Но вот настало время для гладкоствола. Новые девяностомиллиметровые пушки были установлены в правый и левый ДОТы, практически по флангам, чтобы хотя бы один из стволов мог бить фрицев в борт. Но сейчас шла почти фронтальная стрельба — немцы стали разворачивать наступающих в сторону флангов. И первый же после команды залп остановил два Тигра. Пушечные кумулятивные снаряды пробили в лобовой стомиллиметровой броне аккуратные дырочки и струя горячего жидкого металла ворвалась внутрь танка. В танке левого фланга она ударила в боекомплект, снаряды загорелись, тут же сдетонировали, и башня, подпрыгнув на столбе пламени, замерла в верхней точке и обрушилась обратно на корпус танка. Там еще что-то взрывалось, но загудевшее пламя мощным столбом поднялось к небу, лишь изредка вздрагивая всем телом от каждого взрыва. Танк погиб, сделав лишь несколько выстрелов. Второму танку повезло больше, хотя и ненамного. Постояв пару минут, он вроде начал дымиться, но вскоре дымок стал таять, а танк ожил и начал пятиться назад. Снаряд ударил в левую половину башни и видимо просто скользнул внутри бесполезной струей, может, поджег масло, на крайняк — кого-то убил, но экипаж смог затушить разгоравшийся пожар. Как бы то ни было, в танк пришлось всадить еще три снаряда, прежде чем он начал сильно чадить. Нечаев приказал не добивать танки кумулятивами — их было мало и следовало поберечь на следующие атаки. Достаточно обездвижить обычными бронебойными — и никуда он же не денется — фрицы сами вылезут и бросят технику на поле боя. А там можно будет сделать вылазку и подорвать взрывчаткой, чтобы привести в невосстановимое состояние, а то и утащить к себе тягачами.

После того, как третий Тигр остановился и тоже начал дымить, немцы начали откатываться. Потеря сразу трех тяжелых танков резко уменьшило ударную мощь атаки. Немцы сообразили, что если на четырехстах метрах они понесли такие потери, то шансов прорваться ближе у них немного. Резко возрос огонь немецкой артиллерии — они хотели прикрыть отступление атакующих частей, поэтому лупили больше на подавление и ослепление. Позиции первой роты заволокло пылью и дымом, так что не стало видно ничего. Тут бы немцам и рвануться, но наблюдатели в вынесенных вперед наблюдательных пунктах докладывали, что атака продолжает откатываться. Нечаев отдал было команду выдвинуться штурмовым частям, но усилившийся артобстрел заставил его отменить команду — пока штурмовые подразделения выйдут на позиции для атаки, половина их будет уничтожена мощным огнем. Да, размещены эти части неудачно — майор рассматривал их прежде всего с точки зрения контратак прорвавшихся немцев, а чтобы атаковать на поле боя откатывающегося противника — тут он недодумал. Так что бой вскоре затих сам собой, только редкие взрывы мин и снарядов не давали окончательно расслабиться ни нам, ни немцам.

Но надо сказать, что атака была отбита удачно — на поле осталось три Тигра, две четверки, два штурмовых орудия и порядка сотни фрицев. У нас же было двое убитых и семнадцать раненных, причем все потери — от артиллерийского и минометного огня — даже танковые пушки были неэффективны при стрельбе вверх по склону — большинство снарядов либо давало перелет, либо взрывалось не долетев до брустверов и амбразур.

Но с артиллерией надо было что-то делать. УРу и так было выделено четыре высотных ударных разведчика, и Нечаев попросил выделить на пару дней хотя бы еще эскадрилью, чтобы хоть немного придавить главную ударную мощь фрицев. Но тут тоже вышло не совсем все удачно — в следующие два дня наземных атак не было, поэтому артиллерия фашистов была не так активна, как при атаке, из-за чего ударные разведчики даже не растрачивали весь боекомплект бомб, летая фактически впустую.

