Rpg Главы 1-17

Но сначала надо свести знакомство с баронессой Гранстон Де Брейдж и исполнить последнюю волю покойного Томаса Гранстона.

Глава двенадцатая: Замок

Куплю замок в домене.

Хостинг не предлагать.

Ночь я провел в "Ручном единороге" мадам Франсуаз. Очаровательная трактирщица была рада вновь меня увидеть. Помня, что она сказала мне утром, я уже не надеялся на продолжение нашего романа, но ошибся в лучшем смысле слова. Едва я устроился в своей комнате и приготовился отдохнуть, как мадам Франсуаз постучала в мою дверь. На этот раз она прихватила с собой бутылочку красного винца, и время от времени мы прерывали наши любовные игры для того, чтобы выпить по глоточку — и поговорить. Поначалу, признаюсь, я был не слишком откровенен с Франсуаз: после истории с Захариусом мне стало еще труднее доверять обитателям этого мира. Но Франсуаз была так мила, так красива, так ласкова со мной, что ее было очень трудно в чем-нибудь заподозрить. Мало-помалу я разговорился и рассказал ей о себе, опуская, понятное дело, некоторые малопонятные для нее вещи. Так, я ничего не стал говорить ей про компьютеры и про РПГ-игры, сказал только, что провалился в ее мир после того, как меня в кабацкой драке шваркнули пивной кружкой по затылку. Франсуаз слушала, лежа на мне и поедая меня своими влажными черными глазищами.

— Ах, милый, какой же ты герой! — сказала она, когда я замолчал. — Твоя история меня так возбуждает. Я уж думала, что настоящие мужчины остались только в сказках.

— Никакой я не герой. Просто жизнь у меня такая... непростая.

— Знаешь, что меня в тебе удивляет? — Она провела пальчиком по моим губам. — Что ты простой лох, а не рыцарь. Почему?

— Сам не знаю, — вздохнул я. — Судьба. Знаешь, как у нас говорят? Лох-это судьба. Только в твоем мире я это понял.

— Тебе нужна хорошая женщина. Благодаря ей, ты займешь достойное тебя положение в обществе.

— Разве такое возможно?

— А как же! Немного везения — и ты станешь рыцарем.

— Франсуаз, а ты можешь мне объяснить, что у вас означает слово "лох"?

— Это на староимперском языке. Что-то вроде "озерный", "человек с озера". Сейчас у нас так называют чужаков, чужеземцев. Еще так, я слышала, называют людей, которым знатные господа доверяют кое-какие мелкие поручения. Бабушка рассказывала мне, что наш предок был лохом. Он был пришлым в наших краях.

— Значит, это не оскорбительное слово?

— Нет. Ни чуточки.

— Ах, милая, если бы ты знала, как я тебе благодарен! — Я прижал Франсуаз к себе, начал целовать. Она смеялась, отбивалась от меня шутливыми шлепками, а потом нырнула под одеяло и...

Однажды, когда я вернусь домой — а я обязательно вернусь домой, если даже для этого мне придется превратить этот мир в золу и пепел, — я буду вспоминать свою близость с компьютерной моделью как полное сумасшедствие. Но в тот момент...

Ах, Франсуаз, Франсуаз! И почему в моем мире мне ни разу не встретилась девушка, похожая на тебя?

Я проснулся утром, отдохнувший и бодрый. Франсуаз ушла еще до рассвета. Я понял, почему она эта сделала, когда спустился вниз. На столе меня ждал завтрак — оладьи с патокой, аккуратно нарезанные сыр и ветчина, свежеиспеченные булочки и сидр в глазированной кружке. Честное слово, у меня чуть слезы на глаза не навернулись, так мне стало хорошо на душе! Только ради такого стоит жениться...

— Франсуаз, — позвал я ее, когда завтрак был съеден.

— Что, красавчик? — Она вышла из-за стойки и подошла ко мне. — Что-то не так?

— Спасибо, милая, это были просто обалденные оладьи, — я обнял ее, поцеловал и заметил, что у нее глаза на мокром месте. — Ты чего?

— Ох, если бы ты знал, как давно никто не хвалил мою стряпню! — сказала она. — Бедняжка Пьер говорил, что мне только для свиней готовить.

