Царская династия Спартокидов хирела и дряхлела, расточая казну на роскошь и оргии, все туже затягивая петлю на шее простого люда. Последний царь, Перисад V, передал царство под руку Митридата Эвпатора. Это не понравилось многим, в том числе кое-кому из знати. Знать попробовала воспротивиться прибывшему из-за моря полководцу Митридата, Диофанту Синопейцу, но в ходе выступления неожиданно высвободились силы, совладать с которыми не смог никто. Взбунтовались рабы, и ярость их гнева оказалась такова, что прославленный полководец еле унес из Пантикапея ноги. Во главе восстания встал некий Савмак. О нем говорили разное. Будто бы он был вскормленником Перисада, его приближенным. Или скифским царевичем. А некоторые уверяли, что он раб. Что из слухов было правдой, Стакир не знал. Он не знался с царями, ни с боспорскими, ни со скифскими. С рабами дружбу водил далеко не со всеми, ибо числился в "хороших" рабах. Умытый, причесанный, всегда одетый в чистый хитончик. Трудится себе в мастерской над очередной золотой побрякушкой. Ждет, что скоро в постельку к нему подложат девушку. Может, даже красивую. Какие бунты? Что у него может быть общего с рыбниками, дикими, звериного вида рабами из рыбозасолочных мастерских? Его мнения никто не спросил, когда город утонул в пучине народного возмездия, потянув за собой все царство. Погиб хозяин со всей семьей, погибли многие из его соседей. Что было делать Стакиру, когда кругом рушился мир? Ты раб? Раб. Бери раб дубину и бей хозяев по башке. Ничего особенно плохого в своей рабской доле он не видел, но поразмыслив, осознал, что пути назад нет. Мосты сожжены. Так он стал воином в рабском войске. Вернее в царском, ибо Савмака восставшие провозгласили царем.
Царя Савмака Митридат, разумеется, не признал и, оставив рабское царство в покое на зиму, когда мореплавание на Понте невозможно, весной вновь отправил на Боспор Диофанта, с новой силой. И эта сила разрушила царство рабов. Меньше года оно простояло, но угли пожара тлели много дольше. Стакир уцелел при падении Пантикапея и еще два года сражался в горах Тавриды в разрозненных, добиваемых отрядах рабов. Сражался и в строю, и без строя, разным оружием и без него, руками понтийские глотки рвал. Учился быстро и толково. Немного в нем осталось от хорошего раба. Но, все же, судьба не была благосклонна к восставшим. Стакир попал в плен. Его не казнили, как некоторых из его товарищей. Рабы-скифы считались строптивыми и их старались продать, как можно дальше от родных краев. Чтобы даже тени мысли о побеге не возникало. Так его занесло в Италию.
— Тебя везли на корабле?
— Да.
— Тебе понравилось? Я еще никогда не выходил в море, да и видел раза три всего, когда с отцом ездили в Неаполь.
— Не понравилось.
— Погода была плохая?
— Не знаю. Не видел. Нас держали под палубой. Там было очень тесно. Несколько десятков мужчин и женщин. Голых, потеющих, блюющих и ходящих под себя. И я потел, ходил под себя вместе со всеми. Желудок выворачивало наизнанку.
Квинт замолчал тогда, пораженный до глубины души словами своего раба, которого он считал лучшим другом. Ему еще никогда не приходилось задумываться об этой стороне такого обыденного и привычного дела, как рабовладение.
Позади раздались голоса. Что-то негромко проворчал Аристид. Повернув голову, насколько возможно, Квинт краем глаза увидел, как легионеры освободили Пьяницу и куда-то увели. На допрос, очевидно. Счастливчик, хоть немного разомнет затекшие мышцы. Определенно, сидение в неудобной позе становится невыносимым. Да еще и на голой земле. Квинта уже пару раз выворачивал наизнанку кашель. Еще не хватало заболеть.
Интересно, если на кресте висеть с лихорадкой, получится сдохнуть побыстрее, или мучения, наоборот, продлятся дольше? Север невесело усмехнулся.
