Летописец (трилогия). Книга 1. Игра на эшафоте

— Он использовал волшебную вещь для развлечений? — недоверчиво спросил Рик. — Почему?

— Потому что корона на челе не сделает из тебя правителя. Дарен не хотел править, а желал только...

— Трахать баб, жрать да спать. И снова трахать — у него наложниц было без счёта, — беззастенчиво вставил Фил. — Это при нём право первой ночи стало так популярно. Ха, да он помешался на этом, такие... м... способы выдумывал, хоть отдельную летопись пиши! Я б почитал с удовольствием, — ухмыльнулся он. — Жаль, читать не умею.

— Не в том суть, — Захару явно не нравилась тема разговора. — Одни по книгам постигают историю, астрономию, математику, науку войны или науку управления страной, а он по ночам просил Летопись поведать о том, как...

— Как, в каких позах, какими способами, — подхватил Фил и подмигнул: — Полезная наука, между прочим, правда?

— Дарен к тому времени натешился свободой, заскучал, вот и заинтересовался, как это делают другие. Он писал чьё-то имя и ночь напролёт со всеми подробностями читал, что делает избранник. Свадьбы любил и принуждал подданных жениться и выходить замуж почаще. Развестись всем дозволял при условии, что сразу новая свадьба. Стоило Дарену узреть нечто небывалое, он это пробовал сам, а ежели ему не нравилось, мог и должности лишить неугодного или обсмеять при всех. Иногда вынуждал кого-то прилюдно повторить ночные утехи. Скоро Дарен почти перестал вылезать из опочивальни, но вместо живых людей общался с Летописью.

— И он не помер от потери крови? — удивился Сильвестр.

— Он быстро смекнул, что может использовать своих бесчисленных бастардов, и держал их поблизости. Даже слова писать обучил.

— Представляю, как его любили, — скривился Рик. — Надеюсь, он плохо кончил. Про него я никогда не слышал.

— Он кончил по полной, уж будь уверен, — хихикнул Фил. — В погоне за наслаждением удушил себя напрочь, представляешь? Понятия не имею, чего он там вычитал, да вот опыт у него не задался. Когда его нашли, он был твёрже собственного хрена.

— Летопись лежала на постели подле тела, — продолжал Захар. — Несколько человек нашли труп и решили избавиться от дальнейших унижений. Сжечь они хотели пергамент али порвать, не ведаю, но кончилось тем, что меч-кладенец, спрятанный Свенейвом, возник в воздухе и изрубил на куски всех.

Лоулах стал соправителем при сыне Дарена Свамире, а когда тот подрос, посадил юношу в темницу, где держал десять лет. Изредка он заставлял Свамира читать Летопись, хотя вообще-то Лоулах её не жаловал, а вот волшебный меч держал при себе. Постепенно волхиды осерчали на Лоулаха: издревле повелось так, что промеж собой они все равны, как потомки богов, а он почитал себя кем-то навроде верховного жреца. Лоулах требовал с волхидов подати и хотел заставить их служить в его войске, чего не было испокон веков. Он выбирал, каким богам служить, а каким нет. Так их пути и разошлись.

Волхиды решили вернуть трон Свамиру, но Лоулах об этом прознал и замыслил убить последнего потомка Свенейва. Он с волшебным мечом спустился в темницу, попросил Свамира почитать Летопись, а сам зашёл сзади и поднял меч. Заговорщики, следившие за Лоулахом, ворвались в подвал и закричали. Свамир их заметил, оглянулся на Лоулаха и увидал, что над ним занесён меч. От испуга он прикрыл чело рукой с пергаментом. Чуть только лезвие коснулось его, меч запылал аки факел. Металл плавился и шипел, обжигая руки Лоулаха. Правитель взвыл и бросился к двери, но заговорщики опомнились и зарезали его на месте. Свамир стал княжить, вернул волхидам их права и дал много новых, и с той поры повелось, что власть князя и жрецов сравнялась. Летопись трогали редко, в основном при решении споров и поиске преступников. В некоторых странах правоту доказывали мечом или словом, а в Сканналии повелось спрашивать Летопись.

