'Да! Надо срочно становиться Наркомфлота!' — подумал Дмитрий, переодеваясь в парадную форму для обеда. Постучав, вошла Надежда с меню. Постояла, ожидая, пока он выберет блюда. У неё круглое, чуточку веснушчатое лицо, вся такая кругленькая, молоденькая и свежая. Румянец с лица не сходит. Глядит задорно и с интересом. Мужиков повыбивало, в окружении один младший лейтенант: очкастый, громкоголосый 'белобилетник'. Весь остальной персонал: женщины. Даже в охранении дачи только они: одетые в синюю форму 'вохровки'. Неизменный наган, трехлинейные винтовки.

— Наденька, а где взять пропуск, чтобы съездить в Феодосию?

— А, зачем Вам пропуск? Военное положение снято, после того, как татар выселили, стало спокойно. Комендантский час с часа ночи, и касается только побережья. Только с собой путёвку носите, и документы, что в отпуске. Комендатура и пограничники могут придраться. А так, берите машину, водителя и куда хотите. Вот только дороги плохие! Кроме шоссе до Симферополя и Севастополя ещё ничего не делали. Так выбрали, товарищ подполковник?

— Нет! Тут столько всего! Давай на твоё усмотрение, ты эту кухню лучше знаешь!

— Есть! Подходите через 15 минут! — она широко улыбнулась и выскочила из комнаты.

Обед поставлен здесь по-флотски! Две официантки справа и слева, всё подают и наливают они. Вымуштрованы от 'А' до 'Я'! Дмитрию тоже пришлось держать марку, и изображать, как минимум, адмирала, командира крупнейшего в мире линкора! И, неизменный флотский компот с абрикосами! Церемонно поклонившись и поблагодарив, он вышел из столовой, поймал лейтенантика, взял машину, 'Виллис', и поехал в Феодосию. Дурманящий запах цветов плыл над полуостровом, открытая машина позволяла наслаждаться видами и тёплым воздухом. Весна! Наверное, самое лучшее время в Крыму, только ночами ещё прохладно. Дорога, после Алушты, и, вправду, оставляла желать много лучшего. Но до Феодосии он добрался довольно быстро. Сары-Гель теперь называется Береговое. Он проехал мимо дома Десфины. Там никто не живёт, окна и двери заколочены крест на крест. Проехал мимо, на кладбище. По справке нашёл могилу: она ухожена, стоит невысокий обелиск со звездой, свежепокрашенный черной краской низкий заборчик. Скамеечка. Налил водки, положил сверху кусочек хлеба. Сзади подошёл человек, инвалид. Встал невдалеке. Дмитрий налил полстакана водки и протянул ему.

— Спасибо, полковник! Жена?

— Жена.

— Земля ей пухом. — выпил и закусил рукавом.

— Вы — местный?

— Сторож я тутошный.

— А, кто за могилой ухаживает?

— Да, сначала флотские приезжали, вот памятник установили, оградку, уважительные такие, завсегда с походом. А сейчас женщина с ребёнком ездит. Одна. Три дня как была. Колясочку тут поставит, ребёнка на руки возьмёт, посидит и уедет. Не местная. И не разговаривает.

— Спасибо! На, допьёшь!

— Да как же так, мужик, не по-людски! Одному — никак!

— У меня машина, я — за рулём.

— Ну, тогда, да! А воевали где?

— Здесь, здесь.

— А, я под Москвой, вот руку отняли, правую. — сторож шёл сзади, рассказывая о том, как добирался до дому.

— Ладно, рядовой, бывай! — расправив флотскую шинель, Дмитрий уселся поудобнее, и нажал на газ. Остановился на заправке, 'Виллис' довольно прожорлив, достал талоны, выданные в санатории, вместе с ними достал конверт, и перечитал адрес в Гаспре. Решил, не откладывая в долгий ящик, решить эту не самую приятную проблему. Если удастся, то он мог успеть отвезти ребёнка к матери. Поезда из Симферополя уже ходили. Ещё до заката успел в Гаспру. Расспросил людей об адресе, и, неожиданно для себя, оказался возле того самого дома, где был с Соней в прошлый раз. Дома никого не было, лаяла собака. Ставни в доме не были закрыты.

