— Как и все вы, — убеждал Фаразон, — я доверял Юниэру, и даже предположить не мог, что он так опасен. Я ждал подвоха от эльфов, знал, что они послали в город шпиона. Я так заблуждался, что приказал именно Юниэру встретить этого шпиона и убить, вот уж он посмеялся надо мной всласть. Он лучше всех знал, когда и откуда придет его сообщник, и, нарушив мой приказ, не пошел к порогам Серебряной Струи. Он знал, что эльф уже приближается к городу, а его отсутствие на посту никто не заметит. Той же ночью друзья встретились и обсудили планы.
Фаразон также обговорил детали с советом, выбиравшим Сиреневых Королей. В конце концов, те признали, что поддались эльфийской магии и сделали ошибочный выбор. Отказ короноваться и бегство избранной пары издревле считается дурной приметой и предвещает неудачный год.
— Юниэр бежал тогда потому, что боялся ссылки за нарушение приказа, ведь это помешало бы ему привести весь план в действие, — говорил Фаразон. — Но то, что вы услышите дальше, взбунтует вашу кровь. На следующий день у Тар-Палантира мы все: я, Арфест, Юниэр и Лафер — встретились с Дорианом, тем самым эльфийским шпионом с лучезарной улыбкой на лице и клинком за пазухой. Наш добрый король, всю жизнь мечтавший о мире, возносил эльфов до небес своими похвалами, а Юниэр и Дориан радостно ему поддакивали. Принцесса уже была в сетях у Юниэра, но Тар-Палантир этого не заметил. Я был резок на этом собрании и прямо высказал свое недоверие и эльфам, и Верным. Тар-Палантир не понимал, что эльфам не нужен союз с людьми. Подумайте сами, зачем мы эльфам? Они предпочитают нас Саурону и оркам в качестве союзников и ищут нашей помощи, когда их жизнь в опасности. Эльфам нужно полновластье, чтобы восстановить свое прошлое могущество, свои великие государства.
На том же малом совете было решено, что Дориан приведет Верных на решающий совет. Дориан ушел до того, как король был убит. Я ошибался тогда, сказав вам, что он убийца, потому что был ослеплен горем. Дориана видели уходящим стражники дворца, его проводила Айрен. После этого она вернулась в кабинет короля, чтобы выслушать его последние распоряжения. Была уже глубокая ночь, и король отпустил ее, сказав, что он ложится спать. Все это вам говорила сама Айрен, не сказала только, что ключ от кабинета Тар-Палантира она дала... Юниэру. Да, убил короля не Дориан, а Юниэр. И после этого убийца пошел к принцессе.
— Юниэр не мог этого сделать, — возразили Фаразону солдаты. Тогда он отдал им завернутый в платок и перепачканный грязью и кровью кинжал.
— Это нашли в Розовом саду, случайно. Дворовая собака рычала, пытаясь его откопать, — объяснил Фаразон. И солдаты узнали кинжал Юниэра. Они не хотели в это верить, Юниэра многие любили. Пытались вспомнить, видели ли они его перед отъездом, доставал ли он этот нож, которым часто пользовался в походах. Но никто не мог вспомнить, потому что Юниэр потерял свой кинжал, когда наудачу пробирался к окну спальни принцессы.
— Прежде чем огорчить вас, я сообщил итоги своих расследований Мириэль, — продолжал Фаразон, — я знал, что ей будет больно, но посчитал это своим долгом. Принцесса пережила все еще хуже, чем я ожидал. Она тяжело больна, плачет и практически невменяема. Надеюсь, что наши лекари ей помогут. Она сказала однажды, что снимает с меня ответственность за месть убийцам. Скажите же вы мне, считаете ли вы это разумным сейчас?
Через несколько дней почти весь народ Нуменора был на стороне Фаразона. Министры, посовещавшись, решили, что куда разумнее сделать королем опытного и полного энергии Фаразона, чем семнадцатилетнюю принцессу, которой так не повезло с самого начала. Король должен быть удачливым. Конечно, по закону Мириэль должна быть королевой, но вряд ли она сможет справиться с такой ответственностью.
