Здание многоэтажки уходило вверх тёмным исполином, упиралось в низкое небо, светилось квадратами окон. В некоторых из них мелькали разноцветные гирлядны.

Я подошёл к двери, набрал номер квартиры на домофоне. Несколько секунд слушал какую-то тоскливую мелодию, слишком громкую в вечерней тишине. Потом раздался его голос:

— Да?

Я снова застыл, как вкопанный, не зная, что делать дальше. Я не понимал, зачем приехал сюда, не понимал, чего жду от этой встречи. Но чувствовал, что хочу его видеть. Плевать, чем всё закончится. Всё тело ломило, словно во время лихорадки. Кончики пальцев покалывало. Я просто хотел увидеть его. Нет, даже не так. Я просто хотел его.

— Это я. — Собственный голос показался сиплым, будто что-то душило меня, не давая спокойно вдохнуть.

Еле слышно щёлкнул замок, и дверь запиликала. Я потянул её на себя и через секунду оказался в тепле чистого подъезда.

Он открыл дверь и пропустил меня внутрь. Толко сейчас я понял, что пришёл с пустыми руками, и в ту же минуту испытал чувство жгучего стыда. Он будто заметил моё смущение и ободряюще произнёс:

— Проходи, разувайся.

Я послушался, присел, снимая ботинки. Пока дрожащими то ли от холода, то ли от волнения руками я боролся со шнурками, он с завидным спокойствием закрыл дверь и буквально проплыл в сантиметре от моего носа. От него всё так же пахло чем-то свежим и немного горьким.

Я снял пуховик, побросал на полку шапку и шарф и встал по стойке смирно, не зная, что делать дальше. Кажется, всё это время он с интересом меня рассматривал. Копошась с обувью, я не видел его глаз, потому что, как ребенок,

боялся поднять голову. Но могу поклясться, что он рассматривал меня, будто

диковинное животное.

И вот я наконец-то посмотрел на него, застыв, переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда деть руки. Со стороны это, должно быть, выглядело довольно забавно. Я нервничал, будто пришёл в гости к девчонке-однокласснице, которая мне безумно нравилась, и которой я безумно стеснялся. Только одноклассница эта была рослой, широкой в плечах и носила легкую однодневную небритость, что для юной школьницы, согласитесь, довольно странно.

— Пиво будешь? — спросила кареглазая школьница, прогоняя дурацкое наваждение своим чересчур низким голосом.

— А можно чаю? Замерз. — По-моему, я сказал это чересчур жалобно, потому что он заметно усмехнулся и пожал плечами:

— Чаю так чаю.

Маленькую кухню заливал тёплый свет матового абажура. Атмосферу уюта дополняли обои с рисунком кирпичной кладки. И только встроенная техника стального цвета не вписывалась в общую цветовую гамму. Я даже поморщился, увидев такое кощунственное несочетание цветов. Хотя какое мне дело? Я же не интерьер пришёл оформлять! А зачем я сюда пришёл?..

Нет, я, конечно, предвидел возможные исходы этого визита доброй воли, но сознательно запрещал себе думать о возможном развитии событий, хотя в тайне очень на это развитие рассчитывал.

— Садись, — снова скомандовал он. И я снова послушался.

Со своего места, за обычным кухонным столом, я наконец-то смог рассмотреть его. Свое развитое тело от моих жадных взглядов он спрятал шерстяным свитером и черными спортивными брюками с лампасами на манер адидасовских. К слову, брюки эти очень заманчиво подчеркивали красоту его мускулистых ног. Ложкой дегтя во всей этой красоте были заношенные домашние тапки причудливого коричневого цвета. Увидев их, я даже улыбнулся. Он заметил мою улыбку и впервые с момента нашей встречи смутился.

Леха поставил чайик на плиту и развернулся ко мне.

— Как встретил Новый год? — спросил он хозяйским тоном.