— Пьер был неправ, — я поцеловал ее еще раз и попросил: — Принеси мне, пожалуйста, точильный камень, зеркало и кружку горячей воды.

Четверть часа я потратил на то, чтобы до остроты бритвы наточить метательные ножи, а потом попытался одним из них побриться. Получилось даже лучше, чем я ожидал. Приведя себя в порядок, я нежно простился с моей чудной трактирщицей и направился к замку Гранстон.

По дороге я поначалу все время думал о Франсуаз, но потом вдруг вспомнил Вику Караимову, свою соседку и давнюю любовь. Вика жила в соседнем подъезде вместе с мамой, тихой и приветливой женщиной, еще не утратившей величественной красоты, которую в полной мере передала дочке по наследству. Вика была очень хороша собой — высокая, стройненькая, с большущими светло-карими глазищами, с густыми волосами, чуть отливающими рыжиной. Одно время я был безумно влюблен в нее и даже пытался ухаживать. Пару раз пригласил ее в театр, потом на концерт "ДДТ", а после мы сходили в хорошее кафе на Невском. Вика принимала мои ухаживания, и мне казалось, что все у нас срастется, но тут на горизонте появился этот бычара Руслан на своем новеньком "Гелленвагене", и я понял, что мои шансы равны нулю. И чего эти девчонки так падки на тупых самодовольных баклажанов с бабками и на фирменных колесах? Вечерами я смотрел в окно, как этот наглый закормленный пентюх разворачивается у нас во дворе — и злился, злился, злился. А Вика садилась к нему в машину с таким лицом, будто этот урод чуть ли не принц Уэльский. Наверное, в том что случилось виноват и я тоже — ну что мне мешало воткнуться в какую-нибудь компанию "Рога и копыта Инвест", торговать мобилками, комплектующими для компов, сделанными в Чанчуне или в Муньджоу из отходов рисоводства, или просто воздухом и, в конце концов, купить себе такую же навороченную тачку? Возможностей уйти в коммерцию у меня было навалом, всем нужны были мои английский, французский и немецкий. Но при здравом раздумьи я понимал, что дело вовсе не в "Гелленвагене", а в системе ценностей. Ну, куплю я себе такой вот внедорожник за много-много зеленых денег, покорю сердце Вики, а завтра засветится в непосредственной близости очередной Артем-Руслан-Вадик-Рустам-Серега-и-как-его-еще-там уже на "Порше" или на "Феррари" — и амба, приехали, жжем бензин дальше. Моя любовь снова купится на крутую тачку, потому что это престиж, это стиль, это успех, мечта, возможность утереть носы завистливым подружкам. Так Вика Караимова и уехала от меня на "Гелленвагене". С тех пор я потерял интерес к красивым девушкам, а некрасивые меня никогда не интересовали. И еще у меня появилась странная идиосинкразия на имя Руслан — как услышу в баре или в магазине певучий женский голос, зовущий: "Русланчик!", так у меня крапивный зуд идет по всему телу. Вот такой вот я чувствительный — или глупый?

Просто счастье, что в этом мире нет иномарок. Ненавижу я все эти жестяные жрущие бензин коробки со всеми удобствами. Без них мальчики-мажоры никогда бы не отбили девчонок у хороших парней. У меня даже мелькнула странная, почти шизофреническая мысль — а может мне не стоит возвращаться обратно в мой мир? Ну что хорошего у меня там есть? Типовая холостяцкая квартира в спальном районе, недописанная диссертация, друзья-женатики, которые только и думают о том, как бы заработать, скучные воскресные пикники с банальным шашлыком, водкой и дурацким натужным весельем? А здесь у меня есть Франсуаз. Такая милая, такая тоненькая, такая мягкая, такая ароматная, такая глазастая, такая заботливая. И воздух здесь чистый, и еда вкусная, а слово "лох" не является ругательством. Плюнуть на все, забыть о прошлой жизни, о том, что я неудачник, что я не удержал Вику, что моя жизнь всего лишь пустое сидение за компьютером, сон и еда?

