| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А ну марш в автобус, клоун.
Слегка подтолкнула меня в спину.
— Хорошо двигаешься, Сатурн. Эх, сбросить бы мне лет двадцать!
Свой подзатыльник я все-таки получил...
— Сзади не честно!
За окном мелькали залитые солнцем улицы города.
Зелень деревьев — тяжелая, неподвижная, уже темного буро-зеленого цвета с желтой проседью накатывающей осени. Причудливая игра тени и света под листвой парков и скверов. Спуски и подъемы лестничных маршей, живописные домики и величественные здания, словно светлые острова в сочном растительном море.
И всюду памятники. Или какие-то особые памятные знаки, архитектурные капризы, арки и завитушки, цепляющие взгляд и придающие городу неповторимую индивидуальность. И строгую — до грозной суровости, и теплую — до трепета живого организма.
Он и правда, как живой.
Мой город.
Почему-то светлой грустью защемило в груди.
Вот на этом пятачке частные домики всем кварталом будут снесены. Построят высотную гостиницу, ресторан, парковку. Как грибы со всех дыр повылазят ларьки, будки, палатки. А этот небольшой уютный стадион, на который скоро папа поведет меня в первый раз на футбол, уроды-начальнички из Киева в конце 90-х превратят в толкучку. Зальют газон бетоном, загадят, захламят. Здесь сбоку появятся билборды, реклама. А эта длинная гранитная стена на спуске, величественная и чистая, спустя двадцать лет превратится в объект постоянного надругательства тупых уличных писак с баллончиками.
Вот в этом скверике я впервые возьму за руку девчонку. А через три дня я ее поцелую. Тут же. Коряво и неумело. А она посмотрит на меня смеющимися глазами и поцелует сама. Нежно, легко и трепетно.
А в этой больнице умрет папа...
Невольно я судорожно вздохнул.
— Что загрустил, Старый?
— Красивый у нас город! Правда, Иришка?
— Самый лучший на свете, — неожиданно говорит она с жаром и почему-то смущается, — Нормальный.
— Не-ет. Не нормальный. Самый лучший! Это ты правильно сказала. Послушай. Если кто-нибудь когда-нибудь захочет отнять его у нас... у нашей страны. Ведь мы же не отдадим? Не позволим же?
Ирина смотрит на меня с удивлением.
— Ну, конечно. Конечно, не позволим. Не переживай, малыш.
Не позволим...
— Ты все равно вернешься в родную гавань, мой Город, — беззвучно шепчу я.
Одними губами.
* * *
— Только факты! Суровые упрямые факты...
Сан-Саныч, инструктор с замысловатым позывным "Козет" учит меня докладывать. Меня! Подполковника в будущем.
— ...Без предположений, домыслов, соплей и эмоций.
Я и не собирался вовсе.
Это я ему рассказываю, нет докла-адываю об утренних событиях в опорном пункте.
— И мотивы твои меня не интересуют тоже...
Да и пожалуйста, так даже короче.
Выслушав, он коротко резюмирует после непродолжительной паузы:
— Все — сам!
Первый миг не врубаюсь.
Потом соображаю: все расхлебывать самому. Без участия друзей с холодными головами и горячим сердцем. С запоздалым чувством легкого ужаса представляю, какой был бы позор, если я в дежурной части подключил бы тяжелую артиллерию, торжественно назвав роковой шифр.
Стыдоба!
— Переодевайся.
Лечу в кабинку.
Почему-то я наивно предполагал, что меня сразу начнут учить приемам той чудесной борьбы, которую мне как-бы невзначай продемонстрировали ранее.
Ага! Размечтался...
Сан-Саныч, критически оглядел мои плавочки, на которые я инстинктивно пытался натянуть самбистскую куртку, и стал учить меня...падать.
Ну, это мы проходили. В секции дзю-до в четвертом классе. Безопасно падать на спину я "научился" со второго раза. На бок — с третьего. Я старательно выгибал тело дугой и лихо хлопал ладонью по татами, смягчая удар при падении. Не забывая при этом самоуверенно поглядывать на Козета.
