Безумие стали

...До Ларкина донесся далекий сигнал. Сухая трава занялась от искры мгновенно, точно облитая маслом. Генри выбежал из-под защиты деревьев, поджигая пучком всё новые и новые стебли. Слева и справа тоже начал подниматься дым. Вскоре три огненных полосы слились в одну, ветер погнал в сторону озера сплошную стену огня.

— Валезия!

Степь задрожала от ударов сотен копыт. Драгуары перешли на рысь. Тяжелая конница лавиной неслась на врага, прозвучал рожок, и края линии стали загибаться вперед, беря степняков в клещи. Те метались вокруг озера. Кто-то посылал навстречу рыцарям стрелы, некоторые пытались пробиться через горящую траву, но джангарские лошадки отказывались прыгать через огонь — они хрипели и скидывали всадников на тлеющую землю. Набрав разгон, валезийская конница стоптала сарматов. Копья первой линии выносили врагов из седел, две последующие волны завершали разгром.

Следопыты получили от герцога строгий приказ беречь молодого графа — они встали по бокам Генри, достав изогнутые клинки. Из огня выбегали обезумевшие степняки и тут же гибли под ударами карающей стали. Сарматы были лихими наездниками, но воевать пешими не умели. Ларкин наискось рубанул очередного визжащего дикаря, когда увидел Ланкуша. Тот убегал по черному пеплу в степь.

— Стой! — заорал Змей и бросился в погоню.

Он настиг его на краю рощи, где прятался ранее. Поняв, что ему не уйти, тархан развернулся и выставил перед собой меч — тот самый, что забрал у мертвого Дина. Клинок работы цвиргов и стал основной причиной, по которой Ланкуш вырезал посольство. Такого меча не было даже у самого Мулутхая! Но этот же меч и сгубил тархана. Генри не стал отражать удар, а влился в него. Два клинка соединились в смертельном танце. Вращая меч, Ларкин плашмя ударил по рукоятке отцовского клинка. Солнечные лучи заиграли на красноватой стали — вскрикнув, Ланкуш развел пустыми руками. Змей крутнулся волчком и подсек врагу ноги, повалив того на траву. Перевернувшись в воздухе, пылающий рунами меч устремился к земле и пронзил горло упавшему тархану. Клинок сам отомстил похитителю...

Да, возможно, гвардейцы не слышали эту историю, решил тогда Джаб. Тем хуже для них. Насколько он знал, именно Лойт Гани толкнул парнишку-оруженосца в канал, да еще и бил того по рукам, когда вымокший юноша, обламывая ногти, старался вскарабкаться на скользкий бортик. Знал это и Генри. Его клинок, казалось, плел вокруг противника стальную паутину. Тот только отбивался, времени на контратаку не оставалось. Насупившись, Кирк Монкар следил за поединком, но не вмешивался. Ларкин сделал выпад, Гани прикрылся щитом. Обшитый железными пластинами дуб не выдержал сильного удара и треснул. Лойт присел на одно колено, бесполезный теперь щит полетел в сторону.

— Ты усвоил урок? — спокойно спросил Змей.

— Забери тебя даймон! — выкрикнул Гани и прыгнул на Ларкина.

Сделав шаг в сторону, Генри взмахнул мечом. Острие вошло в незащищенную подмышку Лойта; из ослабевшей руки выпал клинок, зазвенев по плиткам двора. Воин рухнул на холодный камень и, прохрипев очередное ругательство, забулькал кровью. Вокруг тела расплылась тёмно-красная лужа. Монкар с трудом оторвал взгляд от мертвого товарища и посмотрел на Змея.

— Меня вы тоже хотите убить, сэр?

— Я не потерплю глупцов в моей гвардии, — невозмутимо ответил Генри и вытер платком острие меча. — Надеюсь, вы будете умнее своего приятеля.

Когда избитый, но живой лейтенант покидал особняк Ларкина, постанывая на телеге, Джаб подумал, что Генри сильно изменился после смерти отца, стал жёстче, но он до сих пор его друг. Герцог же только попенял тогда любимцу на недопустимость потерь личного состава во время тренировок, Ларкин обещал проследить, чтобы воины более не калечились. Слово своё он сдержал, но до сих пор вызывал к себе провинившихся для обстоятельной беседы, как и сегодня...