— Сонечка бывает после семи, товарищ моряк! — из-за соседнего забора выглянула соседка в повязанном платке и в кацавейке. — Последним автобусом из Ялты приезжает. Она в Ялте работает.

— А ребёнок?

— А что ребёнок? Он в яслях, там же в Ялте.

Оставалось ещё больше часа, Дима сел в машину и отъехал к остановке автобуса, не хотелось разговаривать с соседкой. Рядом небольшая рюмочная. Купил хинкали, крымского вина, сел за столик с видом на остановку.

— Товарищ офицер! У Вас закурить не найдётся? — спросила продавщица, явно, для того, чтобы заговорить. Народу в забегаловке не было: не сезон!

Дмитрий залез в шинель, вытащил оттуда флотский 'Кэмел', большое количество которого он приволок из Англии.

— Ух ты, какие! Как американцы улетели, мы таких и не видели, но, те больше 'Уинстона' курили.

— Да, летчикам он полагается, и 'Лаки Страйк'. А это — флотским выдают.

За разговором время потекло быстрее. А вот и автобус показался. Он расплатился, продавщица проводила его расстроенным взглядом. Он сел в 'Виллис', развернулся и встал сразу за остановкой, по ходу к дому Сони. Она вышла из переполненного автобуса чуть ли не последней. На руках у неё был ребёнок. Лицо у неё было недовольным, строгим, как бывало тогда, когда она находилась за радиостанцией. По сторонам она не смотрела, прошла мимо и Дмитрий двинулся за ней.

— Гражданочка! Вас подвезти? — она крепче ухватила ребёнка, и замотала головой. Потом повернулась, и у неё побелело лицо. Диме пришлось выпрыгивать из машины, иначе Соня бы упала.

— Как ты меня напугал! Я тебя не видела, а на машине обычно приезжает или Касатонов, или Иванов. А я их видеть не хочу! — сказала она, отдышавшись, уже на сиденье автомобиля.

— Вот, смотри! Ты же никогда его ещё не видел! Только он спит, он всегда засыпает в автобусе.

Дима взглянул на спящего малыша, улыбнулся и тронул машину. У дома, зажав ручник, прошел открыть ворота, въехал на знакомый двор, собака разбудила малыша. Он сонно тёр ручками глаза и похныкивал. Передав ему сына, что тому ещё больше не понравилось, и он разревелся, Соня открыла дверь и жестом пригласила войти.

— Клади его на диван и помоги раздеться. Да не мне, а ему! — довольно неумело Дмитрий снимал ботинки и пальтишко с сына. Соня достала откуда-то молоко и кусок хлеба, предложив это Саше, но тот замотал головой, и прошептал 'бай-бай'. Его переложили в кровать, он немного поворочался и уснул.

— Не пописал, скоро проснётся! — сказала Соня.

— Почему ты здесь, а не в Севастополе?

— Я развелась с Ивановым 15 января, и решила ждать тебя. А там, как получится, Дмитрий. — она смотрела на него усталыми и грустными глазами. — Извини, покормить тебя у меня особо нечем, надо идти в магазин. Но там уже почти ничего нет. Из-за того, что с коляской в автобус не втиснуться, приходится почти всё покупать здесь, или держать на работе.

— Где ты работаешь?

— На узле связи, мастером, как у матери-одиночки, у меня только дневная смена, пока. Ещё полгода. Учусь на заочном в Симферополе.

— А дом откуда? Ты же не местная.

— Получила. Хозяев повесили, полицаями служили, и доносчиками в гестапо. А комендантом здесь в Гаспре служил Коля Спесивцев, помнишь его? Был у нас взводным некоторое время, а потом его по ранению перевели в комендатуру. Вот он и помог.

— А кто такой Иванов?

— Октябрьский, его настоящая фамилия Иванов, поэтому я была Иванова. А ты не знал?

— Нет. — сказал Дмитрий, и направился к дверям.

— Ты куда?

— В машине сухпаёк лежит, по привычке с собой таскаю.

— Спасибо!