Фаразон обещал народу Нуменора быть решительным в борьбе против эльфов, Саурона и прочих, в борьбе за благополучие людей.
— У нас будет все: земли, деньги и бессмертие! — говорил он, и народ верил ему, но многие приближенные и простые люди спрашивали: не улучшается ли здоровье принцессы и когда можно будет ее увидеть? Эльсия же подстрекала его:
— Пока принцесса жива, у тебя не будет полной власти, надо либо уничтожить ее, либо лишить разума, чтобы другим было заметно, что она безумна. Иначе она перегрызет тебе глотку. Ты должен что-то предпринять.
— Да, я должен что-то сделать, — думал Фаразон, — лучше, конечно, избавиться от нее, — идея держать сумасшедшую женщину в доме не прельщала Фаразона. Она будет постоянным укором ему. Если ее убить, то ей даже лучше: меньше будет мучиться. А народу по случаю ее похорон раздать побольше золотых монет и подарков, чтобы утешились. Прежде, чем Фаразон придумал способ, которым проще обезвредить принцессу, он предусмотрительно отправил в Средиземье солдат с приказом арестовать Юниэра.
Улыбаясь блаженно, Фаразон прогуливался по замку. Скоро все это будет принадлежать только ему.
"Надо все перестроить по-своему, — думал он, — а то как-то неуютно, слишком тихо и мало блеска".
Все эти дни он ночевал дома, ему казалось, что дух Тар-Палантира все еще витает в замке. Как обычно, он вернулся домой поздно, но спать ему не хотелось, он был слишком взволнован. Поэтому он прошел в свой любимый каминный зал. Летом камин не топили, но слуги, знавшие привычки хозяина, всегда украшали его и освещали множеством свечей. Фаразону принесли горячий ужин и любимое вино. Довольный Фаразон плеснул вина в золотой кубок.
— Привет, — услышал он голос за спиной. Фаразон обернулся. На диване, как ни в чем не бывало, сидел человек, завернутый в черный плащ. Это был не дух, но Фаразон вздрогнул, он побаивался и потому терпеть не мог старикашку Терлока.
— Что случилось опять? — поморщился Фаразон, не отвечая на приветствие.
— А зачем я всегда к тебе прихожу? — осклабился старик.
— Я уже дал тебе денег, зачем тебе еще?
— Это очень плохо — быть жадным королем, — в голосе Терлока прозвучала угроза.
"Я должен был это предвидеть", — подумал Фаразон. По его приказу Терлок убил Тар-Палантира, и теперь он будет шантажировать его всю жизнь. Или до тех пор, пока он не окрепнет на своем долгожданном посту. Особенно сейчас нужно быть осторожным со стариком. Не плохо было бы уничтожить его, но Терлок — колдун, Фаразон его опасался. Может быть, сейчас он читает его мысли. Лучше использовать его себе во благо.
— Хорошо, — сказал он, наконец, — я дам тебе денег.
Когда Терлок ушел, Фаразон подумал, что в целях укрепления власти он должен жениться на Мириэль. Тогда он сделается законным королем Нуменора, и никто не посмеет оспаривать его права на трон.
Кузина вряд ли захочет стать его женой, но иного выхода у нее нет.
В последующие дни Фаразон сражался с взбешенными женщинами. Сначала Эльсия чуть не задушила его, когда он сообщил ей об изменении в их планах. Больших трудов стоило втолковать ей, как это необходимо ему, чтобы сделаться законным королем.
— Потом, когда люди ко мне привыкнут, когда я обрету великое могущество, которым никогда не обладал ни один король Нуменора, мы решим что делать с Мириэль. Но сейчас она мне нужна.
Мириэль встретила его воплями: "Убийца! Убийца!". Пришлось заткнуть ей рот и связать руки за спиной. Он прямо сказал ей, что либо она выйдет за него замуж, либо умрет. По ее знакам и хрипам было понятно, что она скорее предпочтет смерть. Он каждый день приходил и убеждал ее, это было удобно, потому что она не могла ничего возразить. Он не переставал твердить о том, как любил и уважал ее отца, и что держит ее здесь лишь затем, чтобы она не завела страну в бездну, так как управлять людьми она не в состоянии. И еще он поносил эльфов и говорил, что Юниэр ее околдовал. Ничего не помогало. Синие глаза принцессы сужались в лезвия ненависти, она бы перерезала ему глотку, если бы могла сделать это взглядом.
