П С Ы Ж

— Балбес ты, — не замечая, что копирует Иванова, сказал Хесус. — Никак не поумнеешь. Говори прямо, чего надо?

— Просто интересуемся, — произнесли за спиной и властным, командным тоном потребовали: — Назовись.

Хесус обернулся: перед ним стоял Ингвар, старший из первого круга; высокий, плечистый, надменный, с вечно хмурым выражением на лице. Руки в карманах джинсов, обманчиво ленивый прищур, косая чёлка. Этакий праздный зевака, чьё внимание привлечёт и пожар, и выяснение отношений, и котёнок на дереве. Всё портил немигающий стылый взгляд, от такого кидает в дрожь, а у чересчур впечатлительных подгибаются колени. Любопытством здесь и не пахло: зеваки глазеют, а не пронзают взглядом. Сзади громко сопел Рамзес — готовился напасть? ждал отмашки? накручивал себя до исступления? Нервы стянулись в комок; глубоко, на дне сознания, глухо взрыкивая, ворочалась тварь — пусти! убью! Хесус не пускал. Какого чёрта им нужно?! Особенно Ингвару. У Рамзеса, похоже, личные счёты, с ним ясно — решил поквитаться при случае. С Ингваром — нет. Обычная неприязнь? Хесус недолюбливал бывшего куратора, Ингвар платил тем же. Что ж, вот и поговорим. Если они вообще намерены разговаривать. Полезут вдвоём — не сдобровать, старшего за глаза хватит. Никто, впрочем, лезть не спешил. Ингвар вовсе не был так спокоен, как хотел казаться. Его выдавала напряжённая поза; невозмутимый вид был фальшивым от и до. Небрежно кивнув Рамзесу — погоди-ка, разберёмся культурно, он с нажимом повторил:

— Назовись.

— Ты слепой? — огрызнулся Хесус. — Что тут забыл? Кого ждёшь?

— Я не шучу. — В два счёта вымахав до фонаря, Ингвар оброс костяными пластинами брони, набычился, склонив рогатую башку; навис кряжистым утёсом. — Кто. Ты. Такой?

— Хесус. Не признал? Лёха и то догадливее.

Исполин переступил мощными лапами, замер, буравя неприязненным взглядом. Потом зыркнул на подельника. Рамзес кивнул: кажись, и впрямь Игорёк, тот самый, из гранатомёта приголубленный. Воскрес, права качает. Ингвар долго приглядывался, что-то прикидывая в уме, и наконец, удовлетворившись осмотром, громыхнул из поднебесья:

— Допустим. Далеко собрался, Хесус?

Вопрос уже не звучал как издёвка, но Хесус неожиданно вспылил. Он и раньше замечал подобное отношение к себе, к новичкам, просто не придавал значения. И вот убедился — старшим плевать. На него тем более, не родной ведь — приёмный, и в семье оказался случайно.

— А не срать ли вам?

— На тебя — да, — не стал отрицать Ингвар. — На ситуацию — нет.

— Какую ситуацию? Куда я иду — моё личное дело.

— Дурака-то не строй.

Усеянный шипами хвост стегнул по асфальту, мелькнули и исчезли когти-кинжалы. Портфель отшвырнуло к бордюру, коробку со щенками размазало в кровавую кашу. Вопрос с питомцами решился раз и навсегда: забавный рыжий кутёнок не достанется ни ему, ни Галке. Хесус ощерился в ответ, взревел, изготовясь к прыжку; на коже вздулись бугры "татуировки", стальными ростками проклюнулись лезвия и крючья. Грудь заковал хитин панциря. Пусти! Убью!! — набатом било в висках. Тварь бесновалась под сковавшими ее обручами воли, силясь вырваться из железных тисков, огромная, мощная. Хесус держал, не пускал.

— Стой. Где. Стоишь, — прорычал Ингвар, броня закрыла его целиком. Ингвар перестраховывался: он вовсе не был уверен, что выстоит против Хесуса, если у того сорвёт крышу. Ни он, ни Рамзес.

В соседнем подъезде хлопнула дверь, и на улицу вывалилась пьяная гогочущая компания. Через мгновение смех как отрезало, крики, топот ног, тишина. Правильно, шелестели тополя, целее будете.

— Ты мразь, — холодно бросил Хесус. — Живодёр поганый. Или слепой как крот. Зачем щенков убил? Они-то тебе что сделали?

— Щенков? — громыхнул исполин. — Каких?

— Он щенков нёс, — подал голос Рамзес. — В коробке.

