как только Пол, играя белыми, выдвинул королевскую пешку вперед, все пошло быстро.
Стаунтон защищался по системе Филидора, которая хорошо подходит для тех, кто любит играть от обороны. Штурмовать ее сложно, но в целом она приводит к ограничению позиции черных. Я ожидал, что Пол просто выведет соперника из игры, но этого не произошло. Англичанин занял позицию, которая казалась неприступной, и даже создал сильную пешку в центре позиции Пола. Какое-то время я думал, что они зашли в тупик.
Но развязка наступила с соблазнительной внезапностью. Стаунтон сделал рокировку, прикрывшись плотным щитом из пешек. Его королевский конь следил за ходом партии. Но в дело вступила ладья и сняла коня, оба слона врезались в скопление, и колеса сошли с места. Едва слышным голосом Стаунтон объявил о своей сдаче. — Очень хорошо, — сказал он. — Для любителя вы играете довольно неплохо, мистер Морфи. В следующий раз я отнесусь к вам серьезно.
— Спасибо, — сказал Пол. — Это было честью для меня. Продолжим утром?
— Хотел бы я быть вам полезным, — ответил Стаунтон. — К сожалению, мой дорогой молодой человек, я сейчас очень занят. Усердно работаю над своим трактатом.
— Действительно? — усомнился я.
— Да. Анализ дебютов. В последнее время в игре происходит много интересного. Как я, кажется, объяснил своему коллеге, доктору Кейсу, я редактирую сборник средневековой поэзии, и это должно быть главным. Боюсь, я отвлекся, думая о Чосере, понимаете ли. Отвлекся от игры и не смог составить нашему юному другу достойной конкуренции. Приношу свои извинения, мистер Морфи.
— Нам осталось сыграть еще девять партий, — сказал Пол.
— Конечно. Мы никогда не будем беспокоиться по этому поводу. И я постараюсь продемонстрировать более эффективно, чем сегодня вечером, почему атака, подобная той, которую вы мне только что продемонстрировали, на самом деле преждевременна. Я свяжусь с вами так быстро, как только смогу.
Он замкнулся в себе.
Контрольные лампы Пола вспыхнули алым. — Он снова делает это со мной, — сказал он.
— Нет, Пол. Все кончено. Вы победили его.
— Это еще не конец, Гарольд. Послушайте, в Лондоне тоже было так. Мы провели пару контрольных игр. Но все знали, что это он играет против меня. Я выиграл те игры. Но это ничего не значило. Мне нужно победить его без всяких сомнений, чтобы услышать, как он признает разницу между нами.
Я уставился на лампы. — Хорошо, — неохотно согласился я. — Я поговорю с ним.
Уильям Дженнингс Брайан был лучшим человеком, чем любой из этих шахматистов-идиотов. Маленькие человечки вроде Стаунтона никогда его не беспокоили. И он бы никогда не убежал от кого-то вроде Морфи. Он не смог бы победить. Он так и не выиграл бы. Но именно поэтому он был великолепен. Он никогда не выигрывал и никогда не шел на компромиссы.
Прошло несколько дней, прежде чем Стаунтон ответил. А когда он наконец ответил, то только для того, чтобы выразить протест. — Я действительно хотел бы помочь. Но, несомненно, вы, доктор Кейс, осознаете важность этих вещей. Как я могу с чистой совестью отложить свою работу в сторону, чтобы поиграть в игру?
— Конечно, матч не отнял бы у вас так много времени, сэр.
— Конечно, нет. Но я не смог бы сосредоточиться на нем. Это было бы несправедливо по отношению ко всем участникам. Пожалуйста, попытайтесь объяснить мистеру Морфи.
— Мистер Стаунтон, вы согласились на матч.
— И я буду играть. Как-нибудь. Тем временем, можете сообщить своему партнеру, что я постараюсь компенсировать его терпение, дав несколько личных инструкций по тем аспектам его игры, которые явно требуют внимания. Вы знаете, он довольно талантлив. При надлежащем руководстве он сможет достаточно успешно выступать в первых рядах европейских игроков.
— Мистер Стаунтон...
Его желтая лампа погасла, и я остался один.
После этого Пол перестал со мной разговаривать. И ночь за ночью я засыпал среди самых мрачных пассажей Баха, Дебюсси и Шенберга.
Я допустил ошибку, воссоздавая Стаунтона. Мне следовало обратиться к Фрейду. Почему ни один из них не был больше похож на Брайана? И пока мрачные симфонии Пола эхом разносились по дому, на моих устах вертелось имя Брайана.
Брайан, Брайан, Брайан.
Я не мог придать характеру Пола щедрую долю от старого крестоносца, не потеряв при этом образ Морфи. Но был и другой вариант.
