Эра жаворонка

— А-а-а! — завопил Вук от надрывной боли, удивляясь самому себе. Он не подозревал, что в мире существует ТАКАЯ боль.

Тимофеев, проснувшийся от крика напарника и тут же запустивший аларм-лекаря, растерянно таращился в монитор прибора:

— Не знаю, кэп, не знаю... Прибор уверяет, что ты ощущащешь то, что в принципе ощущать не можешь. Бред. Полный бред.

— Что это значит? — простонал Вук.

— Наверное, ошибка программы. Лекарь зарегистрировал запрещённое чувство.

— Что значит запрещённое? — зарычал Янко, перегибаясь в поясе пополам. — Мне запрещено его чувствовать?

— Не знаю! Не знаю! — оправдывался Сергей. Никогда ранее Вук не видел его столь взволнованным и даже испуганным.

Лекарь, поколебавшись, вколол Янко анестезию и витамины. Туловище оцепенело, стало ватным, и Вук облегчённо выдохнул.

— Раз уж не спим, давай за дистиллятор примемся, — сказал он. — Пока я в состоянии. Мне тут приснилось, как его делать.

Он набросал чертёж и с остервенением принялся за работу. Боль терзала его почти сутки. За это время, одурманенный и обезноженный, он изготовил самогонный аппарат, встроенный в помывочные ёмкости гальюна. Когда муки стали стихать и вернулась способность трудиться умственно, Вук подкорректировал настройки аларма в санузле, исключив из списка опасностей пары этанола.

Пока хомячий корм забраживал, пока тратился спасительный запас консерванта, Янко всё-таки нащупал целый кластер точек нелокальности. Описание и систематизация их проходила у Вука в самом весёлом настроении — с утра пораньше он принимал дозу, а затем каждые три-четыре часа продлевал действие глушителя. Впрочем, к головной боли он уже начал относиться вполне благосклонно, памятуя о необъяснимом всплеске адской боли во всём теле. Несколько раз он пропускал приём алкоголя — дремотное состояние на пограничье между сном и явью несколько ослабляло гул и шёпот в черепе. Лёжа в капсуле и предаваясь блаженному ничегонеделанью и ничегонедуманью с Хиппи под мышкой, первый пилот тупо пересчитывал заклёпки на кожухе, блики на пластике или тёмные шерстинки на рыжей спине собаки. Плыть в бесконечной пустоте давно надоело.

Интересно, были ли кто-нибудь рядом с погибшими тенерийцами не в момент смерти, а за несколько дней до неё? Кто сопровождал, с кем встречался Горовиц, скажем, за день до катастрофы в Альпах? С кем встречался в лобби-баре Форбек, прежде чем совершил последный полёт из сьюта Ритц Карлтона? С кем общался Самир Галиль накануне перед поездкой в пустыню? Кто был спутником Алеся Кудри — вряд ли он двинул на курорт в одиночестве? О Клотье, в принципе, всё известно, но Гарсиа... С кем он жил до постановки страшного диагноза и после неё? В какой клинике в карту были вписаны страшные слова об онкологии, и что послужило причиной болезни? Рак печени редко является самостоятельным заболеванием. Практически всегда он наведён внешними причинами. Что это были за причины? Вук молотил и молотил все эти тягостные размышления и отвлёкся от них только когда из перегонного куба закапали первые капли самогона.

— Дрянь, — вынес вердикт Тимофеев. — Сплошные сивушные масла. Мы отравимся, Вучо, ей богу, отравимся.

Критически оценив остаток времени до пересборки и объём невыпитого лекарства, коллеги решили перегнать ещё раз. Им не хватило одного дня, и этот день они провели в жутком раздражении, изнывая от пульсации где-то в районе темени и бездумно фланируя по станции. Когда самогона хватило, наконец-то, на обычную дозу на двоих, уняли боль и бросились проводить подготовительные работы перед разборкой. К прыжку сквозь точку нелокальности подошли почти готовыми — не успели отмониторить аларм-пространство спасательного челнока, но на это космонавты махнули рукой. Что суждено, того не миновать, зато заполнены все паузы камеры-регистратора и надёжно упакован спирт, отогнанный из корма для подопытного грызуна.