В небе же, наоборот, разгорелось воздушное сражение. Фрицы частично вскрыли огневые позиции опорного пункта первой роты, поэтому пикирующие бомбардировщики стали раз в полчаса штурмовать наши позиции. С земли им отвечали зенитные автоматические пушки и крупнокалиберные пулеметы, стараясь если и не попасть, то хотя бы сбить атаку, чтобы бомбы падали неприцельно. В небе же наши истребители, сковав истребительное охранение немцев, наваливались на бомбардировщики и вгрызались в их плотный строй, урывая по кусочку и часто. Стрельба из зениток не давала опуститься достаточно низко, чтобы метать бомбы точно, сверху их били наши истребители — казалось, у фрицев просто нет шансов нанести удар. Но бомбардировщиков было просто много — каждые полчаса по десять-пятнадцать машин сбрасывало на наши позиции тонны бомб. ДОТ первого взвода на время лишился электричества — от сильных сотрясений близких разрывов в нем вышел из строя дизель-генератор — не хватило ударной емкости виброизоляции. В ДОТе третьего взвода повредило вытяжную вентиляцию и частично разрушило одну из амбразур на правом фасе, заодно посекло осколками расчет гладкоствольного орудия.

Больше всего досталось ДОТу первого взвода. Пятью последовательными попаданиями двухсотпятидесяти килограммовых бомб в нем пробило крышу первого этажа. Она была рассчитана на три последовательных попадания максимум, по теории вероятности даже такой случай был маловероятен, но на то он и случай, чтобы произойти и в более тяжелом варианте. Сначала разметало подушку из грунта и щебня, а затем бомбы стали вгрызаться в железобетон, и он не выдержал — видимо, в одной из бомб взрыватель сработал с еще большей задержкой, и она своей массой пробила уже ослабленную предыдущими попаданиями крышу, взорвавшись уже внутри ДОТа. Разрушения были жуткими — вышла из строя вся электрика, перекорежило в клочья две пушки и четыре пулемета, погиб наблюдатель. Хорошо, основной расчет спустился на второй подземный этаж и закрутил бронедверь. Но все-равно вход в нее пришлось откапывать практически под огнем. Из второго этажа было еще два выхода, но выход на первый этаж был важен для обороны — поднести боеприпасы, воду, вывести раненных, сменить бойцов — кругаля не набегаешься. Поэтому оставшиеся на ногах бойцы второго взвода стали под огнем и бомбежкой откапывать развалины и восстанавливать крышу. Комбат по запросу ротного перенацелил на этот сектор еще две зенитные пушки калибра двадцать три миллиметра, а ротный передвинул пару крупняков, так что на некоторое время сверху образовался стальной купол, почти непроницаемый для пикировщиков. От взрывов мин и снарядов как-то защищали стены разрушенного ДОТа, окопы и ходы сообщений, неровности склона. Под этим прикрытием бойцы и стали подтаскивать к ДОТу стройматериалы, благо бревна, на такой случай припасенные в неподалеку расположенной вмятине на заднем склоне холма, были почти целыми — их немного раскидало близким взрывом, но в общем материал был подходящим. Одни бойцы тащили эти бревна по выкопанным ходам сообщений, тогда как другие укладывали их на остатки развороченной крыши и соединяли железными скобами. Конечно, это не бетон, но настил из бревен, да с земляной подушкой, сможет прикрыть хотя бы от минометного обстрела, а если успеем настелить еще несколько слоев, то и от гаубиц 105 миллиметров прикрытие будет. Поэтому все работали на износ — ДОТ находился на важной позиции, и его восстановление было буквально делом жизни и смерти. Одновременно ремонтные подразделения пытались восстановить инженерную инфраструктуру — вели новую электрику, латали короба вентиляции, пытались восстановить центробежные насосы, постаменты для пушек и пулеметов, вместе с оружейниками заменить и отремонтировать вооружение ДОТа.

Но все попытки оказались тщетными. Немцы засекли с воздуха разрушения и усилили обстрел ДОТа гаубичной артиллерией и минометами. Его интенсивность увеличилась слишком быстро, чтобы кто-то успел отреагировать, и в трех десятках взрывов, последовавших буквально в течение двух минут, погибло двенадцать человек, были размолочены уже уложенные бревна, и пятисоткилограммовая бомба поставила точку в судьбе ДОТа — она пробила более тонкую крышу второго этажа и взорвалась внутри, выпучив ДОТ наизнанку — перекрытия, верх стен — все было снесено мощным взрывом, осталась только голая бетонная коробка с выщербленными поверхностями. Спасать было некого.

