Подготовили нарты, погрузили на них корм для собак, палатку, сшитую по моим выкройкам — на современный лад. Тронулись, когда морозы отпустили. Встали на лыжи, и пошли.

* * *

Красиво у нас в Якутии. Снег сияет в лучах невысокого солнца. Поросшие лесом склоны или просторные голые луговины. Молодые прозрачные рощи и тёмные ельники. Я впереди нашей процессии бодро переставляю лыжи, почти не проваливающиеся сквозь уплотнившийся наст. Следом собаки тащат нарты, и их лапы иногда пробивают льдистую корку, но не уходят глубоко — снег уже слежался. Изредка оглядываюсь — не отстала ли жена, замыкающая наш "кортеж".

Нет, не отстала. По моей оценке мы проходим в день не меньше пятидесяти километров. Хотя, иногда думаю, что и все семьдесят — настолько хорошо бежим. Нарочно не заглядываем в попутные стойбища, чтобы не тратить светлого времени — его пока мало, так что выходим затемно и лагерь разбиваем тоже при свете звёзд.

— Хей, Миха, стой! — оглядываюсь. Вот незадача. Волки за нами, пять штук, и чуть правее ещё два, но эти заметно отстали от основной группы.

Айтал поспешно выпрягает собак — если запутаются в постромках — станут лёгкой добычей хищников. Эти подростки неспособны противостоять волку — тут и сомнений нет. Однако могут ввязаться в драку. Или сбежать?

Я уже приготовил свой арбалет и первого серого достал метров с двухсот. Он резко сбавил прыти и отстал от стаи. Второго свалил уже с сотни шагов. Айтал тоже истыкала стрелами двоих, но последнего из пятёрки это ни на секунду не задержало.

Отбросив в сторону самострел, я взял в руки пальму — такой большой нож на древке — и зверюга, считай, сама на него насадилась, потому что сходу прыгнула, норовя вцепиться зубами мне в глотку. Однако, и решительные же нынче лесные разбойники! Или от голода с ума посходили? Никакой осторожности!

Раньше я нападению волков никогда не подвергался и полагал, что они ведут себя разумней, что ли?

Кстати, о собаках.

Псы наши рванули было навстречу стае, но Айтал остановила свору окриком. Она в это время уже стреляла. Потом заставила псов остаться на месте до тех пор, пока мы не добили подранков — я снова взял в руки арбалет и прекратил агонию тех, кому раньше уже досталось от нас .

Потом мы снимали шкуры, а они нынче хороши, и не уследили за тем, что творилось с упряжкой.

Эти Айталовы недоучки, поняв, что люди о них забыли, беззвучной сворой обтекли место, где потеряли из виду двух "отстающих" волков. Те, как выяснилось, передумали нападать и наблюдали за происходящим издалека. Связываться со сворой псов они не решились и, поняв, что обнаружены, поспешили наутёк.

Охотники в таких случаях говорят, что собаки подняли их и погнали.

Куда бы Вы думали? Мне под выстрел. Негодяи! Так назвала их моя маленькая. То есть мы сняли семь отличных зимних волчьих шкур. Задержались, конечно. Но это было не страшно. Эту ночь провели в стойбище, куда когда-то ещё на стройке острога звал меня Ким.

* * *

Сейчас, ближе к весне, коней подкармливают сеном. Поэтому оценить зажиточность стойбища не так уж сложно. Богатство у нас, якутов, измеряется количеством лошадей. Они ведь не только транспорт, но ещё и мясо, молоко и шкура. Прочная, тёплая шкура.

Поэтому, окинув взглядом табун, легко понять, к кому ты приехал. Как раз в это время и кобылы жеребятся, и коровы телятся. Все заняты, все собрались вокруг "центральной усадьбы" и хлопочут о грядущем благополучии. Так что подъехали безо всякого эскорта. И без признаков торжественной встречи. Местные псы оказались где-то заняты и только две особи залились лаем при виде упряжки. Встречать гостей вышел человек абсолютно непредставительного вида. Он цыкнул на собак, а потом махнул рукой в сторону входа в одну из юрт.