Потомки Свамира правили кто лучше, кто хуже, но в Сканналии всё худо-бедно успокоилось, и лишь изредка князья искали подспорья у Летописи. Так, Негобор избрал себе невесту из сотни девиц, прочтя, чем занимается каждая из них. Самую скромную он взял в жёны, а самых развратных сделал любовницами. Другой, Ярем, при поддержке жрецов изгнал старшего брата Эдмира, который грамоту не разумел. Эдмир разобиделся и замыслил не только брата убить, но и Летопись уничтожить, а посему похитил волшебный лук и стрелы. В день поминания предков Эдмир затаился на кладбище, поджидая брата. Он знал, что магический пергамент Ярем таскал с собой за поясом под кольчугой, и целил именно туда. Волшебная стрела ударила в цель, пробила кольчугу, но отскочила и упала на землю. Эдмир в тот же миг увидал, что в его руках не волшебный лук, а обычный старый лук с прогнившей тетивой. Из него ушла вся сила, вся магия. Эдмира тут же обезглавили, а Ярема назвали Неуязвимым.

— Это что ж получается, — поразился Сильвестр, — этот ваш листок пергамента уничтожал магические предметы?

— Он забирал магию, как забирал кровь, — подтвердил Захар.

— И сколько ещё предметов он уничтожил?

— Все до единого.

— Я помню сказку про алхимика, — встрял Рик. — Про то, как великий алхимик по имени Санмар изобрёл зелье, одурманил им жену князя Хороса и стал её любовником, а самого князя опоил сонным зельем. Однажды Санмар нашёл Летопись и решил от неё избавиться, чтобы князь не узнал правды. Он сделал зелье, которое сворачивает кровь, чтобы облить им пергамент. Он использовал кровь младенцев, чтобы испытать это зелье, а их трупы приносил на костре в жертву богу огня и молний Таркуруну...

— Это ты от отца услыхал? — прищурился Захар.

— Нет, от приятеля, а он от старшего брата слышал, — неохотно поделился Рик.

— Да уж, чего не насочиняют пацаны по ночам, — хмыкнул Фил. — Волхиды Таркуруну не поклонялись, чтоб ты знал. У них был свой бог, двуликий Белчерог, а в особые дни — Селеврун, понял? А уж про младенцев чушь собачья, точно говорю. Впрочем, в твоём возрасте я тоже такие страшилки любил.

Рик смутился, а Монах спросил:

— А что в итоге-то? Что там было?

— Про то никому не ведомо! — оборвал Захар. — Сказывали, Санмар кинул Летопись в огонь, но она не сгорела, и он сотворил зелье с кровью князя — Санмар часто отворял ему кровь, поелику был ещё и лекарем. Санмар усыпил князя и его супругу, выкрал Летопись и бросил в зелье, чтобы кровь боролась с кровью. Зелье вскипело и вылилось в огонь, а тот взвился до небес, и пламя его спалило и Санмара, и князя, и его жену. С той поры князья страшились лишний раз приблизиться к Летописи.

Захар умолк, уставившись на какую-то звезду, словно припоминая давние события. Дим приоткрыл один глаз, который пристально наблюдал за сказителем.

— В моя страна когда-то тозе была такая весьть, — заявил он, — но она пропадать.

— А почему сейчас про Летопись мало кто помнит? — не выдержал Рик.

— Времена поменялись, и северный ветер заглушили ветра с юга, — загадочно сказал Захар.

— В моя страна такой время звать время перемен, — снова послышался голос Дима.

— Да, с юга в Сканналию пришли перемены. Древняя вера скантов превратилась в ересь, за неё жгли на кострах и резали без жалости, — голос Захара стал приглушённым, печальным и тихим. — Валамир убил старшего брата Полияра, сосватал его жену, усыновил сына Свирега и взялся укреплять власть. Когда жена померла, Валамир пожелал жениться вновь. В ту пору в Сканналии жило много эктариан, даже мать Валамира приняла веру в единого Бога и чтила Декамартион. Сам Валамир до смерти отца был его наместником на юге, где ныне Нугардская область и граница с Барундией, и там новая вера укоренилась крепко. Вскорости Валамир нашёл невесту — дочь барундийского короля, но условием для женитьбы король Барундии выставил принятие эктарианства. Валамир долго решал и таки внял зову принять новую веру. Идолов скантских богов вышвыривали на улицу, священные рощи вырубали, на месте алтарей предков потомки ставили храмы нового бога. Волхидов нещадно уничтожали, для чего Валамир без смущения пользоваться их Летописью. Но чем большим эктарианином становился Валамир, тем больше жаждал он уничтожить Летопись...

