Дневник эльфийки

Ближе к вечеру, когда Дэн вышел с друзьями покурить, ко мне подсела Ника, обняла за плечи и тихо проговорила:

— Девочка моя, успокойся, все хорошо. Не терзайся. Он с тобой, а не с ней. Он тебя выбрал и теперь ты его жена. Со временем все станет совсем хорошо, время — прекрасный лекарь.

— Зачем она пришла? Кто ее позвал? — я потупилась, нервно перебирая пальцы рук.

— Я не знаю, может, кто-то из друзей Дэна. Какая разница? Он ведь даже не подошел к ней. Ну что ты так переживаешь? Сегодня твой праздник, твой, а не ее. Так что не грусти.

— Я представляю каково ему... — я тихо хмыкнула.

— Дэн сильный, он умеет контролировать чувства. А вот для тебя похоже это непросто... Только тебе-то что расстраиваться? Это не твоя печаль, так что не грусти! — вновь повторила она и ободряюще улыбнулась.

В это время на невысокой сцене в глубине зала заиграл маленький оркестр, и у меня мелькнула мысль, которую я тут же озвучила:

— Ника, а можно я спою?

— Конечно, моя девочка. Сегодня все для тебя. Иди, я с удовольствием послушаю.

Я подошла к сцене. Увидев меня, музыканты перестали играть.

— Что хочет невеста? Сегодня все для нее, — улыбнулся мне самый старший из них с саксофоном в руках.

— Вы умеете импровизировать? — я испытующе посмотрела на него.

— Конечно, юная леди. Вы что хотите: джаз, рок, поп?

— Не совсем... я сейчас напою мелодию песни, которую хочу спеть, а вы мне потом саккомпанируете.

— Без труда.

Молодой музыкант со скрипкой подал мне руку и помог взобраться на маленькую сцену, больше похожую на подиум.

Я напела им мелодию, и тот, что был с саксофоном, взял в руки микрофон:

— Дамы и господа! Минуточку внимания! Сейчас наша очаровательная невеста исполнит для всех вас замечательную песню, — и протянул мне микрофон: — Начинайте, милая леди, мы подстроимся.

Я взяла микрофон и, шагнув к краю сцены, тихо запела. Музыканты сразу подхватили, и по залу разнеслись звуки хвалебной эльфийской песни, прославляющей рассвет и грядущий день. В эту песню я вложила все свои чувства. Я пела о том, что лучи восходящего солнца помогут разогнать страх неизвестности, сумрак, печаль и мрак ночи, и что я верю в то, что встающее светило поможет пережить мне любые невзгоды, даст сил бороться с трудностями и в конце я обязательно обрету счастье, радость и любовь. С каждым новым аккордом мой голос креп, а в конце заполнил весь зал.

Когда я закончила петь, в зале некоторое время стояла гробовая тишина, а потом он вдруг разом взорвался громкими аплодисментами и криками: "Браво, невеста! Браво!".

— Спасибо, мне приятно, что Вы оценили, — проговорила я в микрофон, обращаясь к залу, а потом протянула микрофон музыкантам: — Спасибо, что позволили спеть.

Музыканты восторженно смотрели на меня.

— Вы талант, милая леди. Вам с таким голосом грех не выступать, — с чувством проговорил старший из них, — может быть, Вы еще что-то споете?

Я не успела ответить, к сцене протолкался толстый мужчина с большой сверкающей лысиной.

— Деточка, Вы гениально поете, — глядя на меня снизу вверх, пророкотал он, совсем не вяжущимся со всем его обликом, басом. — Это же какое сокровище, Виктор от меня скрывал... Нет, это никуда не годится! Вы должны петь! Это говорю Вам я! Не слушайте Вы его, ему ведь дай волю он всех женщин под замок посадит, жену вон давно посадил, а она ведь тоже талантище была, только в сфере науки. Но сейчас не о том. Одним словом, я готов заключить с Вами контракт хоть сейчас на любых условиях! Спускайтесь, мы обговорим детали. Хотя нет, спойте еще что-нибудь, порадуйте нас, а потом поговорим, — он хмельно улыбнулся. — Вы сказочно хорошо поете, деточка.