Генри, наконец, загнал второго гвардейца в пруд. Тонкий лёд проломился, разгоряченный воин ухнул в холодную воду. Граф смыл пот, поливая себя ковшом из бочки, и крикнул:

— Чак! Помоги этому господину выбраться, не то он мне всех карпов распугает.

— Слушаюсь, милорд!

Оруженосец побежал к пруду. Вот уж кто боготворит Ларкина, подумал Джаб, другие Змея в основном тихо ненавидят.

Чак тянул за веревку, воин поскальзывался, но потихоньку продвигался к берегу. Из-под пластин панциря текла вода вперемешку с тиной. Генри тем временем подошел ко второму гвардейцу и спросил:

— Надеюсь, милейший, вы теперь запомнили, как обращаются к капитану Королевской гвардии?

— Сэр! Да, сэр!

— Похвально, — протянул Змей и добавил: — Виконт Нивельхейм, ваша голова отлично смотрится на моем заборе, но я привык видеть её неделимой с телом.

— Да и я тоже, — хрюкнув, сказал Джаб и проехал в ворота. — Привет, Генри.

— Здравствуй. Проходи в дом.

— Чем тебе не угодил сей славный воин, я уже понял, — произнес Джаб, поднимаясь по ступенькам. — Что натворил второй?

— Ругал его величество за толстокожесть и нерешительность.

— Ого!

— Ага. Хоть это и правда, но я предпочел объяснить новенькому недопустимость подобных высказываний в столице Валезии, чем отправлять глупца на Эшафотную площадь.

— Я думаю, он тебе благодарен.

— Ещё бы! Только пока не осознает этого. Что будешь пить? Есть валезийское сбора пятьдесят третьего, белое зарийское, вчера еще барон Клио гостил, оставил кувшин своей наливки.

— Буду наливку, я её еще с нашего выпуска помню. До сих пор общаешься с Бардом?

— Конечно. Из Витерборов он самый вменяемый, а уж песни поёт что твой трувер. Сейчас готовится к очередной смене в Кале, приезжал к мастеру Карцелю за новыми инструментами и на обратном пути ко мне заглянул. Опробовать, так сказать. До трех ночи слушал его баллады, даже всплакнул в некоторых местах.

— Генри, ты меня пугаешь.

— Я порой сам себя боюсь.

Некоторое время они наслаждались вкусным напитком. Ларкин надел чистую рубаху и взгромоздил на стол ноги в замшевых туфлях. В углу чуть слышно тикал изготовленный цвиргами массивный хронометр. На пороге появился дворецкий Барроуз, привезенный Генри из родового замка — он поздоровался с Джабом и прошел по ковру, неся в одной руке серебряный поднос. Ларкин прикрыл глаза. Барроуз аккуратно подвинул его ноги и выставил на стол нарезанный тонкими ломтиками сыр. Еще раз кивнув Джабу, дворецкий удалился так же тихо, как и вошел.

— Ну? — вопросил Генри, нащупав с закрытыми глазами кусочек ароматного мюнстера.

— Ты о чём? — отозвался Джаб.

— Не о наливке же! Что подвигло тебя пропустить подготовку к смотру и подглядывать за моими утренними занятиями?

— В меня стреляли.

— Да ты что?! — проснулся Ларкин. — Серьезно? Это здорово!

— Почему?

— Во-первых, в тебя не попали, иначе ты бы тут не сидел, а во-вторых, такое событие наповал убивает скуку, которую я испытываю с момента отъезда Дали Клио. Рассказывай!

Джаб выложил на стол болт и поведал историю скоротечного покушения. Слушая друга, Генри внимательно рассматривал наконечник и красное оперение. Когда Джаб закончил, Ларкин задумчиво произнес:

— А ведь вас, виконт, хотели именно убить, а не напугать. Таким лепестком можно свалить вепря, что уж тут говорить о человеке. Кому ты перешел дорогу?

— Сам теряюсь в догадках.

— Замечательно, тайны всегда меня притягивают. Допивай наливку. Думаю, стражники уже завершили беготню по улицам — вряд ли что-то накопали, но всё равно стоит проверить. Давай навестим графа Мердока.