— Потому что она языческая? — спросила Самайя.

— Не только. Он помнил судьбу сыновей Свенейва и не хотел, чтобы его собственные сыновья — их тоже было четверо, считая Свирега, — перебили друг друга. Валамир не решился тронуть Летопись, но задумал её схоронить. Он спустился в подвал и заложил её камнями, а вход в подвал замуровал наглухо. Скоро жить во дворце ему показалось неуютно, ему чудилось, что магия Летописи сводит его с ума, и вот Валамир не выдержал и поджёг хоромы. Стены деревянного дворца сгорели дотла, отыскать ход в подвал стало невозможно. Валамир занял дом убитого брата — он стоял рядом на берегу Истры. Дворец Полияра, выстроенный самим Свенейвом, и все постройки в округе, кроме пожарища, за несколько лет обнесли толстой каменной стеной, а на месте сгинувшего дворца образовалось кладбище. Валамир всех уверял, что стена защитит от горцев, которые тогда нападали постоянно, но на самом деле он боялся нападения из Иштирии и боялся Летописи, похороненной за стеной.

Волхиды взбунтовались против Валамира, но у него на юге хватало сторонников, а север всегда был безлюдным. Валамир победил, и идолы повсюду сменились ликами сына Божьего Зарии и его смертной матери Миры. Их изображали на иконах, на картинах и на пластинках, что эктариане носят на струне, висящей вокруг шеи. Валамир стал величать себя королём и утверждал, что его власть божественна. "Власть идёт от Бога", так он молвил, и этот девиз взял его сын Ярвис. И всё бы ничего, но древняя магия оказалась сильнее.

Рик, воспитанный примерным эктарианином, нахмурился. Валамир принёс в Сканналию веру в единого Бога, но впервые Рик задумался о том, что отец, мать, дети Валамира, да и сам он были когда-то язычниками. Рик прикинул, смог бы он отказаться от нынешней веры ради чего-то нового? Эта крамольная мысль заставила его поёжиться, и он её отогнал. Вряд ли он окажется на месте Валамира.

— Валамир правил двадцать лет, — голос Захара теперь казался мрачным, — но чем краше становился Нортхед, тем хуже жила страна.

— Он был плохим королём? — спросил Рик.

— Не в том дело. Просто есть силы, неподвластные королям. Поначалу перемен не замечали, но к концу царствования Валамира Сканналию всё чаще заливали ливни, урожаи гибли от засух, болезни выкашивали деревни и города, а зимы были такими студёными, что люди замерзали насмерть. Начались землетрясения — Летопись пыталась вырваться из плена. Земли на границе Сканналии и Иштирии уходили под воду, отгораживая царство древних богов от царства людей, и однажды остался лишь узкий перешеек, где едва умещалось зажатое горами русло Марваги. Марвага тоже стала иной: в былые времена её воды неслись на юг, а отныне они от истока направлялись на север, да ещё и под землёй, и только у Черты вырывались из скал и текли в Иштирию.

Прежде мореходы огибали Сканналию и Иштирию по морю, плавая летом из Лодивии в Шагурию и обратно, но теперь на их пути встали льды, скалы, течения, ветры и туманы, которые до сих пор никто не преодолел. Страну охватил ужас. Вулканы извергались, закупоривая шахты лавой и сжигая горные поселения; горячие воды прорывались среди сельских полей и городских площадей, и люди варились заживо; море накатывало на брег, заливая посевы, деревни и города. Летопись мстила за то, что её похоронили заживо, — Захар говорил вдохновенно, словно пел давно заученную, но от этого не менее страшную песнь.

