Точно, сразу же видно что место ему в дурдоме. На чем я остановилась? Ах да, вот:
"... на равнине, похожей на большое озеро пыли, произрастают там и сям редкие пшеничные колосья, которые местные садоводы, вероятно, выращивают из любопытства..."
У давешнего железнодорожного инженера денег я не взял по одной простой причине: я не знал, что с ними делать. Ну разве что еды купить — но ведь деньги тогда и закончатся, а мне нужно было эти деньги зарабатывать. В Ерзовке заработать было невозможно: сельской работы я не знаю и делать ничего, кроме как копать — не умею. Но копальщиков таких тут и без меня хватало. С металлом работать? Да, тут я кое-что сделать могу, из остатков "плуга" соседским детишкам даже лопатки сделал, "почти настоящие" — маленькие у меня остатки были. Но "остатки" у меня уже закончились, да и по металлу тут и без меня есть кому работать: в слободе семь кузниц, десять кузнецов — и любой кузнец в этом деле куда как лучше меня. Да и кто поделки мои купит-то? Дорог для селян металл, тут почти у всех лопаты, чтоб грядки копать — и то деревянные.
Хотя железные и лучше. Оленька вон как своим совочком копает! Невелика конечно у нее грядка, но редиска уже растет. А у меня растет, кроме всего перечисленного, еще и три подсолнуха. В кармане сумки нашел четыре семечка, и три — проросли. Тоже польза, но до осени пока еще далеко, так что и полузгать нечего. Впрочем, лузгать и некогда, работы хватает на весь день. Земля-то на моем огороде — вовсе не чернозем, невероятным плодородием не пышет. Но рядом тракт, и по тракту вовсе не Камазы с Жигулями катятся. Так что сколотил я пару ящичков на манер плотницких, и таскал с тракта переработанное современными транспортными средствами топливо. Я и раньше таскал, грядки у меня всяко уже удобренные, но подкормить чуть позже — не помешает: урожаем я же кормиться потом и буду. А кормиться все же всяко лучше не впроголодь, про тутошние зимние рационы мне Евдокия уже рассказала.
В городе работу искать — тоже занятие малопродуктивное. Инженеру Архангельскому я представился как "тоже инженер", но, честно говоря, с точки зрения инженеров нынешних я элементарных вещей не знал. Так что какой я инженер? Слесарь я по нынешним временам, причем начинающий слесарь, и не очень наверное даже умелый. И остается мне (надеюсь, что только "пока") лишь сельское хозяйство. Причем вовсе не потому даже, что я "лучше знаю", а лишь потому что у меня семена гораздо лучше нынешних. Так что решено: остаюсь пока "на земле", а там — посмотрим.
Семнадцатого апреля мне удалось провернуть "сделку века": удалось заработать полтинник используя "будущие" инструменты. У одного из местных богатеев сломалась "хранцузская" сеялка, и кузнец прибежал ко мне за помощью:
— Александр Владимирыч, ты хоть глянь — как ее чинить-то? Мы сами починим, но как — не поймем, а ты погляди и скажи, что делать. Мы тебе и денег заплатим, только помоги! Он сказал, что если до полудня починим — вдвое заплатит...
Денег — это хорошо. Оказалось, что лопнул один из болтов, которым крепился зерновой ящик — видать, перекаленный болт поставили. Ящик перекосило, и зерно из него больше не высыпалось. Кузнецы, впрочем, с этим и без меня разобрались. Ремонту — на пять минут, но проблема была в том, что для замены сломавшегося нужно было сначала отвернуть четыре других болта, которыми колесо крепилось — чтобы ухватить и вывинтить обломок, а с клещами кузнечными туда не подлезть было. С ключами же гаечными в кузнице было неважно: все же кузница, а не автопарк. Так что я минут за пять торцевым ключом (сеялка была французская, так что болты, как и ожиалось, оказались метрические) что нужно — отвернул, через полчаса — завернул обратно, и полтинник оказался у меня в кармане. Хороший такой полтинник, большой, тяжелый — но один. Жалко, что на все село сеялок таких штуки три всего.