Змей перегнулся через подоконник и закричал:

— Чак! Эй, Чак! Оставь этого обледеневшего господина и седлай Раша! Да, принеси ещё мой доспех и захвати щит.

— Мы едем на войну? — донёсся со двора восторженный голос оруженосца.

— К сожалению, нет, — ответил Ларкин и покачал в руке арбалетный болт. — Но стрельба с поножовщиной возможны.

Свен.

После вкусного обеда, приготовленного несравненной Руфиной, Свен пребывал в благостном настроении. Лысина чесалась немилосердно, но то были приятные ощущения — подгоняемые колдовством волосы занимали положенное им место на голове эрла.

Журчала капель, солнце ярко светило с безоблачного неба. Устроившись в любимом кресле, Китобой потягивал трубку и смотрел через окно во двор, где мастер Канн Борг проводил очередной урок с Эриком. Сын облачился в легкий панцирь, на голове блестел шлем с глазурным забралом. Мастер остался в одном акетоне. Сегодня они обменивались ударами тренировочными клинками с затупленным лезвием. Впрочем, обменивались — сильно сказано, подумал эрл. Даже после трёх лет занятий Эрик не мог коснуться Борга. Тот перетекал по земле подобно капле, исчезая из места, куда устремлялась сталь, и дело тут не в том, что молодой виконт плохо владел мечом. Просто мастер владел им слишком хорошо.

Канн всю жизнь провел наемником, участвовал во многих битвах, не переставая постигать искусство боя, пока не заработал достаточно денег, чтобы осесть в Золотой Гавани. Здесь он открыл небольшую верфь, на которой ремонтировали торговые галеры и боевые ладьи — касатки, а иногда вспоминал прошлое и давал уроки обращения с мечом отпрыскам состоятельных дворян. Только чтобы не потерять форму — как он утверждал, но и брал за свои занятия приличную плату. Мастерство стоит денег, повторял Борг, взвешивая очередной мешочек, наполненный форинами. Свен не спорил. Еще в первую встречу он проверил Канна и с большим трудом смог одержать победу в поединке на деревянных мечах. Деньги старый ловкач просил немалые, но зато теперь Эрик мог постоять за себя, и эрл не будет краснеть за сына, когда тот поступит в Кале.

Свен почти свыкся с этой мыслью. Конечно, он бы предпочел брать Эрика с собой в каждое плавание, чтобы научить сына управлять кораблем, командовать флотом и многим другим умениям, присущим уважающему себя мореходу, а тем более Стражу Моря. Но последняя такая попытка закончилась конфузом — от слабенького шторма виконт позеленел лицом и ничему учиться не пожелал. Разве будет команда слушаться того капитана, который поминутно бегает к борту, чтобы извергнуть в благословенное море не менее благословенную пищу? Пусть Эрик повзрослеет, окончит Кале, а уж там посмотрим, решил эрл. В конце концов, в молодости его тоже часто укачивало, но ведь он смог перебороть себя и даже полюбил море! Сын тоже сможет.

Звон во дворе стал громче. Эрик наступал, Канн блокировал, успевая приговаривать:

— Вот так! Правильно! А сейчас мягче. Расслабь руку. Ты должен порхать бабочкой, а не рубить дровосеком!

— Как я буду порхать, если отец заставил меня надеть панцирь?! — возмутился Эрик и сделал выпад.

— Милорд хочет, чтобы ты привык к доспеху, — ответил Борг, уходя в сторону. — И правильно делает. Защищайся!

Град ударов обрушился на Эрика. Он добросовестно пытался обороняться, но Борг, несмотря на свои сорок три, действовал быстрее. Меч нашел брешь в защите виконта, затупленное острие коснулось панциря, оставив вмятину. Эрик отступил и парировал. Канн поднырнул под удар, клинок вновь поразил доспех. Сталь звенела теперь не переставая, два меча соприкасались на краткий миг лишь для того, чтобы разойтись снова. Свен внимательно наблюдал за поединком. Натренированный глаз успевал различить в серебристых росчерках обманные движения, истинные намерения и резкие взмахи блоков. Борг специально раскрывался в атаке, Эрик пробовал поймать момент, но вновь пропускал удар. Канн казался вездесущим. Тяжело дыша, виконт парировал очередной выпад, забрало шлема затуманилось, но юноша не сдавался. Наконец, закончив серию из трёх ударов смертельным в настоящем бою уколом, Борг остановился и отсалютовал ученику мечом.