Пересборка не обошлась без новых сюрпризов. И Хиппи, и Шпулька исчезли. В отличие от Белки и Стрелки, которые по-прежнему назойливо кружили вокруг членов экспедиции.

— Хорошо, не всё зерно на самогон пустили, — мрачно сказал Тимофеев, осматривая клетку со вновь появившимся хомяком. — Чем бы сейчас питали его?

В голосе напарника Вук уловил раздражение. Похоже, Сергею отчаянно не понравилось явление грызуна народу, и причиной тому была ревность к нескольким мешочком семян. Ещё три месяца, и на Землю они прибудут кончеными алконавтами. Пытаясь занять себя, Янко засел за модель облака нелокальности, обнаруженного неподалёку от точки разборки-сборки, — он чувствовал себя достаточно уверенно в математике, чтобы попробовать построить систему и сынтерпретировать её. Несколько суток напряжённых раздумий в паре с кибер-анализатором привели к неожиданному выводу. Гроздь нелокальных точек замыкалась на себе и тем самым индуцировала сама себя. Это означало, что пространство выходов из этих точек пребывало как бы параллельно текущему пространству без привлечения дополнительной энергии-массы, требуемых для его существования. И главное — наличие огромной расчётной массы в таком пузыре-пространстве свидетельствовало, скорее всего, о заполненности его звёздными и планетарными образованиями.

Действие утренней порции огненной воды заканчивалось. Опасаясь, что новая доза вновь погрузит его в дремотное унылое состояние, Вук сунул рот шарик вкуса номер 348 ("курага узбекская") и, мечтая о настоящей солнечной кураге, медовой, мягкой, терпкой, вышел в сеть и начал без особой надежды просматривать списки пассажиров на рейсе "Москва-Бангкок" четырёхлетней давности. Его интересовал месяц до и месяц после трагедии с Алесем Кудрей.

Если говорить честно, делать это Янко не имел права, ибо защиту персональных данных никто не отменял. Универсальную "открывашку", встраивающую в программный код свои исполняемые блоки — главным образом для обхода защиты и шифровования, — ему подарила Мила, служащая аналитиком в известном агентстве высоких технологий.

— Не стоит использовать её дважды для одного портала, — предупредила девушка. — Мигом вычислят.

— А первый раз? Думаешь, прокатит? — усомнился Вук, не понимая в тот момент, на кой ляд сдалась ему "открывашка".

— Не думаю. Знаю. Разовое вторжение без материального ущерба считается шумом. Мало ли какие боты ползают по сети. Есть ещё ограничение, Вучо: ёмкость ключа ограничена. Ты не сможешь бесконечно качать секреты. Рано или поздно твою активность заметят роботы-охранники, поэтому при приближении к критическому лимиту "открывашка" самоликвидирует свой собственный код.

— А зачем вы её создавали? — спросил Янко, хитро прищуривая небесные свои очи.

— Для полиции, для спецслужб, для налоговиков..., — стала перечислять Мила, но Вук, не дослушав её, помнится, притянул к себе и повлёк затем на кровать. "Открывашка", в отличие от Милы, тогда мало волновала его. И он совершенно пропустил мимо ушей остаток фразы, — ... и для себя по мелочи... Ну, знаешь, выяснить, стоит ли с банком связываться или с человеком... Ох, Вучо!...

Воспоминания о Миле, о её сладком стройном теле, о налитой подтянутой груди и прочей роскоши, неожиданно довели первого пилота до экстаза. Сей факт не порадовал, но напугал его, поскольку ощущения хлынули необычные, затопившие сразу всё тело, но оставившие главный орган сухим.

— Это невесомость, — прошептал Вук. — Чёртова невесомость. Скорее бы на землю.

Воровато оглянувшись на Тимофеева, занятого регулировкой света над зелёным горошком и чтением нотации хомяку, и убедившись в том, что бдительное око напарника не зафиксировало неконструктивных реакций организма, Янко уложил "открывашку" в порт приёма.