— Ты изменилась, Соня! — сказал он, вернувшись, и вытаскивая из американского десантного рюкзака консервированную ветчину, шоколад, пакеты с супом, кашу быстрого приготовления и прочие 'радости' десантной жизни.

— Такое сейчас дают на фронте? — удивлённо спросила Соня.

— Да, на западном, у союзников.

— Я слышала по радио о том, что в высадке во Францию принимала участие морская пехота Дунайской Военной флотилии Красной Армии. Сразу же подумала, что это наш батальон.

— Нет, батальона там не было. Сводный взвод.

— Один взвод? И объявление на весь мир? Что же вы там сделали?

— Как обычно: обеспечили захват основного плацдарма.

— Потери? Кто погиб?

— Никто, Соня. Пятеро раненых: Денисов, Шмидт, Вольфке, Хабаров и Томов.

— Томас опять ранен? Не везёт ему! Как я хочу вернуться обратно! Слушай, давай я сделаю, что ты возишься с едой?

— Да, ладно, сиди, я в отпуске и уже ужинал.

— Где?

— В рюмочной, на остановке.

— Не ходи туда! Галка разводит водку, суёт какие-то гадости в еду, в общем, сукой считается в посёлке.

— Заметно, но, я водку не брал, ты же знаешь, что я её не люблю. А хинкали были вкусными.

— Явно для тебя отдельно делала! Как же: Дважды Герой! Её хинкали все ругают, вот уж, прости господи!

В этот момент зашевелился Санька, Соня метнулась к нему, быстро сняла с него рейтузики, и усадила на горшок. Затем одела ему другие штанишки, дала подогретой кашки в бутылочке. Малыш засопел и зачмокал. Соня улыбнулась, глядя на него.

— Ой, вот так и живём! С водой плохо, уголь ещё не подвезли, греть воду можно только на керосинке. Приходится выкручиваться и ходить на речку стираться. Слушай, Матвеев, возьми меня в жёны! Я буду очень хорошей женой! Я уже поняла, что для того, чтобы ею стать, не достаточно быть просто красивой бабой. Ты на таких не клюёшь. Надо научиться быть 'твоей', до мозга костей, научиться подчиняться тебе, беспрекословно. У меня с этим были проблемы: я всегда всё решала сама. Я у родителей была одна: папа рано погиб, мама больше замуж ни за кого не вышла. Много работала, а я была одна. Сама по себе. И всё хозяйство на мне. Я хочу быть нужной тебе. И, извини, любимой. Без этого я не смогу.

Она подошла сзади к Диме и погладила его по плечам.

— Что молчишь? Я чем-то обидела тебя? И ещё: не отбирай у меня Сашку! Пожалуйста. Я его люблю, извини, но даже больше тебя.

Дмитрий молчал. На спектакль это не походило. Соня была уставшей, измученной бессонными ночами, женщиной. Отказавшейся от сытой безоблачной жизни 'жены большого начальника'. Не очень хорошее пальто из меха. Явно купленные или выменянные на базаре боты. Пальтишко на сыне было с чужого плеча. Чуть заметные припухлости под глазами, и свежевыкрашенная решётка на кладбище. В Феодосии! Куда автобусом добираться 8-12 часов!

— Ты же знаешь, что мне не нравится, когда за меня всё решают!

— Знаю, последнее слово сейчас за тобой. И всегда будет, я обещаю.

— Врешь!

— Ну, если только чуть-чуть! — улыбнулась Соня. — Можно я тебя поцелую?

— Ну, если только чуть-чуть!

— Чуть-чуть: не получится!

— А говорила! С этим придётся немного подождать! Этот дурацкий суп очень вкусный, но требуется постоянно его помешивать, иначе пригорает!

— Запах, действительно, потрясающий! — она взяла в руки упаковку. — Машрум, что это?

— Грибы, грибы какие-то особенные. Такое вот пюре получается, но зачем его в сухпаёк кладут, причём, только в офицерский. На вид зелёный, такой! Но вкус! Потрясающий! И сытный. Наши ещё туда картошку кладут, но у меня её нет.

Соня провела рукой ему по щеке.