— Никто не ведал, что творится, начались бунты, люди уверовали, будто невзгоды насылают старые боги. Дабы вновь обрести их милость, напуганные люди убивали и приносили в жертву эктариан. Даже в Нугарде появилось много противников Валамира. Сыновья Валамира разодрались меж собой. Старшие Свирег и Хослав против Ярвиса и Рагмира. Свирег хотел вернуть прежние порядки, Ярвис выступал за эктарианство, но братьев кое-что объединяло: они осмелились воспротивиться отцу. Свирег сидел в Малгарде, и его Валамир вероломно схватил и швырнул в темницу. Валамир отправил бы туда и Ярвиса, но не успел. Когда-то на севере был город Дингард с прекрасной гаванью, оттуда Валамир и хотел плыть в Нугард, где правил Ярвис. Король явился в Дингард, чтобы заночевать и наутро отплыть, но к утру город сгинул в пучине волн вместе со всеми обитателями, Валамиром и изрядным клочком земли. Напуганные жители Нортхеда освободили Свирега, умоляли его умилостивить богов и вернуть стране процветание. Свирег поклялся вернуть веру отцов, но и Ярвис времени не терял: договорился с Барундией, набрал рать и изгнал Свирега из Сканналии. Свирег укрылся в Шагурии. Он взял в жёны младшую дочь короля, у него родился сын, предок короля Айвариха, но два года спустя Шагурия дала Свирегу войско, и он бросился отвоёвывать трон. Война между Свирегом и Ярвисом длилась целый год, остальные братья погибли. Победил Ярвис, а о Свиреге никто боле ни разу не слыхивал.

Захар вытащил флягу и отхлебнул из неё. Видно было, что он не привык говорить так много.

— Вестимо, беды Сканналии не окончились, на юге тоже начались землетрясения и образовывался Нейский разлом. Много деревень сгинуло в нём, а огромный град Тесис погиб: разлом прорезал его посерёдке. Многие бежали кто в Барундию, кто в Шагурию, а некоторые аж на север, в земли Иштирии, и никто не ведает, что с ними сталось. Ярвис чуял, что трон ему не удержать, но однажды явился к нему человек по имени Вирм и заявил, что Летопись нужно вызволить из плена, ибо все невзгоды оттого, что она ищет выход. Ярвис и сам пытался найти её, когда воевал с братьями, но безуспешно, и вот он заключил договор с Вирмом.

Вирм разыскал остатки дворца, на месте которого выросло кладбище, и откопал Летопись из-под развалин. Люди Ярвиса днём и ночью надзирали за работой. Несколько священников и юродивых слонялись по округе, требовали не тревожить покой мёртвых и грозили божьей карой, если Летопись найдут. Когда Вирм нашёл пергамент, взять его в руки смог один Ярвис. Тогда собрались на совет Ярвис, тогдашний доминиарх и Вирм. Доминиарх потребовал уничтожить пергамент, но когда он обрызгал его святой водой и затвердил молитву, вода обратилась в кислоту, брызги полетели в лицо доминиарха и выжгли ему глаза. Вирм и Ярвис заспорили, как быть с Летописью, и спор продолжался много дней. Вскоре Ярвис заметил, что ничего не меняется. Разлом на юге расширялся, Сканналия почти превратилась в остров, невзгоды не прекращались, и тогда Ярвис по совету Вирма окропил Летопись кровью. Пергамент засветился, буквы повыскакивали как грибы после дождя. И вдруг ливень за окном прекратился, туча над замком Ярвиса рассеялась, появилось солнце. Ярвис поразился, а Летопись всё писала и писала, пока он не ослаб от потери крови. Наверное, тогда Ярвис пожалел, что все его братья мертвы. Хуже того, в Сканналии не осталось ни единого потомка Свенейва, помимо сына Ярвиса. Чудится мне, в тот день Ярвису пришлось туго. Он владел языческой вещью, которую ни уничтожить, ни схоронить. К тому же Летопись перестала отвечать на вопросы, а просто рассказывала, что считала нужным. Как знать, долгий плен так повлиял, или её сила выросла, но она прекратила служить королям и их честолюбию. Как Ярвис, верно, разочаровался: ни сведений не собрать, ни уничтожить! Его терзал страх пред верой предков.