Фамилии потекли обычные, русские, но порой глаз выхватывал забавные иностраные имена. Хуобумбола, Подзубей, Шноббс, Уальхан... "Представляю, — подумал Вук, — как досталось парню с фамилией Хуобумбола". Заметив в списке вылетающих Ф. Рейнгольда и Е. Гарсиа, он подпрыгнул на месте, совершив головокружительное сальто. С ним вместе, заливисто голося, закувыркалась Стрелка.

— Напрасно, — флегматично заметил Тимофеев. Белка за его плечом в знак солидарности сдвинула бровки. — Совершенно напрасно. С нашей нынешней координацией не рекомендуется. Разнесём комплекс к чертям собачьим.

Вук отмахнулся. Тут же раскопав адреса московских отелей, в которых останавливались, Ф. Рейнгольд и Е. Гарсиа, он повторил их несколько раз, по-мальчишески шевеля губами и накрепко вколачивая их в память. Ф. Рейнгольд мог запросто быть Рейнгольдом Форбеком, а Е. Гарсиа — Э., то есть, Энди, Гарсиа. Перепутать имя с фамилией немецкого гражданина было несложно. Немного смущал Гарсиа, прописанный в рейсе кириллицей, а не латиницей, но, опять же, почему бы и нет? Янко не стал тратить драгоценные ресурсы "открывашки" на выяснение, тот ли был Форбек или нет, а также, где в это время был курсант лётной академии Э. Гарсиа. Он решил выяснить это дома, пользуясь личным обаянием и располагающей улыбкой. И, возможно, плиткой шоколада. Не вкусом номер 4, а реальной ароматной плиткой.

В глубине души Вук оказывался верить в то, что откопанные Рейнгольд и Гарсиа — те самые. По одной веской причине — отсутствие повода. На момент гибели Алеся первый едва вернулся с Тенеры, а второй даже ещё не приступил к предполётным тренировкам и на героев-тенерийцев, наверняка, смотрел с подобающим восторгом и пиететом. Конкуренция, прогнозируемая им в будущем? Некая тайна, которую Кудря мог открыть в отношении одного из них и, как следствие, отстранение от участия в экспедиции либо отказ от полной оплаты гонорара? Последнее соображение могло бы приниматься к расчёту, если бы не последовали новые смерти, в том числе и их собственные. И если прыжок из окна гостиницы потом можно было бы подстроить, то рак печени — никоим образом.

— Пойду-ка, исполню долг гражданина, — первый пилот поднялся и, сдунув Стрелку с левой руки, поплыл в гальюн.

— Давай, давай, — с воодушевлением поддержал его Сергей. — А потом и я. Чего терпеть-то?

К оглавлению

Глава 6. Волощук и отель "Мекка"

Председатель российского отделения Международной Концессии по освоению дальнего космоса, господин Волощук Леонид Павлович, пожал Янко руку и сухим движением головы пригласил присесть. От Вука не скрылась легчайшая тень брезгливости, мелькнувшая на холёном лице председателя. Вук тайком оглядел себя в отражении стеклянной дверцы шкафа, улучив момент, когда Волощук отвернулся. Ничего критичного он не обнаружил: форма наглажена, ботинки натёрты, щёки выбриты, волосы аккуратно уложены. И костюм, и обувь (всё было пошито на заказ, как это принято у космических служб) Вук перед встречей отдраил, отпарил в специальном ателье, не пожалев вполне приличной суммы. Парнишка, чистивший ботинки, восхищённо поцокал, потрогав чуть заметные буковки на внутренней стороне каблука. "ВЯ" — личные инициалы Вука Янко, выбитые по традиции на родном языке космонавта. Легендарные буквы служили источником зависти всех романтически настроенных мальчишек. Вук долго колебался, выбирая между парадными штиблетами и удобными магнебутсами знаменитой фирмы "Bootman for you", обладающими лёгким антигравитационным эффектом (разумеется, никакой антигравитацией в них и не пахло — обыкновенные силы Теслы). Строгость и цельность одержали победу над комфортом: пилот был во всём форменном.