Однако полтинник — это уже серьезные деньги. Одного пшена можно купить пуда полтора. Не пшена — проса, но уж очистить его — нетрудно. Можно и пшена пуд купить. А можно и не покупать — три пуда еще есть, а рыба — она вполне себе питательная. И много ее — вон, полторы дюжины детишек с моей рыбы кормятся, еще и остается на зиму запас сделать. Но — себе сделать, не на продажу: мужики говорят, что в Царицыне сейчас половина российской рыбы солится на зиму, и с купцами-миллионщиками мне конкурировать трудновато будет.
Раздумывая на тему, куда бы "выгодно вложить" свалившееся на меня богатство, я вернулся из кузницы домой. Ребятишки сидели на бревне, уложенном перед Димкиным домом, и ждали меня: вареная рыба была уже готова, но без меня есть не начинали. Однако сегодня кроме детворы у дома стояли и двое мужиков. Одного я мельком знал: отец Мишки и Таньки Харченко, эти двое в моей "команде" почти с самого начала, а Таня — вообще первая начала на всех уху готовить. Другого мужика я не знал, но — судя по нахохлившимся пацанятам — он тоже был чьим-то родителем. Харченко жил, как и Дима, на Шиловке — улице, проходящей вдоль Сухонькой балки (того оврага, верх которого я превратил в пруд), был — по местным понятиям — моим "хорошим знакомым", и потому первым начал именно он:
— Слышь, Александр Владимирыч, мы тут с мужиками погутарили... Вот детишки наши у тебя работают, забесплатно, а это не по справедливости будет. А то они у тебя забесплатно работают, рыбу ловят, на огороде опять же — а это, стало быть, убыток один — второй мужичонка тоже собрался с духом и мысль продолжил:
— Мы так решили: забесплатно это дело не пойдет, так что вот наш приговор: три копейки в день с головы. Справедливо это будет.
Так, хитромудрые крестьяне решили резко поправить свои финансовые дела. Молодцы! Давайте все так делать! А то у меня дюжина детишек надрываются ложками по котелку ворочать — и все забесплатно.
— Так, Миша и Таня, вы сейчас идете домой и больше ко мне не приходите. Только пообедайте сперва. А вот это — чей отец?
— Мой — робко отозвался парнишка, всего дня три как начавший бегать со всеми на рыбалку, я ещё и имя его не запомнил, Ваня, что ли?
— И ты тоже поешь — и домой иди. Извините, ребята, отцы ваши не согласны, чтобы я вас тут бесплатно кормил. Коль, отдай им сегодняшнюю долю рыбы, завтра сами ее уже делить будем. И все остальные, кроме соседей — сегодня последний день. Поужинаете — и все. С завтрашнего для мы и вшестером справимся.
— Эй, погодь, Александр Владимирыч... — начал было Харченко-старший — ты это, того...
— А чего годить-то? Вы предложили — я согласился. С завтрашнего для за каждого ребенка, за которым следить буду и кормить — три копейки. — Посмотрев на Таню, которая уже расплакалась, добавил: — Ну, за девчонок я и по две копейки согласен. Если за месяц сразу платить будете, то дешевле возьму: за парня семьдесят пять копеек, за девчонку — пятьдесят. А то и правда — чего это я с ними забесплатно вожусь?
— Так мы это... — неуверенно замычал второй мужик.
— Всё, мое предложение — окончательное. Дальше — решайте сами, а мне впустую языком молоть некогда, работы много. До свидания, всего вам хорошего. Так, ребятишки, быстро рыбу поделили — и приступаем к еде. Кто сегодня дежурный?
Дежурный у меня был. Положено молитву перед едой прочитать, а я-то ни одной и не знал. Так что сделал просто: один из старших ребятишек был "дежурным по молитве". Сегодня, как на грех, "дежурной" была как раз Таня. Она, глотая слезы, что-то прошептала, и мы "приступили к трапезе".
Грустная была трапеза. Ошарашенные мужики молча ушли, а Ваня — точно, вспомнил я его имя — очень печально сказал:
— Не заплатит папаня, откуда у него столько деньжищ-то? — и заплакал.
