Пожалуй, сложно вообразить более романтичную обстановку. Нежно улыбается красавица Соль в лазоревых небесах, на еще по-весеннему полуобнаженной земле тут и там виднеются первоцветы — будто осколки яркой вазы, а ветви деревьев окутаны пеной цветов...
София приостановилась, нежно коснулась ветки абрикоса, и на нее водопадом посыпались облетающие лепестки. Часть импровизированного ливня попала и на господина Рельского, добавив его строгому темному костюму некий элемент весенней бесшабашности, а заодно отвлекла от дум.
Он остановился подле молодой женщины, передернул плечами. Наконец заговорил, сухо и резко, словно на перекрестном допросе:
— Скажите, кто может подтвердить, что той ночью вы были дома?
Казалось, его мало интересовал ответ — все свое внимание мужчина направил на виднеющиеся в отдалении поля. Прищурившись, он будто бы с неотрывным интересом рассматривал вполне обыкновенный, в общем-то, пейзаж.
София с досадой прикусила губу, недоумевая, отчего ради этого вопроса мировому судье понадобился разговор наедине, и досадуя на неожиданную официальность тона господина Рельского. Она искала поддержки, изъявления дружеской преданности, а вместо того должна доказывать свою невиновность.
Она неохотно ответила:
— Только Стен и Лея, мои домовые.
— Боюсь, это не годится, — вздохнул господин Рельский. — Закон не наделяет домовых гражданскими правами, так что их показания не являются доказательством в суде. Следовательно, полиции придется принять на веру диффамацию госпожи Шоровой.
Молодая женщина нахмурилась. Сорвав веточку, она принялась ее общипывать. Она нисколько не сомневалась в компетентности мирового судьи, неужели он действительно убежден в безнадежности ее положения?
София тихо спросила:
— У вас есть какие-то предложения?
— Есть, — спокойно подтвердил мировой судья, наконец повернулся к ней и торжественно провозгласил: — госпожа Чернова, соблаговолите принять мою руку и сердце!
Молодая женщина потеряла дар речи, молча взирая на новоявленного поклонника. София была убеждена, что господин Рельский питал к ней сугубо дружеские чувства. Он был другом семьи Черновых, и представить его в другом качестве она попросту не могла, посему внезапное предложение донельзя ее изумило.
К тому же взгляд мирового судьи лучился насмешкой и каким-то отстраненным интересом, будто он решил одну из своих любимых математических шарад и теперь жаждал проверить полученный результат. Словно ему заранее известен ответ Софии и он желал лишь изучить ее реакцию. Предупреждающий ход, кажется, так это называется...
А ведь и правда — господин Рельский был завзятым шахматистом, в то время как сама госпожа Чернова совершенно не способна сколько-нибудь хорошо играть. Помнится, Ярослав не раз подшучивал над нею и Елизаветой Рельской, предлагая им вместо карт (в которые, впрочем, он тоже постоянно выигрывал) достать доску.
Молодая женщина залилась краской и опустила глаза. В который раз за этот день она была сбита с толку. Почему он вдруг начал игру с нею? Привычные правила менялись на ходу, и она оказалась решительно к этому не готовой.
— Это так неожиданно... — только и сумела она пробормотать, и тут же поморщилась от наигранности фразы. — Это неделикатно с моей стороны, но я желаю узнать причины, побудившие вас сделать предложение. Я хочу разобраться во всем, прежде чем дать ответ. Вы ведь не могли внезапно воспылать ко мне нежными чувствами! Право, мне неловко столь откровенно с вами разговаривать...
София замолчала и нервическим жестом принялась стягивать перчатки, не поднимая глаз. Пристальный взгляд господина Рельского действовал на нее раздражающе, приводя в состояние какого-то лихорадочного возбуждения, совладать с которым она не могла при всем желании.