Очень быстро самоуверенности поубавилось.
Меня стали учить падать...головой вниз. Инструктор просто поднимал меня за щиколотки кверху и разжимал ладони. Чтобы быть до конца справедливым, следует отметить, что первый раз он меня просто медленно опустил на ковер, коротко объясняя технику приземления. И предупредил, что если я не понял, то просто сломаю шею.
К счастью, я понял. Следовало исхитриться встретить грунт не макушкой, а затылком. А позвоночником изобразить дугу татарского лука. Козет так и сказал — именно "татарского" и исключительно "лука", сенсей монгольский.
Когда стало получаться, я с интересом обнаружил, что при идеальном выполнении я оказываюсь сразу на ногах. Мне понравилось...
Потом Сан-Саныч вернулся к падениям на спину и на бок, только с элементами как-бы случайного касания противника ногой или рукой по любопытным точкам. Не зависимо от того, где стоит враг.
Это мне еще больше понравилось.
В конце концов, я так раздухарился, что мы оба чудесным образом оказались глубоко дышащими на татами в положении сидя на заднице. Козет любовно поглаживал себя в области паха, а я — в районе затылка. До которого сегодня добрались уже во второй раз. Смею предположить, что если бы инструктор дотянулся до меня в полную силу, глубоко дышать мне было бы затруднительно. По причине отлетевшей головы. Метров эдак на пятнадцать в сторону от бренного тела.
— Пойдет.
Это меня так похвалили. Заодно и извинились за подзатыльник. И то, хлеб.
Тренировка продолжалась. Меня учили кувыркаться. По прямой, по дуге, назад, боком. Потом в прыжке, в прыжке через палку, в прыжке с ладоней инструктора, которые он делал лодочкой на уровне живота. Потом нужно был исхитриться сделать кувырок назад после толчка в грудь, от которого я отлетал мячиком. Иногда получалось два кувырка.
В конце концов, я так накувыркался, что не мог уже двигаться по прямой. Коварные стены спортзала скользили куда-то в сторону. Тогда меня загнали в душ, дали отдышаться и началась теория.
Глава 11
Милицейскую повестку я матери не отдал.
Решил, что это самый короткий и рациональный путь самостоятельного разруливания ситуации. Если что, прикинусь дурачком. Недотепой. Потерял, забыл, не понял — все что угодно, сориентируюсь.
Сейчас мне интересно было заняться зоологией. Понаблюдать, так сказать, за особью под названием "инспектор по делам несовершеннолетних" в естественной среде обитания.
Следил, короче.
Можно сказать, закреплял на практике знания, полученные от Козета и Ирины. Дело в том, что теоретическая часть сегодняшних занятий как раз была посвящена основам "наружки". И приходится признать, что нового я узнал действительно очень много. Теперь свербило откатать все это, что называется, "в поле". Да и не нравилась мне эта толстая инспекторша, сам не знаю почему.
Она вышла без двух минут шесть.
Мой рост, комплекция и сопливый возраст подходили для слежки ну, просто идеально. Момента выхода объекта на вектор наблюдения я, не мудрствуя лукаво, просто дождался стоя в кустах через дорогу напротив опорного пункта. Добросовестно старался не отводить глаз от пошарпанной оцинкованной двери пока не появился мой клиент.
Тетка, прищурившись от солнца, огляделась, и в умеренном темпе зашагала по тротуару в сторону школы.
Я слегка напрягся. Выскользнув из кустов, всем видом демонстрируя праздную беспечность, пристроился за двумя оживленно болтающими женщинами, которые двигались в том же направлении, только с противоположной стороны улицы.
Не сбавляя темпа, инспекторша миновала школьные ворота. Отлегло. С чего это я решил, что она направляется в школу? Черт! Отстаю — дамочки с моей стороны двигаются слишком медленно.
Я скользнул в соседний двор и со всех ног проскочил на два дома вперед. Осторожно выглянул из-за угла: инспекторша бодро шагала в моем направлении. Хорошо.