Мы с Айтал быстро освободили наших упряжных от постромок, выдали довольствие — по рыбине на морду — и проследовали в дом. Тут у входа на верёвках, опущенных с балки, висел кожаный мешок, из которого торчала ручка мутовки. Как велит обычай, сначала я, а потом и моя солнечная, хорошенько перемешали налитое туда бродящее кобылье молоко. Будет у хозяев добрый кумыс. А кобылы уже ожеребились, не все, конечно, но уже кое-что надоилось. Дальше будет больше.

* * *

Ким представил меня главе рода. Айтал уже давно затерялась среди женщин и ничем от них не отличается. Мужчины ведут важные разговоры, а жёны для них — это всё-таки скорее прислуга, чем что-то иное. Жена моя этот якутский обычай знает, и следует ему неукоснительно. В гостях.

Изменения в этом традиционном варианте взаимоотношения полов произошли относительно недавно, если мерить от моего времени. А тут до них — как до Луны пешком. Что русский Домострой, что обычаи Великой Степи, что патриархальный уклад раскиданных по бескрайним просторам Севера стойбищ — всюду одно и то же. Нет, это не дискриминация по половому признаку, это стратегия выживания. Мужчины рискуют и с кем-то за что-то борются, а женщины считаются ценным имуществом, поэтому их всегда берегут и... цепь рождений не прерывается, независимо от того, кто из мужчин кого победил. Ну, про это все знают. С виду — дикость, а на самом деле в этом примитивизме сокрыт опыт тысячелетий жизни в суровом окружении.

Меня волнует поведение моей несравненной. Она притворилась такой, как все, хотя на самом деле вовсе не согласна быть "имуществом". Просто — она умничка.

* * *

— Мы ищем места, где могли бы поселиться, — после того, как род уселся ужинать и прозвучали все пристойные слова вежливости, я начал разговор о деле, ради которого мы, собственно, и прибыли. — На склонах гор, что к западу отсюда, я хочу поставить кузницу и, если это вам не помешает, жить в мире и добром соседстве.

— На день пути в ту сторону простираются наши пастбища и покосы, — старший в роду, отец Кима, сразу чётко обозначил границу своих интересов.

— Поэтому мы и приехали сначала к вам, уважаемые. Если кто-то укажет нам места, где наша юрта не помешает вашим лошадям, то в будущем не возникнет неудобств ни для вас, ни для нас. Просто устроимся дальше, вот и всё.

— Насколько я знаю, — продолжил старейшина, — в той стороне нет постоянных стойбищ. Тунгусы иногда кочуют, да наши охотники заглядывают. Там хватит места и для вас. Однако нехорошо, когда кузнец живёт далеко. В нашем селении нет своего мастера.

Вот так разговор и свернул в конструктивное русло. Я объяснил, что не собираюсь заводить ни бесчисленных табунов, ни бескрайних стад, но рассчитываю купить мерина и корову именно здесь. И в будущем полагаю заниматься своим делом, не доставляя никому лишнего беспокойства. Не зря мы с Кимом разговаривали на берегах Дулгалаха — о делах этого стойбища я знал многое. А нужное мне место расположено отсюда километрах в десяти. Если я ничего не путаю. Всё-таки местность сейчас выглядит иначе, чем в двадцать первом веке.

* * *

Нужное место мы отыскали на следующий день. Место, где в склоне располагался вход в шахту. В далёком будущем. Пройти тут предстояло метра четыре не самой плотной породы — это кромка разлома, затянутая грунтом, который, естественно, промёрз, как и всюду в этих краях. А там и рудное тело начинается.

Соседи с нашим выбором согласились, и дали мерина во временное пользование. Пока не началось сокодвижение, я притащил брёвен для будущих построек. И приготовил столбы, на которые обопрутся углы зданий. Копал яму, отогревая мерзлоту костром, крепил в ней вертикально бревно, и засыпал его вынутой землёй, трамбуя и давая промёрзнуть слой за слоем — ночью здорово подмораживало.