Я растерянно улыбнулась в ответ, не зная, что делать дальше. Мне не хотелось больше петь. Это был минутный порыв, и он закончился вместе с песней.

В это время к сцене подошел Дэн. Губы его недобро кривились и нервно подрагивали, а зло-прищуренные глаза превратились чуть ли не в щелку:

— Ты что здесь делаешь? — в упор глядя на меня, пьяным голосом выдохнул он.

— Я пела, — растерянно произнесла я.

— Слезай немедленно, я не позволю моей жене вертеться на подиуме. Тебе здесь не место!

— Дениска, ты не понимаешь. У твоей жены талант, ей будут рукоплескать все сцены мира, послушай старого зубра сцены, я никогда не ошибаюсь! — лысый толстяк тронул Дэна за плечо.

— Отвалите, Михал Михалыч, ищите себе сладкоголосых шлюх в другом месте, а если я увижу, что Вы снова к моей жене с чем-то подобным подкатываете, учтите, я на возраст Ваш не посмотрю, — резко оборвал его Дэн и, сбросив с плеча его руку, вновь обернулся ко мне: — Я непонятно сказал? Ты что застыла как изваяние, слезай!

Я, подхватив одной рукой подол платья, поспешно спустилась со сцены, и Дэн жестко схватил меня за плечо: — Запомни, если еще раз ты выставишь себя на потеху толпы, если еще раз такое повторится...

Договорить он не успел, уже на его плечо легла рука Ники и она тихим и воркующим голосом произнесла: — Дэн, мальчик мой, успокойся. Какая толпа? Она пела для меня. Это я ее попросила. Или ты сердишься, что она постаралась доставить твоей матери удовольствие?

— Нет, мам, ты что... если для тебя, то конечно, — Дэн тут же сбавил тон, и разжал руку, которой больно сжимал мое плечо.

После чего Ника тут же увела меня в сторону и, усадив к столу, стала уговаривать съесть какое-нибудь пирожное.

Я выбрала корзиночку с взбитыми сливками и свежей клубникой.

Ника с ласковой улыбкой смотрела на меня, а потом тихо спросила:

— Лиечка, кстати, а на каком языке ты пела?

Пирожное застряло у меня в горле, я несколько раз судорожно вздохнула, закашлялась и, проглотив наконец застрявший кусок, поспешно приникла к чашке с чаем.

— Что с тобой, моя девочка? Ты чего так испугалась? — Ника озадаченно воззрилась на меня.

Некоторое время я подавленно молчала, не зная как можно объяснить, что я лишь сейчас осознала, что язык, на котором я говорю и общаюсь в этом мире мне вовсе неродной...

— Я... я даже не знаю, как сказать... — выдавила из себя я, со страхом взглянув на Нику. Помня, что она не выносит ложь, и зная, как часто она догадывается о моих даже потаенных мыслях, я побаивалась ей врать и старалась всячески избегать ситуаций, когда бы мне пришлось это сделать.

— Выдуманный что ли? Просто набор красивых звуковых сочетаний, так? — видя, как я смущена, Ника сама пришла мне на помощь.

— Ну не совсем... это язык эльфов, — я решила не врать.

— А понятно, — Ника с усмешкой покачала головой, — я слышала, что Толкиен разработал даже несколько эльфийских языков... но не думала, что один из них может быть столь красив. Это какой?

— Я не знала, что их несколько, я знаю только этот, — пролепетала я, все еще внутренне недоумевая, как же оказалось так, что язык этого мир сразу стал мне понятен и близок словно родной.

И тут я сообразила. Портал! Ну конечно же. Ведь не зря же меня в нем так корежило, а голову словно раздирало на части... Портал, оказывается не только перенес меня, он адаптировал мое лингвистическое восприятие этого мира, при этом мой родной язык отошел на второй план настолько, что я вспомнила о нем лишь сейчас, когда поняла, что спела на нем песню, которую знала с детства.