— Я так соскучилась! Пойду баню истоплю!

Через несколько минут она вернулась, и они сели за стол. Дмитрий порылся в рюкзаке и извлёк оттуда купленный в Лондоне 'Айришкрим'.

— А у меня где-то есть коньяк! Будешь?

— Немного.

— Ну, что? 'За наше случайное свидание?' — немного грустно произнесла Соня, приподняв маленькую рюмку с ликером.

— Оно не было случайным, Соня. Я только сегодня прилетел в Крым из Москвы. Побывал в Сары-Гель. Там мне и сказали, что последнее время за могилой ухаживает женщина с ребёнком. Адрес на конверте у меня был.

— Да, я писала тебе, надеялась, что ты ответишь, но, ответа не было. Я же не знала, где ты. Так за что выпьем?

'Она ждет ответа, как приговора!' — подумал Дима.

— За нас, и за победу! Потому, что путь к счастью лежит через неё.

— Вечно ты всё испортишь, Матвеев!

— Беру пример с тебя! Давай за нас!

— Вкусно! А суп! Просто божественно! Интересно, как он готовится? — Соня активно налегала на еду. Паек маленький, да ещё и не весь удаётся выкупить, так как поздно возвращается. Митя смотрел на неё и думал: 'Вот же упрямая девица! Все сделала так, чтобы у него не было даже малейшего шанса выкрутиться! Впрочем, может быть, это и хорошо! Вообще-то, она очень хороша собой, даже сейчас, при свете керосиновой лампы. Интересно, а почему у неё света нет?' и он задал ей вопрос об этом.

— Что-то перегорело, а у меня нет времени ждать электрика, мы работаем без выходных, за отгулы к отпуску. Народу не хватает. По сравнению с коптилкой, тут достаточно светло, я уже привыкла.

— Давно так?

— Месяца два.

— Сейчас пойду, сделаю!

— Нет, мыться и спать! Мне вставать в 6.30, и идти на 'детскую кухню' за едой для Саньки. И надо успеть его покормить и на автобус.

— Какой автобус? На дворе стоит машина! Ладно, с ремонтом отбой до утра! При свете значительно удобнее это делать.

Они прошли за дом, там стояла небольшая банька, белая. Соня попыталась уйти, но он её остановил, и поцеловал её.

— Так это твой ответ? — спросила она.

Он ещё раз поцеловал её. На этот раз она ответила, и поцелуй сильно затянулся. Потом она попросила его отвернуться, разделась и заскочила вовнутрь. Пока он раздевался, Соня успела сполоснуться, втащила в мыльню халат и вышла в нем, не дав себя рассмотреть. Ожидавший более откровенных сцен Дмитрий помылся один и вошёл в дом. Здесь его ожидал сюрприз: в спальне горели свечи. Постель была разобрана, а на постели в воздушном пеньюаре лежала Соня. Она, даже, успела сделать какую-то причёску.

— Очень хочется, чтобы всё было торжественно, Дима. Я очень, очень, очень тебя люблю!

Он потянул за завязку. Не обошлось без маленького происшествия: спустя несколько, буквально, секунд после начала, когда Дмитрий вдоволь зацеловал её тело, Соня неожиданно застонала, обхватила его ногами и прижала к себе.

— Стой, не шевелись! — её тело несколько раз содрогнулось, и она затихла. — Вот сволочь! — послышался её голос.

— Кто, я?

— Нет, мама. Не шевелись, иначе, у меня сердце выскочит.

— А причём тут мама?

— Она не говорила мне, что может быть такое! Какой восторг!

Через несколько минут она чуть шевельнула бёдрами, показывая Диме, что он может продолжать. После всего, она рассказала, что мама у неё была очень набожной, и говорила, что это грех и грязь, но, без этого дети не рождаются, поэтому приходится терпеть такое насилие со стороны этих самых мужчин. Которые похотливы, и всегда хотят только одного. Что для того, чтобы 'обладать' полностью мужчиной, достаточно пару раз охнуть в нужный момент, а потом повернуться и спать. Они довольно долго смеялись, чуть не разбудили мальца. В общем, первая семейная ночь прошла весело.