— Нормально... — Отвертелся я, благоразумно умолчав о постыдной пьянке и ее последствиях. — Слушай, а откуда у тебя мой номер?

Я ждал, что он начнет врать, придумывать что-то нелепое. В общем, уже приготовился к спектаклю одного актера, но он, не теряя железного спокойствия, словно врач, объясняющий пациенту всю серьезность ситуации, ответил:

— Помнишь, я попросил у тебя телефон в электричке. Потом сказал, что не взяли трубку?..

Я кивнул с видом совершенного идиота, до которого наконец-то начал доходить ответ на простейший вопрос.

— Я звонил на свой телефон. Хотел узнать твой номер. Сам не понял тогда, почему. Не думал, что позвоню. — Он опустил глаза и через несколько секунд продолжил: — Я вообще много чего не думал...

Я еще раз внимательно всмотрелся в стоящего передо мной человека. К образу "Железного Феликса" добавилась новая едва уловимая черта. Кажется, он выглядел растерянным.

— Понятно, — произнес я как можно спокойнее, хотя всё внутри закипало от

охватившего тело жара. Горячего чая больше не хотелось. — У тебя пиво

холодное?

— Да, — ответил он с какой-то нескрываемой надеждой в голосе.

— Давай.

Он кинулся к холодильнику, будто боялся, что я передумаю. Наверное, нам обоим нужно было выпить для храбрости, просто не мог же он пить пиво, пока я с видом гребаного эсквайра церемонно прихлёбывал чай.

Лёха поставил на стол две тут же запотевших бутылки и сел на табуретку.

— Там ещё полторашка есть. И водка. И сок.

— Ага. — Отозвался я, а про себя не без удовольствия подумал: "Подготовился, зараза!" — У тебя открывашка есть?

Через секунду он открыл обе бутылки и снова уселся рядом, глядя на меня любопытными глазами. В этот момент мне почему-то показалось, что он старается мне понравиться. В животе рефлекторно потеплело.

Мы чокнулись бутылками и хором в полголоса произнесли самый уместный в этой ситуации тост: "С Новым годом!".

— Это твоя квартира? — спросил я, осматривая кухню.

— Да. Раньше здесь бабушка жила. — Простое, даже детское слово "бабушка", произнесенное им совершенно естественно, заставило меня внутренне улыбнуться. — Она умерла два года назад. Родители в другой квартире живут. Недалеко отсюда.

Он говорил, размахивая бутылкой в воздухе, словно итальянец, не способный объясняться без жестикуляции.

— Сколько комнат?

— Две. Хочу ремонт сделать, — будто извиняясь произнес он. — Никак руки не доходят.

После того, что у нас было, весь этот разговор казался стопроцентным бредом. Отрывком из какой-то мыльной оперы. Отчего-то наше степенное общение казалось попросту невозможным. Ведь он трахнул меня в электричке, потом отсосал в каком-то затхлом подъезде. А теперь сидит в домашних тапках и рассказывает о квартире, как старому знакомому.

Мои размышления прервал писк кипящего чайника. Лёха соскочил с табуретки и одним точным движением выключил газ. Я засмотрелся его движениями, как телезритель обычно засматривается грациозностью диких пантер по каналу "Дискавери".

Видимо, постоянные мысли о сексе делают человека не умнее овоща. Иначе как можно объяснить всю мою слюнявую радость от одной возможности просто сидеть и смотреть на него, разговаривать с ним, видеть, как он тянется к плите, как между штанами и свитером на секунду появляется узкая полоска обнаженной кожи, матовой и тонкой, скрывающей под собой напряженные мышцы. От этой безобидной картины тут же пересохло во рту. Я бросился нервно заливать в себя пиво, но утолить жажду не получалось.

Естественно, я хотел его. Причем сильнее, чем прежде. Но не знал, как об этом сказать. Да и мог ли? Я просто пил пиво и молил Бога, чтобы он вершил мою судьбу хотя бы с небольшим учетом моих пожеланий.