Некоторое время я использовал эту незамысловатую тактику, пока дорога не уперлась в небольшую развилку возле сквера. Очередной раз, высунув нос из кустов, я обнаружил, что объект переходит дорогу в направлении парка. Я поспешно юркнул назад.
На общественных лавочках сидели старушки. По аллее бегал какой-то карапуз, а его раскрасневшаяся мамаша, добродушно покрикивая, без особого усердия пыталась его догнать, толкая перед собой громоздкую коляску. Толстые голуби лениво уступали дорогу карапузу. И вдруг, громко хлопая крыльями, разом взлетели. С инспекторшей решили не связываться. Она, миновав малыша, разминулась с мамашей и неожиданно плюхнулась на свободную скамейку.
Я, уже подавшись вперед для очередной перебежки, с легкой паникой тормознул и повторно спрятался в знакомые кусты. До искомой скамейки было метров тридцать. Далековато.
Я стал искать глазами место, где можно замаскироваться поближе. Не сквер, а аквариум. Все как на ладони. Кусты слишком низко пострижены. Деревья не заросшие. Милых моему сердцу торговых палаток еще не придумали. Разве что с другой стороны парка? Там вроде приличной густоты сиреневые кусты возле стоящей на отшибе трансформаторной будки. Куда проходящий мимо парень в кепке метнул горящий бычок. Вот тебе сейчас тетенька-милиционер задаст!
Обходить или не обходить? Сидящая в уютном патриархальном парке толстая женщина в милицейской форме выглядела довольно экзотично. Любитель покурить на ходу покосился на нее, свернул на газон, обходя, зашуршал листвой и вдруг... раздвинул кусты прямо за спиной инспекторши. Та даже ухом не повела. Продолжала обозревать прохожих с каким-то неприятным высокомерием. Парень оперся задом на спинку лавочки с обратной стороны и засунул руки в карманы.
Инспекторша что-то говорила! По крайне мере, губы ее шевелились. Ни слова не слышно! Чертовы голуби вернулись и орут здесь благим матом. Я метнул в них щепку. Грохоча крыльями, они поднялись в воздух. Парень покосился в мою сторону, снял кепку и стал ее отряхивать. Кивнул головой, еще раз. Что-то спросил.
— ...завтрашнего дня. Иначе..., — донеслось.
Черт, опять ничего не слышно. Эти троллейбусы "Шкода" ревут как самосвалы. Давай, давай. Проезжай!
— ...распрощаешься. И не думай. Вот здесь.
Тетка нагнулась, потерла толстую ногу, оставив под лавкой скомканный листок бумаги. Потом, тяжело вздохнув, встала, отряхнула юбку на гигантской заднице и зашагала в сторону троллейбусной остановки. Парень ловко перепрыгнул через скамейку, уселся, и стал поправлять что-то на ноге, пытаясь дотянуться до записки.
Ничего себе! Конспирация, однако. Становится все интереснее и интереснее. Кто же ты такой, любитель покурить на ходу и тайный друг милиции?
Так. Рассмотрим повнимательней. Лет восемнадцати. Рост выше среднего. Лицо треугольное. Неприятное, скандальное какое-то. Глаза широко расставлены, чуть навыкате. Нос крупный с горбинкой. Губы тонкие как червяки. Двигаются постоянно в какой-то ухмылке-ужимке. Под мятой светло-серой кепкой — темные слегка отросшие после стрижки под "ноль" волосы. Тенниска с завязками на груди, распущенными почти до конца по неписанной блатной моде, мятые серые штаны с намеком на клеш. Шлепанцы без задников, хотя сейчас уже осень. Персонаж!
Ну что, за ним? Я почувствовал какой-то охотничий азарт. Тетка все равно уже лезет в троллейбус.
За ним!
* * *
Этот район города среди шпаны называется "Дачи".
Грозный, надо сказать, район. Наш пляж, "Мартышка", на его территории. Но, как мы знаем, это "демилитаризованная зона". Не писаный закон. Вход для всех — нет, не бесплатный. Безопасный! А это, поверите ли, гораздо дороже.