— Так, никому не плакать. Денег ни у кого нет, я и сам знаю. Но родители ваши дня через три сами прибегут, просить чтобы я обратно вас в свой отряд взял — и я возьму. Так что потерпите до конца недели — и отцы вас сами сюда за руку приведут.
Ваня плакать перестал, но, хлюпая носом, спросил недоверчиво:
— С чего приведут-то? Он денег хочет, а ты сам с него денег хочешь взять.
— Ты у меня сколько тут? три дня?
— Пять уже...
— Вот и смотри: пять дней ты приносишь домой по полтора фунта рыбы. Сам сытый, других кормишь. А теперь приносить перестанешь, и сам голодный останешься. Отцу-то рыбы небось снова захочется, а у погромских покупать — денег надо. Вот он и придет просить, чтоб назад я тебя взял.
Таня слушала, приоткрыв рот и забыв даже есть:
— И наш папаня нас приведет? — за эту пару говорила всегда она: ей уже почти девять было, а Мишка — на полтора года младше.
— Приведет. Всех приведут. Только договариваемся так: до следующего воскресенья, или пока отцы сами ко мне не придут, ко мне не бегать. Всем понятно?
Все закивали головами, а маленькая Оля спросила:
— И нам не приходить?
— Тебе — приходить, мамка ваша ко мне вас отнимать не придет.
Оказалось, что жадность (или рачительность) крестьянскую я сильно недооценил. Харченко-старший появился у моего крыльца уже через день, в воскресенье, сразу после обедни в церкви:
— Александр Владимирыч, извиненья просим. Неправы мы были, насчет денег... Возьми обратно детишек в помогальники. Бес попутал, истинное слово, плату с тебя просить. Твоя правда — ты детишек и кормил, и хоть какому делу учил... Только вот где ж я возьму деньжищ-то? Может так сговоримся — зерном возьмешь? Есть у меня зерна маненько. Али еще чем — а не набрать мне денег-то... — голос его был заискивающий, но глаза были такие хитрые-хитрые.
— Ну, наверное можно и договориться. Пуд муки пшеничной, два фунта постного масла, двадцать крынок молока — молоко по крынке через день носить, и пять цыплят, курочек, до сентября еще и денег полтину — и до осени я твоих двоих забираю в отряд.
Предложение было гораздо выгоднее предыдущего: пуд муки — если свое зерно мололось на одной из ерзовских мельниц — стоил в слободе не больше рубля, максимум полтора — если мука "ситная", то есть просеянная через сито. Молоко по копейке-полторы за крынку шло, да и не покупал его никто. Масло — еще копеек двадцать. И гривенник суточные цыплята. То есть предложение мое было максимум рубля на два — за три месяца. Ну, еще полтину осенью. А рыбы детишки домой таскали по рыночным ценам копеек на семь, а то и десять в день.
— Так нет у меня цыплят-то, не сажали наседку...
— Вот и посадите. А как вылупятся — заберу. По рукам?
Харченко глубоко вздохнул, и с видом, что последнее отдает, махнул рукой:
— По рукам! Ребятам-то как — завтра придти или сейчас уже остаться? — Таня и Мишкой стояли поодаль и внимательно на нас смотрели — А муку я нынче же принесу, фунта два пока, остальное — завтра: смолоть надо будет.
— Оставляй ребят.
Харченко-старший (так я и не узнал его имени) громко сокрушаясь, пошел домой, за мукой. Как будто я не знал, что минимум половину рыбы продавал он в трактир — трактирщик платил за фунт мелочи по две копейки. Ну да это дело не мое: я свою рыбку на зиму запасал, а что пацаны наловили, так пусть делают с ней что хотят. Васька Константинов — половину сушит, а половину сам дома и варит: когда отец и двое старших братьев домой приходят — им и еда готова. Девять лет парню — самостоятельный уже. Живут без матери, так что забот у парня хватает: ко мне он только на рыбалку бегает и на обед. А Ковали — всю рыбу сразу в трактир и несут: у них зимой корова пала, каждую копеечку они на новую копят.