Когда я очнулся от своих размышлений, на столе уже стояли водка и апельсиновый сок.

— Есть хочешь? — чересчур заботливо спросил Лёха, отвлекая меня от появления на столе новых предметов.

— Не отказался бы, — ответил я после некоторых раздумий.

Потдверждалась информация о том, что пиво возбуждает аппетит. И полнит вовсе не оно, а то, что человек, перебрав этого напитка, начинает жрать, как свинья, не контролируя процесс.

Если пиво возбудило мой аппетит, то тот, кто мне его предложил, уже целый час возбуждал меня самого. Возбуждал и, похоже, не замечал этого. Абсолютно. Сама мысль об этом была болезненной. И верить в неё совсем не хотелось. Не могло же всё, что он уже сделал, быть случайностью. Размышляя так, я, конечно, походил на ребенка, но что поделать — когда чего-то очень хочется, получение желаемого становится навязчивой идеей.

— Есть тушеная картошка и курица. Устроит?

Я кивнул. В голове вертелись какие-то непотребные мысли, озвучивать которые было по меньшей мере опасно для здоровья. Я же не знал, как мой собеседник отреагирует на бьющую через край сексуальность. Меньше всего хотелось выглядеть придурком. Приходилось строить из себя умного и серьезного, хотя после выпитого выходило это с трудом. Пиво будто растворилось во всем теле, просочилось в каждую клетку, расслабляя и придавая мне оголтелой смелости. Показная сдержанность наоборот — с каждой минутой давалась всё труднее.

С едой и непочатой водкой мы переместились в зал довольно скромной отделки и совсем нескромным плоским телевизором на стене, под которым, словно верный пес у ног хозяина, лежала коробка домашнего кинотеатра. Тонкие колонки, расставленные по углам, я заметил, когда основательно огляделся.

— Это отец подарил, на день рождения, — бросил Лёха, заметив моё удивление.

— Понятно. — Я поставил тарелку на журнальный столик. — Видимо, с зарплатой у него все нормально.

— Он управляющий сети автозаправок, — подтверждая мое предположение, пожал плечами Леха.

— Ты у него работаешь? — Я попробовал угадать еще раз.

— Ага, — только и ответил он.

Лёха включил телевизор и уселся прямо на пол. Видимо, так ему было удобней. Потом пододвинулся к столику, скрестил ноги по-турецки и принялся за еду. Через секунду я последовал его примеру, правда, сидеть решил на диване.

Когда аппетит был утолен, Леха открыл водку. Разлил по стаканам сок, а потом протянул одну рюмку мне. Сдерживая дрожь во всём теле, я аккуратно принял подношение, едва задев его пальцы своими. Уж не знаю, как там бывает у электриков во время короткого замыкания, но что-то очень на него похожее в тот момент испытал и я. Что же будет дальше, если от одного прикосновения я готов упасть в обморок, как впечатлительная барышня перед первой брачной ночью?!

Только вот будет ли оно, это "дальше"?..

Прогнав плохие мысли, я сцепил зубы и решил не накладывать на себя руки, даже если дальше банальной пьянки дело сегодня не пойдет. В конце концов — не всё же трахаться с нормальными парнями. С ними можно и просто выпить, поговорить...

Через полчаса я понял, что все мои доводы расходятся по швам, как китайский ширпотреб. Разве можно просто говорить с парнем, если джинсы, словно та же китайская подделка, лопаются от одного прикосновения к его тонким смуглым пальцам?!

— Давай — за знакомство. — Слова дошли до меня с трудом, словно сквозь белое марево, похожее на липкий туман. Он ударил своей рюмкой по моей и выпил её содержимое одним глотком. Я сделал то же самое и закусил водку оставшейся картошкой.

— Слушай, — спросил он, прислонившись спиной к дивану и развернувшись ко мне лицом, — а как твоя фамилия?

— Волков, — ответил я и через некоторое время добавил, сам не зная зачем: — Сергей Владимирович.