— Вы оба, не морочьте мне голову. — Ингвар слегка уменьшился в размерах; пластины брони съёжились, демонические рога превратились в обычный рогатый шлем. — Спрашиваю последний раз, куда идёшь?

— К Иванову.

— Зачем?

— Поговорить.

— Дальше?

— Домой, отсыпаться.

— Потом что?

— Не твоё дело.

— Моё. Город третий день на ушах стоит. Догадываешься, почему? Уважаемые люди устали объяснять другим уважаемым людям, что за бардак творится на их территории. Сначала четверых молокососов положил ни за хрен собачий, прямо в СИЗО, в открытую. Затем с ОМОНом сцепился. Если б не Дед, полквартала бы разнёс. Знаешь, кому за это предъявят? Уже предъявили. Нам, не тебе.

С каждой фразой Ингвар становился всё меньше, пока не принял нормальный размер. Теперь он походил на начальника, который, не стесняясь в выражениях, отчитывает в хвост и в гриву нерадивого подчинённого.

— Ты вообще соображаешь, что можно, а что нельзя? Думаешь, мы глаза закроем, с кем надо порешаем, и порядок? Грабь, воруй, сношай гусей? Нет, так не работает. Жить надо по понятиям, беспредел никому не впёрся. А ты, ты... — Ингвар задохнулся от злости: — Везде наследил, куда ни ткни.

— Хочешь спросить с меня за беспредел? — перебил Хесус. — За то что гопников завалил?

Ингвар удивлённо вскинул брови:

— Плевать на гопников. Ты вернулся, живой — вот в чём засада. Почему, отчего — не ясно, но мы разберёмся, обязательно, и по фактам, и по существу. Ты опять нас подставил, опять кипеш начнётся, суета, бардак. Уважаемые люди придут в бешенство, когда узнают, что мутная история с отморозком из банды ни хрена не закончилась. Лучше б не возвращался. Оно нам надо, проблемы огребать? Только старшие всё уладили. Воскрес, гад, в город припёрся, сплошной головняк из-за тебя.

Хесус стоял как мешком ударенный. Он ждал, чего угодно, но такого...

— Я... — В горле пересохло, язык царапал нёбо.

— Ты. — Голос Ингвара ожёг кнутом. — Нарушил. Закон. Или кто-то, неважно. Повторная перелицовка запрещена.

— Я не знаю, кто...

— Заткнись. Мы разберёмся.

— Хватит указывать! — Щёки Хесуса пылали от возмущения. — С новичками будешь так базарить, понял? Если виноват — отвечу, перед старшими, перед семьёй.

— Ты не в семье, — резко, как припечатал, сказал Ингвар. — Тебя отшили, заочно.

— Что-о-о?!

— Поговоришь с Ивановым — и вали. Срок — до утра.

Хесус ошарашенно молчал.

— Никому ты не нужен, Игорёк, — язвительным тоном добавил Рамзес. — Сожгли и правильно.

— Сборов не было, как меня могли отшить? — Хесус цеплялся за соломинку. — Не имеете права...

— Имеем. В исключительных случаях.

Ингвар поднял руку во властном жесте:

— От имени старших...

Слова падали ледяными глыбами, оглушали, давили неимоверной тяжестью.

— Приговариваю тебя...

Разбивались в мелкое крошево, в мёрзлую колючую пыль.

— К изгнанию.

Ночь дышала стужей, на ветках деревьев серебрился иней; кружилась, мела по ногам позёмка. Реальность качнулась, обретая привычные очертания, и Хесус зябко поёжился, сбросив наконец бессильное оцепенение. Он долго стоял перед подъездом, не решаясь войти. Пустота и холод разъедали душу, превращая мир вокруг в мёртвую серую пустыню — царство теней, тоски, одиночества...

Где-то далеко в недрах фрактального лабиринта лязгал, отмеряя время, метроном. До утра, тупица, до утра.

Жить не хотелось, хотелось сдохнуть.

Ты не один, услышал он вдруг смутно знакомый, еле различимый шёпот. Не один. Холод и пустота отступили, на шаг, на полшага; затаились до поры. Стало чуть легче. Он выпрямился, запрокинул голову к низкому тёмному небу.

Потерпи. Я с тобой.

— Сами валите! — прокричал, не заботясь, что может кого-то разбудить. — Утром, в обед, когда угодно!

Сквозь прорехи облаков на крик выглянул бледный серп луны.