После свадьбы жизнь потекла размеренной чредой. Вечерами я изображала заботливую супругу, пытаясь всячески ублажить Дэна, а днем я занималась на курсах подготовки телохранителей. Несмотря на то, что выматывали меня на тренировках жутко, мне безумно нравилось.

Я была единственной девушкой в нашей группе, и здоровенные хмурые парни поначалу изумленно косились на меня и часто подшучивали. Никто не хотел работать со мной в паре, отчего мне было очень обидно. Но проблему решил тренер, предложив отрабатывать приемы в паре с ним.

На занятиях по обучению стрельбе нас учили владеть оружием и вести меткую стрельбу различными способами по неподвижным и появляющимся целям, в движении, с места, из-за укрытия. Я даже передать не могу, какие чувства оживали во мне, когда я ощущала под пальцами холодок спускового крючка. Азарт и волнение будоражили кровь, заставляя забывать обо всем на свете, кроме желания поразить мишень, правда вместо нее у меня перед глазами каждый раз всплывала физиономия дядюшки.

Упражнения с красивыми и, на первый взгляд, непонятными названиями типа: "Кукушка", "Вестерн", "Натиск" и "Двойной удар" оказались всего лишь техническими комплексами по обработке мишеней из разных положений. Хотя инструктор часто хвалил меня и за быструю реакцию и за меткий глаз, нередко я промахивалась, не успев среагировать, или явно мазала, потому что дрогнула рука. Но это заставляло меня лишь собирать волю в кулак и с большим усердием выкладываться на следующем упражнении.

Видя мое упорство и желание добиться результата, инструктор предложил мне заниматься дополнительно, а так как в деньгах меня не ограничивали, я с радостью согласилась.

На занятиях по самообороне дела у меня тоже шли неплохо. Благодаря тому, что я занималась в паре с инструктором, мне удалось хорошо отработать элементы страховки, удары и блоки. Лучше всего мне удавались подсечки и уход от них. Теперь я умела вывести из равновесия любого матерого громилу, вывернуться из захвата, воздействуя на болевые центры, применить удушающий прием или выключить надолго легким ударом по специальным точкам. Я выучилась самозащите с использованием любых подручных средств, теперь я знала, как защититься от вооруженного противника, сохранить собственное оружие и довела до автоматизма приемы физического противодействия. Немного сложнее мне давалась самооборона в сложной тактической и позиционной обстановке Я никак не могла научиться четко координировать свои действия в ограниченном пространстве и в условиях слабой освещенности. Я постоянно то ударялась, о выставленные вдоль матов сконструированные специальным образом заграждения, имитирующие поручни вагона метро, то цеплялась за них, вновь и вновь падая на мат и набивая очередные синяки и шишки, но упорные занятия и здесь приносили пользу. Инструктора хвалили меня, говоря о моих очевидных успехах, хотя одному из них я совершенно случайно сломала ребро, упав локтем на грудь, и его увезла "скорая".

Одним словом в результате занятий я стала более ловкой, сильной, а самое главное у меня появилась уверенность в собственных силах. Комплексы психофизической подготовки пошли мне явно на пользу. К концу занятий те парни, которые поначалу так презрительно отнеслись к "богатенькой избалованной девочке" стали проявлять явное уважение, и после тренировок пожимали руку, как равной. А однажды суровый шкафообразный мужчина предложил поступить на работу в его охранное агентство и очень огорчился, когда я ему отказала.

К тому же я научилась водить машину, получила права, и Ника подарила мне маленький джип синего цвета. Он был двухместный, но с очень мощным двигателем. Я была без ума от него, и каждый день гоняла его на мойку, потому что мне нравилось, когда его бока сверкали благородной синевой океанских глубин. Я подумывала сделать на нем аэрографию, но так и не сделала, потому что моя такая размеренная и, в общем-то, безмятежная жизнь, неожиданно резко завершилась из-за моего вступления в открытую конфронтацию с Виктором Алексеевичем.