— Ты здесь живешь? — снова спросил он.

— Нет, в Москве. Я здесь родился. Там квартиру снимаю.

Мои ответы напоминали реплики человека, подозреваемого в убийстве и впервые участвующего в допросе.

— А сюда зачем приехал?

— К родителям. На Новый Год. Они меня видят редко. Обижаются. Вот, решил обрадовать. Вроде, получилось.

Я сидел, привалившись к мягкой спинке дивана, и чувствовал, как внутри становится легко и тепло. Наверное, действовала водка, а может, этот разговор.

— А я, — заговорил мой собеседник, — Муратов. Алексей. — Он сидел ко мне спиной, и я снова, как тогда, в поезде, засмотрелся на его затылок. — Я здесь и родился, и живу.

— Понятно. — Мне вдруг захотелось дотронуться до его головы, погладить короткие волосы, но вместо этого я только выпалил: — Давай еще выпьем.

Я взял бутылку и наполнил рюмки. Он следил за моими движениями, словно я не водку разливал, а бесценный эликсир вечной молодости. Потом забавно тряхнул головой и взял рюмку.

— За что пьём? — спросил он, пристально глядя мне прямо в глаза.

— Давай за родителей, — ответил я и подумал, что третьим тостом должен стать "За любовь". От этой мысли рот скривился в глупой ухмылке. Перспектива показалась мне нелепой. Я почему-то решил, что выпить, например, за торжество ядерной физики будет гораздо уместнее.

По телевизору шла стандартная праздничная программа. Лёха щелкал каналами, потом остановился на чьей-то рекламной паузе.

— Ты не против, если я закурю? — спросил он.

Я помотал головой.

Когда в воздух взвилась первая струйка дыма, Лёха убежал на кухню и принес оттуда пепельницу.

— Лёх... — произнес я и понял, что называть его по имени не так уж и трудно, — а зачем ты мне позвонил сегодня?

Похоже, вопрос крутился где-то на подсознании, и контролируй я себя лучше, так и остался бы там, надежно запертый. Теперь же мне пришлось замереть в ожидании, будто спросил я нечто совсем невозможное. Например, любит он меня или нет? Я сидел и жалел, что раскрыл свой чёртов рот. Лёха курил и хранил молчание. Потом, так и не поворачиваясь, ответил:

— Не знаю, — от этих слов стало почти по-детски обидно. — Я не понимаю даже, зачем тогда и телефон-то твой решил узнать...

Он говорил с большими паузами, тщательно подбирая каждое слово, как сапёр, крадущийся по минному полю. Я чувствовал его напряжение, но мне ведь и самому было не легче. Таааак, нужно срочно менять тему разговора. Или заткнуться вовсе. Но молчание в его планы, похоже, не входило.

— А ты почему приехал? — спросил он со странной обидой в голосе.

Честно говоря, такого поворота событий я не ожидал. Поэтому минуты две собирался с мыслями. Потом решил плюнуть на предосторожность и выпалил:

— После того, что было... — Тут я сделал мхатовскую паузу и нагнал на себя важности. — Ну, электричка, подъезд... Хотелось посмотреть на того, кому я позволил всё это сделать. А еще понять, почему? Ясно?

С каждым словом он втягивал голову в плечи, будто я не говорил, а бил его по темечку. Он затушил сигарету и разлил по третьей. Не знаю, заметил ли он, как часто я задышал. После откровенного монолога кровь прилила к лицу, а

ладони вспотели. Его молчание действовало на нервы.

— Понятно, — наконец выдавил он. — Можешь смотреть, сколько влезет.

Он ухмыльнулся, а я уставился на его наглую рожу, даже не заметив, как вызывающе отвисла моя челюсть.

Запив водку, он поставил пустой стакана на стол, и тут я почувствовал, как его плечо прислоняется к моей ноге. Конечно, это было случайностью, ведь мы сидели рядом. Но реши он в тот момент отодвинуться, я бы застонал от досады.