Историки второй половины девятнадцатого века то и дело приезжают, чтобы поговорить с Полом. Обычно они хотят узнать какие-нибудь подробности повседневной жизни на Юге или, возможно, получить представление о взглядах человека, который пережил все это.
В настоящее время ведутся другие проекты, основанные на моих результатах. Один исследователь из Лос-Анджелеса утверждает, что использовал тактику Наполеона для восстановления своей психики. А команда из Сиэтла работает над Цезарем.
Тем временем Пол, кажется, вполне счастлив. Однако есть одна проблема. Морфи хотел бы бросить шахматы, как он уже делал однажды. Но вызовы приходят со всего мира, и Стаунтон продолжает настаивать на "еще одной игре", объясняя, как ему хотелось бы показать Полу, насколько можно улучшить его игру. Но, к сожалению, всегда что-то встает на пути.
ДОЛОГ ПУТЬ ДО АЛЬФЫ ЦЕНТАВРА
— Чарли, я буду счастлив, если больше никогда не услышу биржевых сводок. Я уволился.
— Ты шутишь.
— Я никогда не шучу. — Джейк поднял бокал с пивом. — Я ухожу отсюда. Собираюсь уйти. Убираюсь. Сваливаю. На самом деле, я сказал им об этом сегодня. — Джейк всегда выглядел так, как будто жизнь удалась. У него была широкая улыбка и ясные карие глаза, и он всегда казался неуязвимым для жизненных трудностей.
— Это плохая идея, Джейк.
— Я сказал Макинтайру, куда направляюсь. Сжег за собой мосты.
— Что ж, поздравляю. Как мне кажется.
— Это еще не все.
Чарли огляделся в поисках официантки. — Да?
— Я собираюсь к Южным морям. — Чарли моргнул. Его было легко напугать. — Собираюсь обосноваться на острове. Найти место с красивыми женщинами и ночной музыкой, просто лежать на пляже и бросать кокосовую скорлупу в океан.
— Кажется, — сказал Чарли, — я уже слышал это раньше.
— На этот раз я говорю серьезно.
Чарли опустил взгляд на стол. Джейк услышал обрывки разговоров вокруг себя: пожилая пара спорила из-за денег, трое молодых руководителей смеялись над выходками отсутствующего коллеги, женщина средних лет жаловалась на несовместимость компьютерных систем.
— Ты всегда должен оставлять аварийный люк, — сказал Чарли. — Если передумаешь, Бакстер отрежет тебе возврат. У тебя будут неприятности с поиском работы где бы то ни было.
— Проблема с аварийными люками в том, что в конечном итоге ты всегда будешь ими пользоваться. Нет, я начал задумываться о том, что на самом деле имеет значение в этом мире. А торчать в Филадельфии на работе, которая все продолжается и продолжается, — это не то.
— Говоришь, как в рекламе пива.
Джейк ухмыльнулся. — Да. Я знаю.
— Джейк. — Чарли не сводил с него глаз. — Ты там с ума сойдешь. Все равно делать нечего.
— Конечно, есть. Там отличные рестораны.
— Я говорю о работе, Джейк. И, кроме того, о причине существования.
— Мне это не нужно, Чарли. Кусок хлеба. Кувшин вина. Пара женщин. Этого будет достаточно.
Чарли выглядел несчастным. — С кем ты собираешься играть в покер?
— Найду кого-нибудь. — Выражение лица Джейка смягчилось. — Я хотел спросить, не желаешь ли ты пойти со мной?
— Я?
— Почему бы и нет? Черт, это был бы отличный способ отвлечься от крысиных бегов. Что скажешь?
Чарли нахмурился. — Я не могу поступить так.
— Почему нет?
— Это мой дом, Джейк. И всегда им был.
— Это не значит, что ты должен оставаться здесь. Что тебя удерживает? Твои дети выросли. Тебе не нравится твоя работа.
— Но мне осталось всего десять лет до пенсии.
— Десять лет. Чарли, это целая жизнь. Эта работа убьет тебя. Ты действительно собираешься так долго заниматься тем, что тебе не нравится, только потому, что у тебя копятся инвестиции в пенсионный фонд? Да ладно...
Они расплатились и вышли из бара. Торговый центр был забит рождественскими покупателями. Они остановились у газетного киоска Ролли, чтобы купить номер "Спортс Иллюстрейтед". Джейк вспомнил те времена, когда он, Чарли и остальные члены команды "Таскер Торнадо", таща с собой биты, перчатки и снаряжение кетчера, останавливались здесь, возвращаясь с игр в Западной Филадельфии и Франкфурте. Это было до того, как у них появились автомобили, когда им еще приходилось передвигаться на метро и надземке. Много лет назад.
Прямо впереди Джейк заметил бюро путешествий, расположенное в нише. — Это что-то новенькое, — сказал он.