Но смогу ли я забыть о том, что по ту сторону реальности есть белые ночи, купол Исаакия, Дворцовая площадь, длинный коридор филфака, по которому я так любил прохаживаться, когда был студентом? Александро-Невская лавра, в которой меня крестили, школа на Петроградской, где я учился, Пискаревка, где лежат вместе с сотнями тысяч ленинградцев мой прадед, два младших брата моего деда и две его сестры, умершие зимой 41-ого?

Да уж, есть над чем подумать, мать его тру-ля-ля!

Пережевывая свои печальные воспоминания, я добрался до замка. Картинка была вполне живописная — замок Гранстон был образцовым замком с высокими стенами, зубчатыми башнями и высокими шпилями. Он стоял на вершине холма, и к его воротам вела обсаженная серебристыми елями широкая дорога. В воротах стоял один-единственный стражник. В левой руке он держал здоровенную глевию, в правой — дымящую курительную трубку. Когда я почувствовал запах табака, у меня все внутри перевернулось.

— Стой, лох! — крикнул стражник, направляя на меня острие глевии. — Дальше идти нельзя.

— У меня дело к госпоже баронессе, — ответил я, втягивая ноздрями пахнущий табаком воздух.

— У тебя? Ты на себя посмотри, чудак! — Он затянулся, выпустил замечательный сизый ароматный клуб дыма. — Так я тебя и пустил в замок.

— Слушай, приятель, у меня совсем нет настроения спорить с тобой. Я действительно пришел по важному делу. Я знаю, что случилось с бароном Томасом Гранстоном и хочу поговорить с баронессой.

— Не хочешь свою куртку продать? — внезапно спросил стражник.

— Не горю желанием.

— Сто дукатов дам.

— Увы — товар эксклюзивный, скидки на него не предусмотрены.

— Чего?

— Да так, ничего. Закрыли тему, куртка не продается.

— Интересно знать, где ты такой дорогой курткой разжился? — продолжал стражник. — Может, ограбил кого?

— Тебе-то какая разница, милейший? — Я уловил в тоне стражника жгучую зависть: на нем самом было надето что-то несусветное, некий безобразно сляпанный из ржавой проволоки и засаленного войлока гибрид кольчуги и стеганого тегилея. — Так как насчет встречи с баронессой?

— Нет, не можно, — тупо заявил он. — Почем я знаю, что ты не врешь про барона?

— Эх, приятель, я сейчас жалею, что не захватил щит барона, который нашел рядом с телом. Там была гроздь винограда. Герб Гранстонов?

— Ну и что? Можа, ты где этот герб видел.

— Ладно, приятель, последняя попытка. Ты читать умеешь?

— Не, не обучен.

— А есть кто в замке, кто умеет читать?

— А как же, конечно есть. Капеллан наш, отец Вильмон, да и сама баронесса и писать и читать умеет.

— Вот и славненько, — я вытащил из сумки предсмертную записку барона. — Позови капеллана, дам я ему один мессидж зачитать.

— Чего?

— Того, деревня! Капеллана позови, говорю.

— Ладно, — он наконец-то соизволил вынуть трубку изо рта, перекрыл вход в замок железной решеткой с зубьями, навесил изнутри замок. — Жди тут.

— И табачок захвати! — крикнул я ему вдогонку. — Я у тебя куплю, если продашь.

Цербер вернулся минут через пятнадцать с сухоньким старичком в коричневой рясе. Я с поклоном вручил старику записку барона. Старик взял записку, держа в вытянутой руке начал читать, беззвучно шевеля губами, а потом затрясся весь и порывисто повернулся ко мне.

— Где ты это взял? — заикаясь, спросил он.

— На теле барона. Я пришел выполнить его последнюю волю, отдать кольцо баронессе.

— А кольцо?

— Здесь, — я показал свою руку с кольцом на пальце. — Узнаешь, благочинный?

— Воистину чудо чудное! — Капеллан еще несколько секунд таращился на меня, потом крикнул стражнику. — Открывай ворота!

— Табак принес? — осведомился я у стражника, который возился с запорной решеткой.

— Мало у меня, — промычал он. — Если только завтра придешь.

— Сколько возьмешь?

— Пятьдесят соверенов за унцию.

— У тебя что, настоящий "Дрюм"? — возмутился я. — Небось, махру палишь. Побойся Бессмертных!