9. Псы негодны

Хесус ворочался на кровати в неуютной, пустой квартире, куда его отправил старлей. Сидел, обхватив колени руками, не в силах уснуть. Бродил по комнате, опять ложился. Затем достал старые альбомы и принялся рассматривать фотографии — свои, брата, матери... Прошлое, которое не вернуть.

В мыслях царил сумбур: Хесус вспоминал то одно, то другое. Вскакивал, бормоча, словно продолжая разговор со старлеем. Полночный разговор на тесной тёти-Машиной кухне, который крепко вправил ему мозги.

Что ж ты раньше не спрашивал, Игорь?

А ты почему не говорил? Не намекал даже.

Да потому что бесполезно с вами общаться. Попусту! Устал, не могу уже. Распинаешься, а толку — ноль. Как об стену горох, в одно ухо влетело, из другого вылетело. Вы же быстрые, хищные. Цари зверей, м-мать! Силой берёте, не умом. Зачем зверю ум? Только в тягость. Пока сами не осознаете, ни хрена слушать не хотите. Кстати, намекал. Предупреждал, советовал. Забыл уже?

Он вспоминал кусками, будто перематывал фильм. Короткие отрывки чередовались с длинными, а длинные дробились на фрагменты.

Стоп-кадр. Ногти Хесуса впились в скулу.

Крупный план. Длинные серые ногти отливают металлом.

Ты не в банде, говорит он. Почему?

Губы старлея кривит презрение. Верхняя губа задралась, обнажив острые желтые зубы. Тускло блестит коронка.

Псы ж, бросает он. Псы и есть. Зубы у старлея в металлических коронках, все.

Псы? Хесус напряжённо следит за блеском металла, за готовыми лопнуть желваками на скулах.

Да, цедит старлей. Твари, отродье.

Стоп-кадр. Хесус сидит неестественно прямо.

Крупный план. В уголке глаза набухает слеза.

Помянем, говорит он, матушку. Когда похороны?

Издалека, Иванов хмурит брови, смотреть будешь. Я тебе бинокль дам. Похороны в среду, я всё уладил и организовал. А потом, чтоб духу твоего в городе не было.

Стоп-кадр. Хесус налёг на стол, подавшись к старлею.

Крупный план. Всклокоченные волосы. Синеватая, набрякшая у виска жилка.

Ты удивишься, говорит Хесус. Старшие сказали то же самое — чтоб духу моего... Они в курсе.

Не удивлюсь, Иванов недобро щурится. Кто?

Ингвар. Ждал возле дома, озвучил общее решение.

Поздравляю, ухмыляется старлей, ты изгой. Обскакал меня, парень.

Хесус угрюмо молчит.

Чтобы тебя невзлюбили, необязательно что-то делать, поясняет Иванов. Ты выскочка, занявший чужое место, — раз. Со мной якшаешься — два. А главное, ее любимчик, раз вернулся с того света. Лучший. Первый. Круче, чем я. Достаточно?

Ее? — тупо переспрашивает Хесус. В смысле?..

Конечно, ее, старлей раздражённо дёргает щекой. Думаешь, это машина? Механизм? Как бы не так.

Между оконными рамами жужжит муха.

Монтажные склейки, нарезка сцен, паузы. Перемотка вперёд и назад.

Он, старлей Иванов, бутылка водки, чёрствая буханка хлеба и шмат сала. Сковорода с остатками жареной картошки. На, подогрел, сказал Иванов, холодная невкусная. Чай будешь? Уплетая картошку за обе щёки, Хесус кивнул: буду, мол, спасибо. Хлеб и сало он нарезал ногтем. Вжик! Срез тонкий, ровный, и нож мыть не надо. Очень удобно. Еще бы, усмехнулся старлей, разливая спиртное. До поры-то удобно. Пригубив для приличия, Хесус отодвинул рюмку. Иванов выпил, закусив тонким ломтиком сала, посмотрел строго. Я чай налью, Хесус потянулся к плите, где уже посвистывал чайник. Саймон, у меня есть вопрос — ответь, пожалуйста.

Перемотка. Старлей забивает фразы как гвозди: кулаком по столу — хрясь! Рюмки подпрыгивают.

Активатор? Нет, не любого. Да, может отвергнуть. Вылечить, убить, искалечить. Да, мы такие. Нет, мы не виноваты. Есть ли другие, кроме банды? Откуда мне знать?! Я не ору! Заткнись и засунь в жопу глупые вопросы. Кто к кому пришёл, в конце концов? Почему мы такие? По кочану! Ты думал о светлом, приятном и радостном, когда бултыхался в этом дерьме? Да-а? Старался? И что, получилось?!