— Браво! — крикнул Свен и обнаружил, что уже давно покинул кресло и стоит у окна.

Борг театрально поклонился. Эрик снял шлем и растерянно огладил помятый панцирь.

— Я даже не ранен? Удивительно...

— Удивительно другое, — сказал Канн и продемонстрировал эрлу разорванный на плече акетон.

— Ага! Я всё-таки зацепил тебя! — воскликнул Эрик, потрясая мечом.

— Ваш сын быстро учится, милорд, — подтвердил Канн. — Скоро и мне придется облачаться в доспехи. На сегодня занятия окончены, я что-то подустал...

— Сейчас подадут карету, — предложил Свен.

— Нет, нет, спасибо. Просто я хотел похвалить Эрика, он молодец...

Борг поклонился, скрипнула калитка ворот. Двое слуг помогли Эрику снять панцирь, он умылся и прошел в дом. Лицо виконта сияло.

— Ты слышал? Борг похвалил меня!

— В следующий раз он попросит увеличить плату, — усмехнулся Свен.

— За что?

— За вредность. Садись есть, я уже пообедал.

Эрика не надо было просить дважды. Он занял стул, Руфина выбрала лучший кусок буженины и положила в тарелку. Возвращаясь на кухню, женщина украдкой показала юноше поднятый вверх большой палец, Эрик зарделся. Свен вновь раскуривал потухшую трубку. На улице послышалось конское ржание. В калитку вошел посыльный, одетый в суконную куртку с волнистыми нашивками на плече, и спросил у слуги:

— Эрл дома?

— Что случилось? — спросил Свен из окна.

— Милорд, в гавань только что вернулась галера купца Загнева. Он утверждает, что пираты высадились на побережье к востоку отсюда и грабят рыбацкие деревни.

— Что?! Сколько их?

— Загнев не сказал точно, но говорит много.

Свен выбежал во двор и посмотрел на восток. Там тонкими струйками уже поднимался дым. Лихорадочно застегивая камзол, из дома выскочил Эрик, а следом оруженосцы эрла. Китобой повернулся к посыльному.

— Скачи на Черный клык и предупреди Санта. Дарий, Халик! Принесите мой доспех и седлайте Шарка. Эрик, ты остаёшься охранять дом.

— Но...

— Это не обсуждается!

Эрик притопнул ногой и вернулся в дом. Дверь хлопнула перед самым носом Халика, Дарий побежал на конюшню.

Свен недолюбливал доспехи. Тяжелые латы хорошо защищают от арбалетного болта и меча, но также замечательно утянут тебя на дно, если окажешься в море. С другой стороны, глупо гибнуть от случайной стрелы. Эрл нашел золотую середину. Достав как-то из своей коллекции выкованный цвиргами доспех, он отдал его на доработку лучшему кузнецу Золотой Гавани. Варкул исполнил желание высокопоставленного заказчика: из первоначальных лат, закрывающих тело от пяток до подбородка, он оставил кирасу, наплечники, защищающие внешнюю часть руки до локтя; длинные кольчужные перчатки и пластинчатую тассету с набедренниками. Две половинки кирасы скреплялись теперь широкими кожаными ремнями с нашитыми бляхами и пряжками хитрой конструкции. Стоило только выдернуть три штыря, как доспех легко снимался через голову, а ремень с тассетой освобождал ноги, что давало шанс на спасение упавшему в море. Получившаяся защита напоминала снаряжение для тренировочного боя, но обладала двумя главными достоинствами стали цвиргов: легкостью и прочностью. Голову в бою Китобой покрывал шапелем — железной копией его любимой шляпы, только с загнутыми вниз полями.

Свен надел стеганый акетон и подшлемник, Дарий уже выводил из конюшни Шарка. Халик помог облачиться эрлу в доспех и подал меч в ножнах. Со стороны причалов раздался бой колокола, созывавшего команды кораблей. Три всадника понеслись по улицам, прохожие предупредительно освобождали дорогу. Жители Золотой Гавани понимали, что случилась беда, но особо не волновались — благородный эрл не даст их в обиду.