— Не хочешь, не бери, — отрезал стражник. — Или давай меняться: ты мне куртку, а я тебе десять фунтов табаку, самого лучшего.

— И полцарства в придачу, — добавил я. — На Кавказе есть Кура, на Куре стоит гора, на горе сидит грузин по фамилии Обломидзе. Тебе к нему. Фигу тебе, приятель, а не куртку. Я лучше курить брошу.

— Чо?

— Арбалет через плечо. Пока, служивый.

Рожа стражника приобрела прокисшее выражение. Я бросил на него последний победный взгляд и зашагал за капелланом Вильмоном через мощеный булыжником двор к дверям замкового донжона.

Глава тринадцатая: Баронесса Гранстон

Девушка ищет парня для нежной любви.

Фоты здесь. Чего тебе еще нужно, козел?

Капеллан привел меня в замковый холл. Зрелище было печальное — когда-то здесь, наверное, царила роскошь, теперь стены изрядно облезли, гобелены на них полиняли и выцвели, огромная деревянная люстра напоминала подвешенное к потолку тележное колесо, деревянные панели и перила лестниц были безжалостно выщерблены. Даже тростник под ногами и то был какой-то увядший. Пахло сыростью и мышами. Несмотря на то, что в огромном камине полыхал настоящий пожар, было более чем прохладно.

— Ждите здесь, сударь, я доложу о вас баронессе, — сказал мне Вильмон и поднялся по лестнице на второй этаж.

Я прошелся по холлу, разглядывая расставленное в тяжелых дубовых пирамидах оружие. Возле стойки с мечами я остановился и долго рассматривал клинки. Мечи были самые разные — прямые и чуть искривленные, одинарные и полуторные, совсем простые и изящно отделанные. Покойный Гранстон без сомнения очень любил оружие. Да оно и понятно — он был воином. Всю свою жизнь он посвятил военному делу и сгинул в вонючей пещере из-за козней мерзкого альбарабийского шпиона. Странно, однако, что такой опытный воин, — а я был уверен, что Гранстон был опытным и умелым воином, — не сумел одолеть аануба, а мне это удалось. Просто везение? Или неведомая мне пока тайна Главного Квеста? Вряд ли я скоро узнаю правду. Одно хорошо, я выполнил волю бедняги. На душе как-то сразу стало спокойнее.

— Баронесса Гранстон Де Брейдж! — объявил громкий голос за моей спиной.

Я порывисто обернулся и замер с открытым ртом. Потому что увидел ее.

Памелу.

Мать твою тру-ля-ля, не могут две женщины быть так похожи! Разве только разработчики моего квеста моделировали эту Памелу с той...

— Подойдите, друг мой, — сказала она, и голос ее звучал глубоко и бархатисто. — Подойдите, чтобы я могла поблагодарить вас за вашу услугу. А вы, Иероним, — сказала она стоявшему рядом с ней мужчине, — оставьте нас, прошу.

Она была в атласном черном платье с белыми кружевными манжетами и кружевным стоячим воротником — просто воплощение траура. Сколько ей лет, двадцать пять, тридцать? Мне в этом наряде она показалась просто ослепительной. Я на негнущихся ногах подошел к лестнице, склонил голову. Баронесса не спеша, сошла вниз. Я ощутил, как ее рука коснулась моего плеча.

— Только благородный человек мог сделать то, что сделали вы, — сказала она. Почему-то мне казалось, что она говорит на безупречном английском языке, хотя я понимал, что это не так. — Я прочла его предсмертную записку. Теперь мне кажется, что я была недостойна его. Как он погиб?

— Он погиб в бою, миледи, — сказал я, не поднимая лица. — Как храбрый и благородный рыцарь.

— Радостно это слышать. Что с его телом?

— Оно покоится в пещере, где он погиб. Лучшего склепа нельзя пожелать.

Блин, не могу же я сказать бедной вдове, что в нескольких десятках метрах от тела ее мужа бьет фонтан самой настоящей браги! Теперь, когда я пришиб волька, в пещеру начнется самое настоящее паломничество местных алкашей. И все они будут тусоваться у останков барона. Вряд ли кто додумается предать его земле. И, между прочим, в записке ни словом не было сказано, что нашедший должен похоронить беднягу...