Где-то в районе десятинных ворот[22] визжали пилы и стучали топоры. Мимо Квинта промаршировало несколько десятков вооруженных лопатами солдат во главе с центурионом. В обратном направлении крепко сбитый легионер протащил на плечах блеющего барана. Другие солдаты тащили за ним какие-то туго набитые мешки и мокрые кожаные ведра, напоминавшие по форме грушу.
[22] Десятинные (декуманские) ворота — это название лагерные ворота получили из-за того, что возле них традиционно располагались палатки десятой когорты.
Часа через полтора (может раньше, может позже, сказать по правде, чувство времени Квинту сейчас отказывало) по лагерю поплыл дразнящий аромат чего-то съедобного, но кормить пленника, похоже, никто не собирался. Встревоженно заурчал живот. Остро ощущались и иные телесные потребности.
Утром сводили до выгребной ямы, и дали выпить кружку воды. Теперь она просилась наружу.
— Эй, парень, — Квинт по-гречески обратился к часовому, скучавшему поблизости, — мне до ветру надо.
Солдат и ухом не повел.
— Ты что, глухой? Я тебе говорю, легионер.
Он повтор эти слова дважды, прежде чем часовой обратил на него внимание и бросил:
— Claude os tuum.
"Рот закрой".
Солдат был очень занят, сосредоточенно ковырялся в зубах, похоже, недавно пообедал. Квинт сглотнул слюну.
Есть несколько латинских фраз, которые в устах варвара, моряка, подозреваемого в пиратстве, не вызовут удивления. По крайней мере, объяснить знакомство с ними было бы не сложно. Если, конечно, дадут возможность объяснить, поскольку фразы эти... А, будь, что будет. Если забьют до смерти, так даже к лучшему. Не хватало еще обгадиться прямо под себя. Падать дальше просто некуда. Приняв решение, Север громко и отчетливо спросил:
— Caput in ano?
Легионер оставил свои зубы в покое и удивленно взглянул на пленного.
— Quid dixisti?
— Что слышал, — процедил Квинт и добавил, — turturilla.
Это, казалось бы, совершенно безобидное словечко — "горлинка", в среде легионеров обозначало мужеложца. Квинт знал, что за такое его сейчас будут убивать. Так и случилось.
Солдат несколько секунд ошалело хлопал глазами, потом побагровел, подхватил щит, на который опирался, одним прыжком подлетел к пленному и заученным движением обрушил кромку щита прямо на его голову. О том, что с ним сделает начальство за убийство пленного, легионер не подумал, он ничего не соображал от бешенства. Видать Квинт, предположив, что голова у солдата находится в заднице, не ошибся. Север рванулся, что было сил, извернулся всем телом, и убрал голову из-под удара. Подставил плечо. Легионер не ожидал такой прыти от обездвиженного противника и промахнулся. Щит врезался в колесо, к которому был привязан Квинт. Хрустнуло дерево, Север рванулся снова и выдрал из обода и ступицы пару спиц, к которым были притянуты веревкой его локти.
Легионер замешкался, а пленник, напротив, развивая успех, подкатом сбил его с ног.
— Perge ad corvos, fellator! — заорал Квинт, что было мочи, и, лежа на спине, ударом обеих ног вышиб из легионера дух.
На шум сбежались солдаты, налетели на Квинта, принялись избивать. Пинали недолго. Через минуту появился опцион и приказал прекратить безобразие.
Севера рывком подняли на ноги. Опцион орал на него, брызгая слюной, и потрясал у лица кулаком, пахнущим чем-то съедобным. Квинт не понимал ни слова, словно действительно забыл родную речь.
Наконец, кто-то догадался сбегать за Децианом. Центурион, явившись на место побоища, удивленно взглянул на сломанное колесо, на помятого Севера. В деле он разобрался быстро.
— Так. Я смотрю наш варвар не в меру борзый. Сводите уже засранца к отхожей яме, а после тащите к преторию. Посмотрим, что он там запоет. А этому дурню, — указал центурион на побитого Квинтом легионера, — двое суток стояния у позорного столба.