Тонкие губы мужчины искривились в невеселой улыбке, он неторопливо поправил завернувшийся манжет и спокойно пояснил:
— Прошу прощения, что подверг ваши чувства испытанию. Вы совершенно правы, я не говорю о внезапно вспыхнувшей страсти — это нелепо и мелодраматично. Дело в том, что я вижу лишь один способ наверняка опровергнуть слова госпожи Шоровой, точнее, исказить, придав ее рассказу совсем иную окраску. Вам следует заявить, что той ночью вы действительно выходили из дому, однако отнюдь не в библиотеку, и это может подтвердить заслуживающий доверия свидетель.
Господин Рельский умолк, давая Софии самой продолжить его мысль. Молодая женщина по-прежнему молчала, ничего не понимая, и он терпеливо растолковал:
— Полагаю, мое слово, что ту ночь вы провели со мной, будет достаточно весомым, как говорят в полиции, алиби. Мы заявим, что вы давно помолвлены, но не предали гласности грядущую свадьбу из-за вашего строгого траура по мужу.
— Но... — София задохнулась, взирая на него, как на вдруг оживший образчик туземной фауны в кабинете ее отца, профессора естествознания. Девочкой она пробиралась туда и часами разглядывала бесчисленные чучела и картинки, взахлеб придумывая головокружительные приключения...
Молодой женщине всегда казалось, что уж господин Рельский определенно не преподнесет ей сюрпризов. Надежный, невозмутимый, всегда пунктуальный и дотошный, он давно занял отведенное ему место в своеобразном альбоме характеров, наблюдаемых госпожой Черновой. Теперь у нее не укладывалось в голове внезапное превращение благородного дога в некое диковинное животное с неизвестными повадками. Господин Рельский, несомненно, из лучших побуждений, предлагал ей немыслимые вещи!
София крепко зажмурилась и помотала головой. Конечно, она знала об легкомысленных особах, далеких от эталона нравственности, но и они не пренебрегали репутацией. Пока альковные тайны были тщательно укрыты за фасадом благопристойности, общество закрывало на них глаза, но открыто сознаться во внебрачной связи...
До такого бесстыдства она никогда не опустится!
Хотя такой шаг мог бы разом решить ее проблемы. Так соблазнительно обрести положение жены уважаемого человека, достаточный доход, и, что самое главное, собственных детей. Супружество с господином Черновым принесло ей достаточно радостей, но не увенчалось рождением наследников, о чем молодая женщина сожалела со всем пылом. Среди ее приданого хранился целый сундук заботливо расшитых детских вещичек. София иногда запиралась у себя и перебирала эти маленькие воплощения несбывшихся надежд. Господин Рельский еще достаточно молод, и можно ожидать малышей...
Бесспорно, соблазнительно, но... Покойная матушка госпожи Черновой в гробу бы перевернулась, ведь она всегда твердила дочерям, что наибольшая ценность женщины — ее безукоризненная репутация, и немыслимо — невозможно! — поступиться ею. К тому же это было бы оскорблением памяти господина Чернова, а он, видят боги, не заслужил такого поругания, ведь всегда был прекрасным супругом и достойным человеком. В иных обстоятельствах она бы с радостью согласилась, однако в нынешней ситуации это было невозможно.
— Вы же понимаете, что в таком случае скандал был бы оглушительным, — вымолвила она неловко, теребя тесемки черного капора.
— Был бы? — переспросил господин Рельский с непонятной интонацией. — Следовательно, вы мне отказываете?
— Да! — решительно кивнула София, стиснув руки. — Я питаю к вам истинное уважение и премного благодарна...
— Не трудитесь, — перебил мужчина, отворачиваясь. — Ваши заверения излишни. Надеюсь, вы понимаете все последствия?
— Конечно, — избегая смотреть на него, молодая женщина обрывала цветки с сорванной веточки. — Я должна отыскать убийцу, чтобы обелить свое имя.
Она отбросила истерзанный прутик, заставила себя осторожно коснуться руки господина Рельского и заглянуть ему в глаза. Мужчина казался невозмутимым, будто его нисколько не задел отказ.