Запах. Наверное, его выдал запах, старательно заглушаемый самым дорогим одеколоном — "Астронавтика ?7", молекулярная формула, встраиваемая в кислородный обмен кожных покровов.

В первый день дома Вук, давший себе слово не вспоминать об алкоголе, а вместо этого обследоваться, попринимать анальгетики, отдохнуть в реставраторе и проч., слопав три горсти мощнейшего обезболивающего, не выдержал, извлёк недопитую бутыль коньяка, припрятанную после прощания с Милой, и выпил четверть стаканчика. Затем ещё половину, а к вечеру, заглушая шелест перелистываемых в черепе страниц, добил остатки. Шум в голове затих, и Вук отсигналил Миле.

— Ты не пришла встречать меня, — с грустью констатировал он. — К Тимофееву всё семейство примчалось, даже крысу взяли, а ты не пришла. А могла бы в тридивидение попасть. Нас снимали.

— Да, я смотрела в новостях...Тебе обидно? — как-то отстранённо спросила Мила. Вук не видел лица девушки, но по голосу ярко представил его задумчивое выражение и глаза, устремлённые в неведомые дали. Порой Мила могла просидеть так час, не реагируя ни на какие раздражители.

— Обидно. Я же тебя...

— Что — меня?

— Я тебя так ждал.

— Ты меня ждал. Ты меня вспоминал. Ты меня хотел. Спасибо, Вук. Я ценю твоё отношение ко мне. Ты извини, я очень устала. Я иду спать.

— Спать? В пол-девятого? Что с тобой?! Всю ночь, поди, в филлинаторе отжигала?

— Типа того.

— И как филлы? Понравились?

— Очень. Просто отпад. Прямо валюсь с ног. Пока, Вучо.

Она отключилась, оставив пилота в недоумении. Сие каверзное чувство вызвало в башке грохот, сравнимый с грохотом бормашин с конкурса умелых стоматологов, и подвигло его на ещё одну бутыль крепкого напитка.

Янко, уязвлённый прохладным приёмом, запретил себе думать о Миле. Он погрузился в суету послеэкспедиционных дел — сдача "Симурга" и доставленных артефактов, встречи с руководством и прессой, медицинские обследования, систематизация новых знаний, отчёты — и даже на некоторое время забыл о личных неурядицах, однако после того, как череда первых дел стала иссякать, начал снова грызть себя и мысленно Милу за равнодушную встречу после года разлуки. На него по очереди накатывали то злость, то тоска, усугубляемые постоянным примером добропорядочного семьянина Тимофеева.

Серёга везде появлялся с дочкой, вытянувшейся и похудевшей за время тенерийской экспедиции. Пулька — так звали плотненькую курчавую девочку, которую Сергей не стеснялся приводить и на рабочие совещания, и на съёмки местного тридивидения. Вообще-то, она была Алина, но Тимофеев кликал её Пулькой за очаровательную манеру не говорить, но трещать, и не ходить, а носиться. Бегала и болтала шестилетняя девчушка преимущественно со Шпулькой на плече. Крыса и малышка были неразлучны, как Белл и Клаузер, как Бойль и Мариотт.

— Как поживала твоя подружка, пока мы с твоим папой летали? — спросил Вук однажды Пульку.

— Она сбежала, мы её искали-искали, не нашли, я заплакала, а мама стала меня утешать и сказала, что Боженька дал Шпульке героическое задание и послал её вслед за папой, и что Шпулька теперь с папой открывает новую планету, и мы должны гордиться этим, поэтому что ни одна крыска ещё не ни разу не открывала новую планету, а наша Шпулька будет первой, и я перестала плакать, а потом к нам через дырку в стене пришёл хомяк, и стал жить в Шпулькиной клетке, а я его стала кормить капустой и рыбными червяками, а он потом убежал в дырку, а прибежала крыска...

— Стоп-стоп-стоп! — взмолился Янко, хватаясь за голову. — Хомяк? А откуда ты знаешь, что он пришёл к вам через дырку? У вас что — есть дырки в стене?

— Есть, — шёпотом ответила Алина, — мы с Васькой её отковыряли, чтобы говорить через стенку. Только ты не говори никому. Потому что Васька — дурак.