— Завтра ты мне скажешь свое последнее слово, — веско сказал Фаразон, — и я очень надеюсь, что это будет "да". Иначе завтра же я тебя уничтожу. — И он ушел.
Она злобно расшвыряла мебель в своей клетушке, потом поутихла, прижалась лбом к холодной стене и задумалась. "Пусть я умру, но никогда не получит этот человек того, чего хочет! Как, интересно, он объяснит моему народу, что со мной случилось? Почему никто до сих пор не пришел мне на помощь?! Неужели у меня нет друзей? Никому не интересно где я, никто не хочет проверить, как я себя чувствую! Умру, и все забудут. Мертвая принцесса никому не нужна. И у меня нет выбора! Никакого выхода. Он меня, видите ли, уничтожит!"
Ее приводило в ярость то, что она зависит от расположения этого злодея, вознамерившегося на ней жениться. "Интересно, насколько для него это важно? Почему ему необходимо со мной считаться? Я должна выжить, — подумала она вдруг.?— Если я умру, то он победит. Конечно, это омерзительно, невозможно, позорно выходить за него замуж, и я никогда не смогу объяснить своего поступка Юниэру, но иначе нельзя, нельзя даже вырваться из этой комнаты и рассказать людям о его происках, предупредить Юниэра об опасности... И просто хочется жить".
Назавтра Мириэль сказала Фаразону "да". Он не выразил бурного восторга, но подумал, что хорошо запугал ее, и камень свалился с души. В тот же день пришли швеи снимать с нее мерки для свадебного платья.
Толстенький хоббит Пум Сундук проснулся, как обычно, рано. Сегодня среда, значит, прибыльный день. По средам в Пеларгир приплывали нуменорские корабли. Таверна "Большая Пирушка" была очень популярна в Пеларгире. Только здесь нуменорцы могли увидеть мохнатых, жизнерадостных хоббитов. Ведь, как известно, хоббиты предпочитают общество себе подобных, людей они считают слишком шумными, а эльфов не от мира сего. Поэтому и живут в своих деревнях, подальше, поглубже, в лесах, вдали от дорог.
Но Пум Сундук всегда хотел стать богатым хоббитом, а у себя в деревне Грибной Рай он был, скажем так, среднего достатка, поэтому он и перебрался в Пеларгир. Все его друзья и знакомые, конечно, фыркали и предсказывали, что он потеряет и то, что имеет. Но Пум Сундук был упрям, продал все, что имел, тем же самым ругающим его хоббитам, и отправился к морю. С ним согласился идти только его молодой племянник Бошка. Когда два отважных хоббита впервые шагнули на улицы Пеларгира, они едва не оглохли. Громко хохочущие Громадины топтали дощатые пристани, швартующиеся корабли скрипели обшивкой, в урочное время бил колокол, возвещавший то начинающийся рабочий день, то прибытие судна, то перерыв на обед. Трудно было привыкнуть к этому, в их родной деревне колокол тревожили лишь в случае пожара, войны или подобного бедствия, которое редко случается, особенно в краю, где обычно живут хоббиты. Еще Пум Сундук и Бошка чувствовали себя просто карликами. Чтобы посмотреть в лицо Громадинам, им приходилось высоко задирать головы, но они не расстраивались.
Пум Сундук смело отправился к градоправителю и объявил о своем желании открыть в Пеларгире таверну. Поначалу, при виде хоббита градоправитель едва не поперхнулся, но он внимательно выслушал проекты пришельца неизвестной породы. После того, как Пум красочно расписал все достоинства своей будущей таверны, он высыпал перед градоправителем кучку золотых монет, весьма довольный собой. Эта была сумма, не достаточная для осуществления его плана, но градоправитель, как человек с юмором, заинтересовался маленьким хоббитом и помог ему в смелых начинаниях. И только потом вежливо расспросил Пума о том, откуда берутся такие, как он, деловые невысоклики.