Самый самостоятельный у меня — Андрюша Пименов. Десять лет ему. Ходит с сестренкой, ей летом три года будет. Мать у них батрачит где-то, отца — нет, живут вовсе в землянке — и больше о сестренке заботиться некому. Так он уже в субботу пришел, протянул мне три копейки:
— Дядь Саша, я тебе за сестренку завтра денег отдам: продам рыбу и отдам.
Деньги я взял. Нельзя было не взять.
У огородников, что обосновались рядом с Волгой, выменял на рыбу лука фунтов пять, ведро картошки. В лавке — купил чугунную сковороду (двадцать пять копеек), у трактирщика за две копейки купил хлебной закваски: хлеб он пек очень неплохой. Два фунта муки пшеничной купил. Вообще-то кусок закваски стоил у него полкопейки, но мне сразу много нужно было. Поэтому вдобавок ко всему взял я у него и полфунта сахара — дрожжи размножить быстро.
Обед слегка подзадержался: я нажарил лука с картошкой, потом поджарил самых больших сазанов из пойманных утром. И напек блинов, точнее — оладьев с картошкой. Как раз с поля приехал Дима, он там героически воевал с сусликами, целая колония которых разместилась на его земле. Не очень большая — но как раз из нор полезли молодые суслики и жрали они, по словам Димы, все что растет. Причем пшеницу особенно за деликатес считали.
Война у Димы протекала в общем-то успешно: он уже с десяток сусликов поймал и сам съел, да ещё семь принес домой — меня мяском побаловать. Мяска правда было небогато, суслики, на мой взгляд, были с домашнюю крысу — но когда Димка стал их жарить, я понял как соскучился именно по мясу. Так что обед получился просто роскошный: Евдокия еще щи сварила на бульоне из сусликовых голов с редисочной ботвой — очень вкусно получилось.
Поскольку народу за обедом было много, то если мы на улице — и видать "улица" обед оценила. Поэтому то, что Харченко прибежал обратно детей "сдавать", было не удивительно. Не удивился я особо, когда за ним еще пятеро пришли — новых пацанов "устраивать". Денег ни у кого не было, что и понятно: ко мне прибились детишки из очень небогатых семей (с моей точки зрения — так вообще нищих по меркам двадцать первого века), но тем не менее "сторговал" я у них еще два пуда пшеничной муки, три — ржаной, два литра постного масла и по мелочи в будущем — немного яиц, молока (с тех, у кого корова была).
С совсем уж нищим людом договорился я так, что дети будут выполнять кое-какую работу и сами "заработают" — так же, как я предложил Андрюше Пименову. Собственно, работа-то у меня не очень и сложная — огород поливать летом. Проблема же была в том, что в доме у Феди было одно ведро (деревянное, тяжелое и неудобное) и две крынки. Воду не в чем носить было — и родители пообещали тарой для переноски воды детей обеспечить.
А еще к четвергу у меня снова появились деньги. Андрюша договорился, что трактирщик будет у меня забирать ежедневно десять-двенадцать фунтов рыбы (лещей, сазанов, судаков — в общем, большую рыбу) и платить по три копейки за фунт — чуть дешевле, чем на рынке, но зато с гарантией. Так что в четверг утром у меня появился уже целый рубль. Рыбы мы уже ловили раза в четыре больше — но в основном мелочь. Совсем мелкую пускали на уху, покрупнее которую — жарили.
Теперь, когда народу стало гораздо больше, оказалось что "проблема пропитания" решается достаточно легко: Волга на рыбу оказалась весьма богата. И мне пришла в голову простая идея.
До тракта от Фединого дома было с четверть версты всего, причем — уже довольно сильно за слободой. Я попросил Евдокию (она уже с полудня дома была, посевная закончилась и дел для нее у хозяина было мало), и она испекла мне в печи с дюжину небольших булочек. Я же, как раз получив в качестве "подневной оплаты" два яйца, нажарил из рыбной мелочи котлет — и девчонкам пришлось изрядно потрудиться, аккуратно выбирая из рыбы все кости.