Потеря была значительной. ДОТ находился на юго-западном склоне восточного холма и прикрывал как раз центр позиций батальона слева — долину между холмами. И сейчас в системе настильного огня образовалась прореха, через которую немцы тут же стали ломиться вглубь нашей обороны. Основную роль в отражении атак принял на себя ДОТ первого взвода — он находился посередине южной стороны холма, обращенной к немцам, и его фланкирующий огонь как-то мог блокировать попытки фрицев прорваться через соседний разрушенный ДОТ и его отсечные окопы. ДОТ третьего взвода находился на юго-восточном скате и мог вести огонь только пока фрицы не приближались на триста метров — далее его линии огня перекрывал южный склон холма.

Так что еще вечером двадцать седьмого июля немцы предприняли две первые атаки направлением вдоль западного склона восточного холма, как раз через разрушенный ДОТ. Нечаев приказал переместить оставшуюся гладкоствольную пушку с правого фланга на левый — в ДОТ первого взвода, что как-то скомпенсировало потерю второй пушки в разрушенном ДОТе. Но компенсировать гибель трети запаса кумулятивных снарядов было нечем. Ситуацию немного сглаживало то, что немцам приходилось идти вдоль амбразур южного ДОТа, и он мог садить им во фланг. Поэтому, пока немцы приближались к нашей линии окопов, по лобовой броне танков работал гладкоствол, чьим кумулятивным снарядам на данный момент не могла противостоять никакая броня. А когда немецкие танки начинали втягиваться в прорыв и подставляли борта, по ним садили уже нарезные пушки обычными бронебойными снарядами — на такой дистанции бортовая броня не держала даже 76-мм снаряды, не говоря уж о 88 — те, если не попадали в мотор или казенную часть танковой пушки, то с высокой вероятностью прошивали танки насквозь, превращая в фарш все, что встретят на своем пути, и без разницы — маслопроводы, боеукладку или человеческие тела — тем-то доставалось в любом случае — слишком много стальных осколков порождал прорыв снаряда внутрь забронированного пространства. Поэтому Нечаев на второй день после потери ДОТа приказал вернуть гладкоствольную пушку обратно в третий ДОТ — она все-равно работала на дальних дистанциях, и оттуда могла садить на юг, как раз в лоб немецким танкам, почти на полтора километра, а вблизи лучше иметь больше стволов обычного нарезняка, чтобы повысить плотность огня по бортам. Поэтому в оставшиеся два ДОТа первой роты были перемещены и пара стволов из ОП второй роты на западном холме — немцы шли далековато от ее пушек, поэтому они практически простаивали, давая лишь противопехотную завесу осколочными снарядами — тоже неплохо, но основным врагом были танки. Так что пусть поработают. А на случай, если фрицы навалятся и на западный опорник, Нечаев подготовил контратаку двумя САУ — переместил их правее, в балку, проходящую вдоль дороги — оттуда они смогут поддержать и восточный опорник с первой ротой.

Так что уже с двадцать восьмого июля на левом фланге работало почти десять стволов противотанковой артиллерии. И это принесло ощутимые результаты. На дальних — с километр — дистанциях работала только гладкоствольная пушка. Ее основной целью были Тигры. А уже с полукилометра начинали подключаться две нарезные 88-миллиметровки — их снаряды могли взять и лобовую броню, особенно если это четверки. Ну а уж на ближних подступах начинали работать пять ЗиС-3 — тут немцы уже начинали подставлять борта, иначе им никак не обогнуть холм — вот наши пушки и ловили фрицев на разворотах, когда они пытались маневром показывать борта лишь на время. Так что почти сразу последние пятьсот метров к разрушенному ДОТу и мимо него превратились в кладбище техники и людей. Клинья немецких атак были направлены именно туда, поэтому подбитые танки вскоре выстроились вереницей металлолома. Мы били их из гладкоствольной пушки, семи нарезных орудий, пехота подбиралась с гранатометами и выбивала катки, рвала гусеницы, пробивала стволы танковых орудий, борта башен и корпуса. Танки горели, взрывались от детонации боекомплета или просто замирали, но на смену им приходили новые машины, и все повторялось раз за разом.