— Поверьте, я искренне тронута вашим благородством, но думаю, вы заслуживаете большего. Однажды вы встретите женщину, которую полюбите, и уверена, она с радостью примет ваше предложение. Я не хочу лишать вас будущего счастья, которым вы готовы поступиться из дружеской привязанности... — она говорила тихо, но весьма проникновенно. Помолчав, молодая женщина добавила со вздохом: — Кроме того, ваша матушка вряд ли одобрила бы такой мезальянс.
София невольно передернулась, а мировой судья хмыкнул, но не стал спорить. Всему Бивхейму было известно об истовом желании госпожи Рельской женить единственного сына. При этом она полагала всех барышень окрест недостойными своего драгоценного отпрыска, и не гнушалась давать это понять, иногда в весьма неучтивых выражениях. В частности, госпожа Чернова удостоилась почти часовой беседы на эту животрепещущую тему, когда впервые нанесла визит своей юной подруге Елизавете. Саму Софию сложно было заподозрить в посягательстве на руку и сердце господина Рельского, поскольку к тому моменту она уже была замужем, однако мать Ярослава пыталась заручиться ее поддержкой, дабы иметь как можно более сведений об увлечениях сына. Представив реакцию вдовой госпожи Рельской на сообщение о возможном браке, София невольно поежилась.
— К счастью, я нисколько не завишу от матери. Все состояние и имение отца осталось лично мне, — господин Рельский скромно умолчал, что сумел преумножить унаследованное, — Следовательно, я вправе жениться по своему выбору. Но не буду вас смущать — вижу, эта тема вам неприятна.
Госпожа Чернова принялась поправлять шаль, без нужды старательно разглаживая кисточки на её концах.
— Давайте вернемся в дом, — предложила она неловко.
Мужчина не возражал. По его мнению, завоевание сердца женщины мало отличалось от шахматной партии. Дебют прошел вполне удачно, хотя ему не удалось выиграть сразу (впрочем, на этой стадии победа бывает крайне редко), теперь будет миттельшпиль. Следующий ход...
Пока госпожа Чернова и господин Рельский прогуливались, дракон первым делом позвонил прислуге и велел подать что-нибудь выпить. Алая от смущения домовая сделала книксен и расторопно выполнила требуемое, накрыв чай.
Дракон не стал спорить, хотя предпочел бы что-нибудь покрепче. Он наблюдал из окна за фланирующей по саду парой.
Несколько тяжеловесный на вид Ярослав Рельский в действительности двигался легко, каждый его жест был точен и выверен до грана. Сдержанность облекала его, не позволяя чувствам вырываться из-под контроля.
Впрочем, молодая женщина, порхавшая рядом с ним, была для Шеранна куда интереснее. На фоне мужчины София выглядела совсем маленькой и хрупкой, будто фарфоровая статуэтка. Казалось, ее можно было сломать одним неосторожным движением, однако дракон уже успел убедиться, что эту изящную женщину с удивительно яркими голубыми глазами нелегко было бы сокрушить даже ударом неотразимого Мьёлльнира, молота бога Тора. Выдержать натиск разгневанного дракона — подвиг, достойный увековечивания в мифах и балладах. Хотя, — Шеранн плотоядно усмехнулся, — женщина есть женщина, тем паче — человеческая, и она наверняка не устоит перед драконьим пламенем.
Не в прямом смысле, конечно. Огонь, полыхающий в детях стихии, завораживает людей. Ради того, чтобы найти злодея, Шеранн не погнушался бы соблазнить даже ужасную старуху Хель, повелительницу мира мертвых.
Он отпил глоток чая, поморщился, удивляясь странному пристрастию людей к травяным настоям. Драконам более по вкусу вино, коньяк или еще лучше — спирт. Как все огненные создания, Шеранн питал необоримую тягу ко всему, способному гореть.