А получилось все так:

Виктор Алексеевич уехал на пару дней в командировку, а Нике в это время позвонила ее институтская подруга Нина, и моя свекровь, воспользовавшись отсутствием мужа, пригласила ее в гости.

Мы втроем сидели на кухне и весело болтали. Нина рассказывала про работу, про то, что стала заведующей кафедрой, про то какие новые статьи написала и какой учебник издала и на какие конференции ездила, а Ника, заворожено глядя на нее, умилялась:

— Какая ты молодец, Ниночка! Я всегда знала, что ты чрезвычайно талантлива.

— Я не талантлива, я работяща, Ник. Это тебя Бог талантом наградил, ты ведь знаешь, что больше половины моих разработок, основаны на твоих идеях. И по чести говоря, твое имя должно стоять на всех моих работах, как имя соавтора.

— Про это и думать забудь, Ниночка, — Ника накрыла своей рукой руку подруги. — Ты ведь знаешь мне это ни к чему. Поэтому не надо об этом. Лучше расскажи, как твой доклад приняли в Лондоне. Ты произвела фурор? Прям так и представляю тебя на кафедре, и ты разносишь в пух и прах теорию этого выскочки-англичанина... Наверняка это было завораживающее зрелище. Ты ведь боец, каких поискать.

— Ну, вооруженная твоими аргументами, я не оставила камня на камне от его теории. Смотрелось это конечно впечатляюще. Я не раз вспоминала тебя там добрым словом. Эх, ну почему ты все это бросила? Ведь не поздно вернуться, Ник. Я возьму тебя на кафедру на четверть ставки профессора, и ты получишь возможность работать, используя наши материалы... Никуш, соглашайся. Я же знаю, что ты до сих пор в курсе всех последних разработок и не утратила интереса.

— Ниночка, об этом не может быть и речи. К тому же, зачем тебе такая профессор, вроде меня, я только осложню тебе жизнь. Я знаю, что ты очень хорошо ко мне относишься, но все это ни к чему... Если консультация какая нужна, я и так все, что в моих силах, для тебя сделаю, можешь не сомневаться. Ладно, — она ласково улыбнулась, — выкладывай, зачем приехала. Ведь не на кафедру же меня звать.

— Ник, я пишу книгу, по результатам доклада в Лондоне, — Нина нервно усмехнулась и отвела взгляд, — одним словом мне нужен спонсор, чтобы перевести и издать ее за рубежом. Сумма, как ты понимаешь, впечатляющая, — она помолчала немного, а потом добавила: — но я могу указать тебя как соавтора, если хочешь.

— Дело не в соавторстве, оно мне не нужно, и не в деньгах, я с легкостью могу их тебе дать... Меня другой вопрос смущает: внедрение ты тоже планируешь за рубежом продвигать? — Ника испытующе посмотрела на подругу.

— Да у нас его невозможно продвинуть! Невозможно!!! Что я буду иметь с того: пару рецензий в журнале и возможность протолкнуть диссертацию кого-то из моих аспирантов? Никуш, глупо пытаться применить это здесь... глупо!

— Может, и глупо, — печально откликнулась Ника, — но ведь это наша страна, Нин. Родина все-таки наша. И именно она нам и образование дала, и возможность самореализоваться...

— Ага, — иронично усмехнулась та, — ты классно самореализовалась как домохозяйка. Где он твой патриотизм хваленый, что ты сделала для своей столь горячо любимой Родины? Сидишь дома и высунуться не смеешь, полностью завися от своего Виктора и боясь хоть слово ему поперек сказать. В этом твой патриотизм заключается?

— Я не боюсь его, Нин. Я люблю его. Это разные вещи.

— Разные... конечно разные... только вот что-то его ответной любви незаметно. Он любит не тебя, а обладание тобой. И на Родину нашу ему глубоко начхать, уж поверь мне.

— Нин, не надо, не начинай все снова. Это моя жизнь, и я с ней как-нибудь сама разберусь.

— Вот и разбирайся. Только раз уж ты дома на мужнины деньги сидишь не надо мне мораль читать про обязательность патриотизма.