Стекло и внутренние стены были увешаны плакатами с городскими пейзажами Азии и Европы. Джейк видел закаты в пустыне, руины джунглей и залитые лунным светом океаны. В центре витрины была установлена фотография в рамке, на которой была изображена часть оранжевого диска. Яркие серебристые фонтаны скрывали края диска, а за ним виднелось черное небо, усеянное звездами. — Это солнце, — сказал Джейк.
— Я так не думаю. — Чарли наклонился ближе. — Похоже на фотографию.
— Почему это не солнце?
— Посмотри сюда. — Он указал на яркую золотистую сферу размером с четвертак. — Это вторая звезда. Других звезд поблизости нет.
— Это действительно умно. — Джейк прищурился. — Ты прав.
Внутри за столом, длиной во весь офис, сидел невысокий мужчина в серых брюках и белой рубашке. Он склонился над компьютером. Его черные волосы начали редеть, на нем был красный галстук и бифокальные очки. В выражении его лица было что-то чопорное.
Джейк толкнул дверь.
Мужчина в бифокальных очках продолжал всматриваться в экран компьютера. Затем, не подав виду, что заметил их, он поднял глаза. — Добрый день, джентльмены. Чем могу вам помочь?
На его рабочем столе возвышалось каучуковое растение. На стене за растением Джейк увидел фотографию самолета с нитевидными крыльями, летящего над бурным морем. Самолет был похож на один из тех экспериментов 1912 года, которые всегда заканчивались неудачей. Но этот, похоже, справлялся с бурей.
— Просто осматривался, — сказал Джейк. На стенах висело еще несколько картин, на которых были изображены пейзажи и города. — Что это за самолет?
— Меня зовут Кирби. — Мужчина слабо улыбнулся и протянул руку.
— Джейк Кэшмен. Это Чарли Хэлвик.
— А это, — Кирби указал на самолет, — Виндсерф 18.
— Новый тип самолета?
— Старый. — Кирби поправил свои бифокальные очки. — Сейчас они используются только для осмотра достопримечательностей. — Он посмотрел на Чарли и снова на Джейка. — Так могу я чем-нибудь помочь?
Джейк кивнул. — У вас есть информация о Южных морях?
— Вы имеете в виду путешествие туда? Конечно. — Он наклонил голову так, что это выглядело почти по-птичьи. — Возможно, вас заинтересовали бы зимние каникулы? Мы могли бы организовать для вас отличный тур.
— Что ж, я просто хотел бы узнать, что здесь доступно. Каковы цены. В одну сторону.
Кирби удивился. — В одну сторону? Вы планируете переехать на постоянное место жительства?
— Я обдумываю это.
— Сколько человек будет путешествовать?
— Один, — сказал Чарли. Джейк не пропустил упрек в его тоне.
Кирби перевел взгляд с Джейка на Чарли. — Пожалуйста, подождите минутку. — Он отвернулся и снова уткнулся в клавиатуру.
Джейк и Чарли переглянулись. — Не надо сейчас брать на себя никаких обязательств, — сказал Чарли.
— Я не беру. Я просто хочу начать разбираться в происходящем.
Кирби уставился в экран. — Лучший на данный момент билет до острова Трук, который находится в Микронезии, стоит чуть меньше тысячи долларов. В одну сторону.
— Недешево, — сказал Чарли. — Почему бы вам не попробовать Атлантик-Сити?
— С другой стороны, мистер Кэшмен, я могу предложить вам место, которое может вас заинтересовать. И цена подходящая.
— Куда? — спросил Джейк.
— Минуточку. — Кирби открыл шкаф и достал фотоальбом. Он заглянул внутрь, кивнул сам себе, перевернул его и открыл посередине.
В центре страницы была помещена единственная фотография размером с лист почтовой бумаги. На переднем плане был пляж, несколько обломков дерева, линия волн и странно изогнутая морская раковина. На горизонте возвышались два пика, один из которых возвышался над густым черным лесом, а другой — над океаном. Они были серыми и блестящими, их вершины покрывал снег. День был пасмурный и предвещал дождь. Джейк почти ощущал запах соленого воздуха.
— Кажется, я это где-то видел, — сказал Чарли. — Это в штате Мэн?
— Это Коэли-нэймар. По-английски это Морская гора.
Из леса поднималась струйка тумана. Солнечные лучи падали на холодные скалы. Прямо под линией снегов Джейк разглядел серебристый выступ, соединяющий две горы. Где-то на высоте тысячи футов. — Что это?
Кирби повернулся, чтобы посмотреть. — Мост, — сказал он как ни в чем не бывало.
— Мост? — Опоры не было, а длина сооружения, должно быть, составляла две мили.
— Да. — Кирби кивнул. — Разве это не великолепно? — Он начал переворачивать страницу.