— За что?! — возопил тот.
— За разговоры с пленным и за то, что он от тебя сбежал. А будешь верещать, еще и розог получишь.
Дециан окинул взглядом собравшихся солдат и рыкнул львом:
— Разойтись, болваны!
3
На допрос его повели, когда солнце уже миновало зенит. Вернее, не повели, а потащили: ноги у Аристида затекли так, что самостоятельно передвигался он с трудом. В претории Лидон любезно предложил ему табурет. Аристид сел, растер ладонями предплечья и локти, помассировал шею.
— Надеюсь, тебе не доставили слишком больших неудобств этой ночью, любезнейший Эномай? — учтивым тоном поинтересовался следователь.
— О нет, — ответил Аристид, — вы, римляне — само гостеприимство.
— Вот и хорошо.
Аристид огляделся по сторонам. Тащившие его легионеры вышли из палатки, Дециана тоже нет. Стало быть, предстоит разговор наедине. Неплохо.
— А где этот вчерашний мордоворот? — спросил эллин.
— Хочешь с ним побеседовать? Считаешь, у нас разговора по душам не выйдет?
— Ну что ты, почтенный Лидон, мы же не варвары, какие-нибудь.
— Верно, не варвары. Ну что, приступим? Сразу поинтересуюсь, ты ничего не хочешь мне сказать?
— Хочу, — твердо заявил Аристид.
— Я весь внимание.
— Хочу заявить свой протест. Вы не имеете никакого права нас задерживать. Этот ваш центурион обвинил нас в пиратстве без всяких оснований и доказательств. "Меланиппа" — купеческий корабль, я — мирный торговец, а мои люди — честные моряки. Нам не повезло, мы попали в шторм и вынуждены были выбросить за борт весь груз.
— Свинцовые слитки, — кивнул Лидон.
— Да.
— А как обычно идет торговля? Ты только поставками с рудников занимаешься?
— По-всякому бывает, — пожал плечами Аристид, — в чем удастся увидеть выгоду, тем и торгую. Спрос на свинец не постоянен, но как раз сейчас мне удалось узнать, что архонты в Массилии собираются строить новый водопровод, вот я и рассудил, что потребно будет много свинцовых труб.
Правдоподобно. Тиберий слышал об этом, когда войска Луска направлялись в Испанию.
— Как же ты высматриваешь выгоду?
— Ну-у, — протянул Аристид, — как все делают? Держу глаза и уши открытыми, расспрашиваю, подслушиваю, плачу доверенным и агентам. По-разному бывает. Боюсь, утомить тебя, почтенный Тиберий, неинтересным рассказом о торговых тонкостях.
— А может я всю жизнь мечтал, уйдя со службы, заняться торговлей? — улыбнулся Лидон.
— О, в таком случае, я целиком и полностью к твоим услугам.
— Благодарю, весьма тронут. Как раз сейчас я ломаю голову над некоей странностью. Не поможешь ли разобраться?
— Охотно.
— Прекрасно. Суть вот в чем. Полагаю, ты не станешь оспаривать тот факт, что до свинцовых рудников в Новом Карфагене от Массиллии, в сущности, рукой подать? Несколько дней морем.
— Разумеется. Потому я и езжу туда. Что тебе в этом видится странного?
— В этом-то, как раз, ничего. Странность в другом. Если ты согласен со мной, что в Новый Карфаген ездить намного выгоднее, то как же тебя занесло в Лаврион?
Лидон внимательно следил за лицом арестованного. Тот удивленно поднял бровь.
— Куда?
— В Лаврийские горы. В Аттику. На рудники. Разве не там ты познакомился с Эвдором?
Аристид не изменился в лице, но ничего не ответил. Молчал. Лидон смотрел ему прямо в глаза. Выдержав паузу, сказал:
— А ты не дурак, Эномай. Сразу все понял. Я, признаться, ожидал, что ты спросишь, о каком таком Эвдоре я толкую и придется тебя убеждать, что запираться бессмысленно. Я и так все узнаю. Уже многое узнал.