Немцы, хотя и несли огромные потери, в долгу не оставались — осколками близких взрывов у амбразур секло расчеты орудий и пулеметчиков, пробивало стволы, в одну из особо мощных атак немецкие пехотинцы смогли прорваться через пехотное прикрытие и закинуть внутрь ДОТа две гранаты, прежде чем полегли под огнем подоспевшего подкрепления. Фашисты лезли через поле боя как сумасшедшие — они обходили остатки проволочных заграждений, ныряли в воронки, ползком, под прикрытием пыли и дыма, подбирались к амбразурам, пытаясь заткнуть их смертоносные зевы. Нашему пехотному прикрытию приходилось метаться по окопам, осаживая прорвавшихся фрицев — автоматными очередями по малейшей тени, гранатами, ножами и саперными лопатками они смахивали с холма фашистов, которые смогли проскочить через ливень пуль и осколков, сами ходили в контратаки, чтобы добить остатки, не дать им отойти. Чтобы наши пехотинцы не уставали слишком сильно, Нечаев менял их чуть ли не каждые двадцать минут боя, но все-равно потери росли. Бойня.

Первый тревожный звоночек прозвенел уже днем двадцать восьмого — немецкая четверка смогла проскочить через дефиле, взобралась позади разрушенного ДОТа на тыльную — северную — сторону восточного холма и начала топтать наши ходы сообщений, поливая все вокруг себя из пулеметов и изредка бухая пушкой — неприцельно, на подавление. Ее пехотное прикрытие было уже отсечено, поэтому танк метался как загнанный лось, обложенный стаей волков. Но ему ничего не помогло — в его сторону тут же направились три дымных следа с разных направлений, и еще четвертый — вверх — гранатометчик попал под очередь. Но и этих трех выстрелов хватило с лихвой — первый ткнулся под маску, второй, через секунду — в моторный отсек слева и третий — куда-то в борт справа — Нечаеву не было видно куда именно, но четверка тут же вздыбила люки на башне и начала выбрасывать в небо всполохи дымного пламени. Но — прорвался один — прорвутся и другие, поэтому майор придвинул две оставшиеся САУ, задачей которых стало осаживать таких прытких прямой наводкой вдоль дороги. И, чуть начало темнеть, он вывел в поле за восточным холмом тыловиков, которые начали оборудовать дополнительный позиции наискосок через поле, чтобы в случае чего можно было и отступить от холма, и прикрыться и со стороны холма, и со стороны дороги.

На третий день атак у нас оставалось всего два орудия, это с учетом того, что Нечаев перекинул туда еще три пушки из опорного пункта третьей роты. Колючая проволока, минные заграждения были стерты и выбиты еще в первый день, двадцать седьмого июля. Наши саперы пытались их восстанавливать, но артподготовки выбивали их еще до начала очередной атаки — немцы сосредоточили на этом участке огонь практически всей остававшейся у них артиллерии, чтобы прикрыть наступающие части. Сами атаки обычно шли тремя волнами. Первая волна с километра открывала огонь из танков и САУ на подавление по ДОТам и окопам. Как бы ни были малы амбразуры, но высокая плотность стрельбы все-равно позволяла достать наших солдат и тяжелое вооружение. Вторая волна старалась быстро пройти 'дорогу смерти' и вклиниться в наши окопы, связав ближним боем их защитников. И уже третья волна таким же скорым маршем, чуть ли не в походных колоннах, старалась прорваться вглубь обороны, чтобы не пропустить подкрепления и пресечь контратаки. И, надо сказать, у них получалось все лучше и лучше. Это поначалу, пока местность была открытой, нам удавалось отражать атаки еще на подходе к окопам. Танки выбивались на расстоянии, одна-две прорвавшихся машины, оставшись без пехоты, уничтожались гранатометами. Пехота выкашивалась еще на подходах сосредоточенным минометным и артиллерийским огнем, а кто смог пройти через линии заградительного огня — добивались из пулеметов и снайперских винтовок. Но затем на поле стало слишком много немецкой техники. Даже погибшая, она продолжала помогать фашистам — прикрывала борта других танков, защищала пехоту от осколков и пуль, позволяя подбираться прямо к нашим окопам все большему количеству солдат и техники. Вклинения и просачивания становились все глубже и опаснее, пока днем тридцатого июля немцы наконец не закрепились в наших окопах, опоясывавших разрушенный бомбардировкой ДОТ второго взвода. К этому моменту наши войска смогли обустроить позиции в глубине, но за недостатком времени и из-за постоянных артобстрелов их мощность была значительно меньше окопов первой линии.