Таверна "Большая Пирушка" выросла в центре кипучей портовой жизни Пеларгира и приносила хорошую прибыль. Люди приходили поглядеть на невысокликов, а хоббиты лучше узнавали людей. Понемногу Пум Сундук и Бошка привыкли к новой среде и быстрому темпу жизни в Гавани. Их прежняя жизнь в Грибном рае казалась им скучноватой и лишенной колорита. Пум Сундук разбогател, и тогда в городе появились его друзья и родственники. Они услышали о том, как он преуспевает, но сами пока не решались открыть свое дело. Однако в гости к нему заходили частенько и подолгу сидели в таверне (он уже немного жалел, что сделал слишком большую скидку на цены для "своих"), наблюдая нравы Громадин и потом обсуждая друг с другом их поведение...
— Пу-ум, Пу-ум, — донесся вдруг до хоббита душераздирающий стон. Пум в это время протирал стаканы. Вообще, это была работа Бошки, но ранним утром клиентов не было, и нужно же было чем-то заниматься. Хоббиты не любят бездельничать.
— Пу-ум, что это было? — дрожащим голосом спросил его спустившийся с лестницы сутулый хоббит. К его лицу надо было привыкнуть, поначалу казалось, что он попробовал уксуса, и его перекосило: длинный унылый нос, рот, словно сползший вправо, брови шалашиком и тоскующие глаза, опушенные длинными ресницами, — весь его вид вызывал глубокое сострадание. А уж если он начинал говорить, то хотелось поскорее сбежать, чтобы только его не слышать. Это был Буги Нытик, брат жены кузена отца Пума. Он приехал только вчера, но Пуму казалось, что он торчит здесь уже год.
— Что это было?! — повторил Буги раздраженно.
— Что именно? — поинтересовался Пум.
— Ну это вытье в соседней со мной комнате? Ты разве не слышал?
— Нет, — покачал головой Пум, и тут же на него обрушилось недовольство родственника.
— Очень пыльно, я тут задыхаюсь. Кровать скрипит, подушка неудобная, мне кажется, что я спал на бревне, шея онемела. Я знал, что все так и будет, прихватил из дома змеиную мазь. Потом, что это за картина прямо над кроватью? Она, наверное, тонну весит, несколько раз просыпался, думал вот-вот свалится, — приплюснет, буду как черепаха. И с утра пораньше эта вешалка, безголосый осел завелся: "Едва дождался я рассвета, чтобы бежать к тебе, Иветта!"
— А, это Эрвин, — невольно засмеялся Пум, — он недавно помолвлен, сердце поет.
— Уж лучше б оно молчало, — пробурчал Буги. — Нашел чему радоваться, дурак. Уж эта Иветта ему косточки пересчитает, всю кровь профильтрует.
— Зачем ты так? — удивился Пум. — Я знаю Иветту, премилое создание, невинное дитя.
— Знаем, — махнул рукой Буги, — все они поначалу премилые.
Буги исполнился тридцать один год, но на вид ему можно было дать и все сорок. Уже много лет родственники безуспешно пытались его женить, так как все были уверены, что семейная жизнь смягчит ему сердце. Но с одной стороны было мало желающих искать свое счастье именно с Буги, а с другой — Буги яростно сопротивлялся всем попыткам связать его брачными узами.
— Знаешь что? Дай-ка мне стакан горячего молока с медом, — попросил Буги, — смесь-то конечно отвратительная, но у меня болит горло, подхватил-таки какую-то заразу.
— Не дай бог он действительно заболеет, — думал Пум, — тогда таверна будет сотрясаться от его воплей и жалоб, и все клиенты разбегутся.
Он подогрел ему молока и не пожалел две большие ложки вкусно пахнущего меда. Буги сел за столик у окна и прихлебывал напиток, держась за стакан обеими руками.
— Духи там раньше были, что ли? — бормотал он. — Словно жасмин жуешь.