Парень двигался разболтанной походкой расхлябанного боцмана. Колени его двигались не прямо, а под таким широким углом к друг другу, что все должны были догадаться о наличии огромного предмета между ними. По крайней мере, воображаемого. Руки в карманах штанов. Крутит головой постоянно. Ныряет в одноэтажки. Как раз этот массив пестрых домиков и будут сносить через пару лет под гостиничную застройку.
У входа на стадион клубится народ. Футбол сегодня.
Парень резко свернул направо. Здесь улочка не такая людная. Справа — здание спортзала, примыкающего к стадиону, слева — домики, за которыми чуть вдали виднеется подъемный кран. Новостройка.
Через год наша семья получит там новенькую квартиру, ядовито пахнущую линолеумом и алебастром. И мы переедем на "Дачи", распрощавшись с бандитской "Матюхой". Вообще, "Дачи" и "Матюха" — районы-союзники. У нас напряженное перемирие. Дружим против "Стрелки" и "Майданов".
Да-да! У нас есть свой "майдан" на Корабельной стороне. Площадь вокруг клуба "Корабел". А обитатели близлежащего района — "Майданы". У нас четыре "боевых" района в городе. "Боевых" — потому что чужаков туда не пускают. Бьют, по возможности.
Есть "мирные" районы — "Камыши", "Летчики", "Дергачи", "Абрикосовка" и так далее. Там ходить можно с относительной безопасностью. Подрастают "Остряки" — достаточно злобный в будущем район, который уничтожит "Матюху". Точнее — ассимилирует. Но на данном этапе мы "держим шишку". Вместе с "Дачами", по которым сейчас шикарно вышагивает стриженный в кепке.
"Улица Костомаровская", — вспоминаю я. В дальнем конце спортзала — отдельный вход и пристройка. Там — секция дзю-до, где я занимался... Где я буду заниматься года через три. Парень как раз в это пристройку и сворачивает. Останавливается в дверях, озирается, натыкается глазами на мою фигуру и замирает. Потом исчезает в дверном проеме.
Приехали! Ну и что дальше, Пинкертон? Планировку в секции я знаю, конечно. Но ведь отсветишь! Если уже не отсветил. Стою возле окон спортзала и делаю вид, что наблюдаю за девчонками-акробатками, прыгающими по дорожке. Здесь многие стоят, поэтому мое присутствие не подозрительно. Но сейчас на пустынной улице я один. Все любители спорта на футболе.
Вот даже интересно — специально сделали такие низкие окна, чтобы народ глазел на спортсменов, или случайно? Ведь в свою бытность я тоже часто тут простаивал и переполнялся мечтой о собственных спортивных достижениях. Потом пошел на борьбу. Элемент популяризации спорта советских времен? Или так глубоко тогда не копали?
Слева на ковер высыпали дети-дзюдоисты в белых кимоно и я плотнее прижался носом к стеклу. Вообще-то, у них зал на втором этаже пристройки слева. Там, куда канул мой объект номер два. А сюда борцы выходят для показательных выступлений.
Ну-ка, ну-ка...
Сзади шорох. Среагировать не успеваю, мне зажимают рот. В голове мелькает: поглазел на девочек?
Легкий тычок в темечко.
Темнота...
* * *
— Румын! Ты что, дурак?
Звук уже есть. С изображением плохо.
— Он за мной от кладбища пёрся! Шнырил по кустам.
— Так это же шпак! Сопля! Ты на хрена его двинул?
— Так тема тоже за шпака! Гляди, а вдруг это он?
— Да с чего ты взял?
Тема? За какого "шпака"? Я мычу и разлепляю веки. Головка бо-бо. Уроды. Омбудсменов на вас нет. Детей по башке!
— Очухался. Эй! Смотри сюда, шкет! Ты чё пасешь тут?
Тру темечко рукой. Соображаю. Экстренно выстраиваю линию предстоящего вранья. Кажется, придумал. Ну, что ж, поехали.
— Придурок, — искренне говорю я с ненавистью, — зачем по башке?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