Пожалев мимоходом, что с людьми жить — по-людски пить, дракон снова вернулся к размышлениям. Госпожа Чернова (к йотуну! — какая из нее госпожа? просто София) наверняка немало знает об убийстве. Сколько бы она ни уверяла, что госпожа Шорова ошиблась или намеренно ее оговаривает, дракон был непреклонно уверен в своей правоте.
Нужно любой ценой заставить ее признаться, даже если ради этого придется сказаться другом и обожателем. Хищная улыбка преобразила узкое лицо — теперь уже почти морду — дракона. Люди, как и бабочки, тоже охотно летят на пламя...
Ничего не подозревая о коварных планах Шеранна, господин Рельский и госпожа Чернова молча вернулись в гостиную.
Продрогшая на холодном весеннем ветру, молодая женщина примостилась в кресле поближе к огню, господин Рельский расположился напротив, а Шеранн устроился поодаль, в темном углу, откуда так удобно наблюдать.
— Давайте определим план, — подал голос мировой судья. Не встретив никакого энтузиазма, он приподнял брови и промолвил: — Полагаю, мы договорились действовать вместе?
Дождавшись уверенного "да" Шеранна и неохотного кивка Софии, господин Рельский продолжил:
— Тогда приступим. Для начала скажите, кого вы подозреваете. Госпожа Чернова?
София задумчиво прикусила губу и попыталась собрать воедино невнятные подозрения. Нелепо и дико думать такое о знакомых, но...
— Это был кто-то хорошо известный господину Ларгуссону. Слишком тихо все произошло, слуги не слыхали криков или борьбы. Двери и окна в библиотеке целы и заперты изнутри. Значит, сторож сам впустил убийцу.
— Вы правы, — барабаня пальцами по темному дереву подлокотника, согласился господин Рельский, — мне тоже показалось это весьма подозрительным. Полагаю, вам следует выяснить, кому покойный настолько доверял, а также кто интересовался похищенной книгой.
— А также откуда взялся ключ, оставленный в замке изнутри, — азартно вмешался дракон.
— Именно, — кивнул мировой судья и повернулся к нему. — Полагаю, вы можете приватно выяснить, кто из ваших сородичей приезжал в Бивхейм?
— Конечно, — подтвердил Шеранн, пожав плечами, — но я уже говорил, это не мог быть дракон!
— Возможно, у него были сообщники... — господин Рельский поднял руку, останавливая возражения. — Лучше проверить и убедиться в несостоятельности этой гипотезы.
— Хорошо, — выдавил Шеранн и упрямо выдвинул подбородок. — Но я считаю, что это сделали шпионы Муспельхейма и буду их искать!
— Ничего не имею против, — мировой судья являл собой саму невозмутимость. — Вы правы, Муспельхейм, как старый неприятель нашей страны, заинтересован в изгнании драконов из Мидгарда. Если дети стихии получат автономию, то в случае новой войны им придется сражаться на нашей стороне, хотя до сих пор придерживались нейтралитета. Полагаю, это будет одно из обязательных условий. Драконы — весьма грозная сила, и Муспельхейм должен сделать все, чтобы предупредить такое усиление противника. Так что ваше предположение мне кажется разумным. Но допустимы и другие версии. К примеру, среди детей стихии тоже могут быть ренегаты...
Дракон вскочил, будто подброшенный пружиной, и с силой ударил кулаком по стене, заставив Софию вздрогнуть. Пламя в камине взметнулось и... опало, успокоилось так же быстро, как минула внезапная вспышка Шеранна.
— Успокойтесь, — велел господин Рельский, едва заметно усмехаясь. — Чувства вам не помогут. Итак, вы поняли свою задачу?
Шеранн кивнул, полыхая глазами. Мировой судья столь уверенно и непринужденно принял бразды правления, что никто не подумал ему перечить.
— А я кое с кем побеседую и надавлю на инспектора Жарова, — продолжил мужчина спокойно, — выясню, почему он стал играть против меня. Полагаю, он удовлетворит мое любопытство...