Тётю Машу старлей отправил к бабе Шуре. До утра. Мало ли, как она на покойника отреагирует? Истерику, к примеру, закатит. В обморок грохнется. На фиг надо.

Сам он гостю не удивился. Телефонный звонок уже расставил всё по местам. Внешний вид Хесуса старлея тоже не смутил. Одет как на деловую встречу? Бывает. Окинув с ног до головы цепким взглядом, пожевал губами. Проходи — махнул рукой в сторону кухни. Ну и чего? — буркнул неприветливо. Ты меня из гранатомёта разнёс, без обиняков заявил Хесус. Разнёс, подтвердил старлей. Хесус загнул безымянный палец. Потом в крематории сжёг, загнул средний. А я здесь. Он уставился на получившуюся "козу", знак от порчи и дурных сил. Как так? Да хер проссышь, ответил старлей. Ты откуда взялся, парень? Постой-ка, соображу... из леса? Из леса, сказал Хесус. В костюме и с портфелем? — Иванов подвигал бровями. Портфель явно перебор. Да уж, Хесус почесал в затылке, значит, в костюме. Не понимаю... ты не хотел и не просил, старлей покачал головой, но тебя возродили. Меня? — опешил Хесус. Кто возродил? Зачем?.. Кто, кто, конь в пальто! — внезапно огрызнулся Иванов. Не понял, что ли? Можешь не благодарить, у нее свои резоны. Хесус оторопело моргал. А что, раньше не приходили? из леса? — уточнил. Ниоткуда не приходили, мрачно отрезал старлей. Ты первый. Зря тебя в пятнадцать лет...

Перемотка. Старлей и Хесус пьют за упокой.

Дебил ты, Иванов ковырнул вилкой подгоревшую картошку, отправил в рот, поморщился. Зачем в СИЗО попёрся? Зачем пацанов искромсал? Не я, открестился Хесус. Угу, промычал Иванов, опрокинув рюмку. Ты о матери подумал? Я тебя из гранатомёта разнёс, у нее сердце не выдержало. Погодили бы стрелять, я б оклемался, Хесус промокнул уголки глаз шёлковым галстуком. Ты?! Оклемался? Тебе видео показать? Иванов достал телефон. Какой-то умник, ни дна ему ни покрышки, снял и в сеть выложил. Смотри! Это я?! — Хесус чуть не сверзился с табурета. Ну не я же! — разозлился старлей. П...ц, сказал Хесус. П...ц, согласился старлей. Правильно я тебя из гранатомёта.

Ускоренная перемотка.

Вторую бутылку Иванов допивал без закуски. Заметно окосев, он пустился в сбивчивые, путаные рассуждения, иногда противореча сам себе. Ты хочешь знать, есть ли другие, кроме банды? Допустим, да. Или нет, неизвестно. Но точно были. Мифы, предания... понимаешь, Игорь? Легенды... Умолк, глядя в стол. На посеревших скулах проступили нездоровые пятна. Скажешь, фольклор, выдумки? Ну да, никто не отрицает. Поэтому легко отмахнуться, возразить — мол, страшилки для детей, дремучие суеверия. Только... нет дыма без огня, нет историй без повода. В догмах, табу, религии — везде скрыто рациональное зерно. Глубокий смысл, который помогает выжить, спастись в самой безвыходной ситуации.

Хесус внимательно слушал. Очень внимательно слушал очень пьяного старлея, бывшего члена банды. Древнее, жуткое зло, вещал Иванов. Тени за границей костра, ночной кошмар. То, о чём говорили шёпотом. Из века в век. Отцы, деды. Прадеды... Он закашлялся. Дай воды! Долго, жадно пил и отчасти протрезвел. Игорь! Ты исчезни, понял? Уезжай из города. Догадываешься, что сейчас начнётся? Видео в сеть попало, начальство рвёт и мечет, не дай бог проверка, не дай бог уволят по собственному или расследовать возьмутся. У людей место нагретое, должность, звание, любовница. А ты?! Устроил, блядь, светопреставление, да вдобавок воскрес. П...ц! Ладно еще, такого добра в сети навалом, от фейка не отличишь. А если копать примутся? Представляешь, сколько дерьма всплывёт? У старших уже знатно подгорело. Нет, вали на хрен, чтоб духу твоего!.. Хорошо, сказал Хесус. Ничего хорошего, сказал Иванов. Ты еще тут? Слушай.