Работы было невпроворот и, если бы не Ким с братьями, навестивший нас неоднократно, мы бы вдвоём ни за что не управились, тем более, что Айтал у меня не богатырских статей женщина, да и не люблю я, когда она за тяжёлое хватается.

День удлинялся, прошли весенние снегопады, но таяние пока не началось. Мы заторопились обратно. Это на автомобиле по шоссе триста километров можно проскочить за несколько часов, а нам на такой путь неделю вынь да положь. И ещё надо заглянуть в два стойбища, потолковать с их обитателями, новости узнать, о себе сообщить. А обратно мы вернёмся уже после ледохода. Строиться будем и обживаться.

Глава 7 Переезд и обустройство

Жизнь не изобиловала событиями, о которых хотелось бы рассказать. В кузнице стучали молоты. В домнице, расположенной на самом ветреном в окрестностях месте, выплавлялось железо. Иногда, если напора воздуха не хватало — плавка "запарывалась". С этим пытались бороться, нагнетая воздух мехом или опахалом. Получалось по-разному. Но без "материала" мы не оставались. Руды на наши масштабы хватало без ограничений, да и уголь берёзовый не проблема.

Баню срубили. Мужчинам понравилось. Айтал — тоже. А ещё женщины приспособили её для стирки. К хорошему все привыкают быстро. Особенно — к полной горячей воды корчаге, которую я вмазал прямо в печь.

Вообще-то мы с жёнушкой просто ждали окончания ледохода и собирали вещи для переезда. В этот раз планировался переход по реке на большой осиновой долблёнке, потому что, кроме всего прочего, нужно было взять с собой и наковальню, и полновесный молот, и домашнюю утварь. Мы отправлялись с изрядным багажом. А ещё моя единственная печалилась, расставшись со своими четвероногими воспитанниками. Приехал за ними тот самый тунгус, с которым уговорились ещё зимой, и забрал наших ламутских лаек.

Следующий выводок щенков уже народился, но теперь командовать их воспитанием станет следующая по старшинству сестричка. Мы, если дойдут руки до этого дела, тоже можем заняться собаководством, но, пока, нам не до четвероногих друзей — надо устраиваться на новом месте.

Есть у меня и некоторые сомнения по поводу правильности выбранного маршрута. По Адыче и Яне до устья Бытантая мы доберёмся с удобствами вниз по течению, а вот потом четыреста километров подниматься, причем в трёх местах русло проходит через участки со сложным рельефом. Хотя, если мне не изменяет память, это одна из самых медленных рек. Нет, не помню наверняка. Однако перспектива путешествия через незнакомые места вызвала в душе спутницы моей жизни самый положительный отклик. Она, как и я, любит новые места и поездки.

В конце концов, если не выгребем против встречного течения, всегда можно рассчитывать на то, что возьмём лошадей у местных жителей. Есть у нас и серебряные украшения и отличные шкурки и немного металла в виде инструментов мы с собой везём. Хватит на наём вьючных животных. В этот раз мы отправляемся в дорогу отнюдь не налегке.

Ещё я закончил изготовление второго арбалета для жены. Усилие на нем сделал вполовину меньше, чем на своём и сразу приспособил его под стрельбу стальными шариками. Пока свинца не добуду. На зайчика, на уточку, на белку.

Тут как раз дошли до нас слухи о том, что в верховьях Адычи, на Эльгинском плоскогорье зажиточные стойбища, раньше бывшие друг с другом на ножах, дружно отказались платить ясак царю. Словом, стало там неспокойно и как дело повернётся, никто не знает. Собственно, в это время мы и двинулись в путь. Лёд с рек сошел, а половодье? Оно нам не помеха. Мы не собираемся выгребать против течения на стрежне. У бережка пойдём по Бытантаю. Время дорого.