— Что ты узнал? — насмешливо спросил Аристид, — не пытался сосчитать, сколькими бранными словами поносил меня и Эвдора этот ненавидящий всех и вся сукин сын? Поверил на слово критянину? Неужели думаешь, что тот, кто хотел возвыситься, но оказался обойден, сможет говорить об обидчике своем беспристрастно?
Лидон хмыкнул.
— Что ж, я не ошибся в тебе. Ты действительно умен. Сразу догадался, чей язык развязался, хотя мы допросили несколько человек. Понял, что не стоит запираться. Это несказанно радует меня. И, должен сказать, ты ошибаешься, если думаешь, что я безоговорочно поверил всем словам Дракила. Он действительно не может скрыть свою заинтересованность.
— Ты немножко противоречишь сам себе, уважаемый, — заметил Аристид.
— В чем же? — удивился Лидон.
— В том, что, с одной стороны, видишь пристрастность критянина и явный наговор, а с другой — веришь его обвинениям. С чего ты взял, что мы промышляем морским разбоем? Только потому, что критянин сознался в пиратстве?
— Даже так? — Лидон откинулся на спинку кресла, — стало быть, ты не пират?
— Конечно нет, разорви меня Кербер.
— Врать нехорошо. Зачем ты подговорил своих людей отрицать, что судно, как котором скрылся Эвдор — тоже ваше?
— Вы нас хватаете по подозрению в морском разбое, в компании с судном, в котором разве что какой-нибудь сухопутный варвар не заподозрит пиратское! — Всплеснул руками Аристид. — Проще все отрицать, чем оправдываться.
— Проще, — кивнул Лидон, — вот только тому, кого один раз поймали на лжи, уже нет доверия.
— Я все же постараюсь заслужить его, — пообещал Аристид, — все объясню.
— Уж постарайся. Надеюсь, ты не станешь отпираться, что был рабом в рудниках?
— Не стану. Было дело.
— Как же ты попал туда?
Аристид помолчал, прокашлялся, еще раз оглянулся вокруг, словно опасаясь, что кто-то беззвучно зашел в палатку и стоит у него за спиной.
— Еще вчера ты угадал правильно, я — афинянин. Моя семья довольно влиятельна. Была...
— Что же случилось?
— Не на тех поставили, — грустно усмехнулся Аристид и пояснил, — когда Аристион и его подпевалы начали мутить воду в Афинах, чтобы город переметнулся к Митридату, я сразу сообразил, чем все закончится. Пытался переубедить народ. Не преуспел. Сейчас давно миновали времена суда черепков. Противников устраняют иными способами. Меня обвинили в государственной измене.
— Так значит, ты наш союзник, — скептически хмыкнул Тиберий.
— Я не ваш союзник, — возразил Аристид, — я союзник своего родного города. Изменили Афины Риму или нет, с точки зрения Рима, мне безразлично. Я в том каяться не собираюсь. Меня волнует лишь то, что я предвидел, к чему это приведет и пытался предотвратить худшее.
— Допустим, — кивнул Лидон, — ты не пират. По крайней мере, не был им до Лавриона. А потом? И почему ты уверен, что среди твоих людей нет пиратов? Ты же никого из них прежде не знал?
— Не уверен. Более того, знаю, что, по крайней мере, Дракил точно занимался этим ремеслом. Он слишком настойчиво звал нас под знамена Ласфена.
Имя знаменитого пиратского вождя Тиберий называл только при Койоне и тот факт, что оно слетело с уст Аристида без принуждения, прибавил Лидону уверенности в искренности слов пленного.
— А кем был Эвдор?
— Понятия не имею, — покачал головой Аристид, — он и теперь для меня — темная лошадка.
— "Меланиппа"[23], — улыбнулся Лидон, — кстати, как вам досталось это судно? Дракил говорил, что на Родос вы пришли на дырявом рыбачьем корыте.
[23] Меланиппа (греч.) — 'черная кобыла'.
— Купили, — не моргнув глазом ответил Аристид.