Вниз по течению мы плыли быстро и без приключений. Ночевали всегда на левом берегу в палатке, а обед пропускали — уж очень лихо неслись. Жалко было задерживаться. И еще Яна, разбившаяся на множество рукавов могла запросто пронести нас мимо устья Бытантая, так что мы зорко всматривались в берег, стараясь не пропустить места поворота.

А вот дорога вверх по течению — это совсем другое дело. Я грёб двумя вёслами спиной вперёд — специально приготовил уключины с выносами, как на лодках для академической гребли. Айтал правила, сидя на корме. Она ловко держала лодку в области медленного течения, так что продвигались мы уверенно.

Иногда менялись местами, но ненадолго — жена всё таки заметно слабее меня и её усилиями продвижение шло медленней. Но, шебутная, она и есть шебутная. Всё то ей хочется попробовать.

На первых от своего устья полутораста километров эта река в моё время считалась судоходной. Наверное, и сейчас это так. Во всяком случае русский коч нам тут встретился. Об этих судёнышках в наше время разное толкуют. Так что мне было интересно глянуть своими глазами. Дело в том, что на старинных изображениях или современных реконструкциях коч, идущий на вёслах мне не встречался, а между тем эти судёнышки поднимались вверх по рекам. А о том, что к плаванию против ветра они не были приспособлены, исследователи заявляют в один голос.

Одним словом, интересно было глянуть. Так что мы прошли от этого кораблика неподалеку и перекинулись словечком с казаками. Знакомые лица среди них встретились — не напрасно я прошлым летом столько времени долбодятлил на стройке. Мужички не только опознали меня, но даже успели между собой договориться до того, что я из уже "объясаченного" стойбища. Как ни крути, людей нынче в Якутии немного, а уж парни моего роста редко встречаются. Особенно, среди якутов, бодро объясняющихся по-русски.

— Ты на охоту, Миха? — мы как раз поравнялись с судёнышком, и я стал грести не так скоро, чтобы не убегать вперёд.

— Шуткуешь, Пелым! Лето на дворе. Мягкой рухляди не добудешь, а рыбы в реке сколько угодно.

— Куда же вы так торопитесь?

— Переселяемся к горам. Кузню буду ставить.

— А далёко?

— Вам туда только пёхом дойти. Вёрст через триста поверну из русла в малую речку.

— Миха, давай к нам проводником, — это уже другой человек. Из казаков.

— Я вас не туда приведу, сам здесь впервые. По чужим объяснениям дорогу выбираю.

Поднажал и стал опережать коч. Мы на узкой долблёнке идём у самого берега по почти стоячей воде, а пузатое, более чем с метровой осадкой судно выгребает против заметного течения — им нужна какая-никакая глубина и к суше прижаться, как мы, они не могут. А я уже разглядел пять пар вёсел и вспотевших гребцов. Грузное судёнышко — неважный рысак. И то, что мастеровой Пелым используется в роли привода ходового устройства, не наполняет мою душу желанием влить свои усилия в благородное дело освоения Сибири.

Я — якут. И я здесь дома. А русские пусть стараются и для царя своего, и ради самих себя. Я ведь им не мешаю. Ну так и они мне не мешают. Подошли чуть ближе к борту, чтобы Айтал перекинула на палубу тройку ленков. Они у нас нынче лишние. От жадности, считай, поймали.

Через час пузатое судёнышко отстало от нас настолько, что скрылось за поворотом. Но ненадолго. Тут ветер оказался попутным, а широкое русло — почти прямым, и, раздув паруса кораблик уверенно настиг нас. Его немногочисленный экипаж хлебал что-то на палубе из деревянных мис — не иначе рыбку сварили, да, наверное, не саму по себе, а с чем-то. На этот раз мы близко не сходились. Нам, как уже поминалось, надо у суши держаться, а коч любит где поглубже.

Глядя на это дело, я растянул одеяло между парой вертикально поставленных вёсел и довольно долго был свободен от гребли — нас хорошо тянуло, хотя разогнавшийся парусник мы не догнали.