— Дамы и господа, на том самолёте, который приземлился вслед за вами, нет президента России. Этот парень отдал его молодым учёным, а сам поехал на своё ранчо, спасаться в том убежище, которое построила для него его охрана. От него нет никаких вестей, но есть люди, которые знают где это. У моего друга Сержа имеется три вертолёта, но нет опытных пилотов. Кто из вас сможет поднять в воздух вертушки со спасательной командой на борту, поднимите руки, выходите вперёд, садитесь в бронемашину и сделайте всё, чтобы спасти жизнь такого отличного парня, как русский президент. Он этого заслуживает.
Из толпы сразу же вышло человек пятнадцать, но Чак отобрал только девятерых, узнав, что они бывшие военные. Пока он разговаривал с ними, я запросил диспетчерскую и попросил дать мне сведения, сколько всего самолётов из Америки сможет долететь до Москвы. Мне тут же ответили, что девяносто два борта долетят точно, ещё семнадцать попытаются, а вот остальные двести семь уже пошли на вынужденную посадку и ищут удобные для этого площадки. Когда я известил об этом американцев, они разразились радостными криками, после чего я попросил кого-либо из медиков доложить мне, как обстоят дела с ранеными и те доложили мне, что за исключением трёх человек, которые умерли от инфаркта, жизнь остальных вне опасности. Вздохнув с облегчением, я утёр пот со лба, хотя не было жарко, и сказал:
— Друзья, сейчас вам подадут автобусы и отвезут вас в наш укрепрайон. Хотя у нас и тесно, никто не ляжет спать в палатках или под открытым небом. Сегодня вы отдохнёте, а завтра с утра принимайтесь за работу, очень многие дома у нас уцелели, а потому в них нужно будет прибраться и продолжать жить, любить, рожать и воспитывать детей, а также готовиться к тому, чтобы возродить Америку. Мы не останемся в стороне от вашей беды. Запомните мои слова и передайте их каждому жителю вашей страны, кто вскоре спустится с борта самолёта на нашу землю.
Отдав американцам честь, мы снова поднялись на свой наблюдательный холм. Как только начали работать наши авиадиспетчеры, самолёты стали садиться с интервалом в полторы, две минуты и аккуратно заполнять стоянку. Бульдозеры, которые находились неподалёку, на всякий случай стали расчищать и выравнивать грунтовую площадку. Волна прошла быстро, а потому там, где не смыла траву, почва не превратилась в кисель. Во всяком случае бульдозеры не вязли. На посадку тем временем зашли белоснежные красавцы — Белые Лебеди, а вслед за ними те военно-транспортные самолёты, которые стояли в капонирах и взлетели после того, как прошла взрывная волна. Это были самолёты среднего радиуса действия и они летали на меньших высотах, но и на их борту находилось множество людей. Правда, в отличие от пассажирских самолётов, они могли смело съезжать с шоссе и, прокатившись несколько сотен метров по грунтовым дорогам, которые выровняли для них наши бульдозеристы, останавливались и высаживали пассажиров. Всё бы ничего, вот только в самый разгар посадок, когда на шоссе стали приземляться один за другим огромные аэробусы, как только шоссе их выдерживало, хоть что-то в кои веки сделали в России на совесть, в сплошной поток гражданской авиатехники нагло вклинился громадный "Руслан" и, ревя двигателями, стал садиться на шоссе. Поначалу я даже опешил от такой беспредельной наглости.
У меня тревожно защемило сердце, не дай Бог порвёт дорогу, но самолётом управляли отличные пилоты, которые посадили его просто идеально. Не всякий человек так на унитаз сядет, но дальше начались ещё большие странности. "Руслан" не стал заезжать на стояночную площадку и нагло покатил по шоссе прямо в наш укрепрайон, чуть ли не давя людей. Как же всё-таки мы умно поступили, не став расчищать шоссе от завалов полностью, из-за чего этот крылатый монстр был вынужден остановиться и заглушить двигатели, так как объехать здоровенный спасательный батискаф, который не трогали из-за бензина в поплавке, он не мог физически. Скиба мгновенно нырнул вниз и через несколько секунд Алёнка вместе со своим Мишкой, которой давно уже хотелось побегать, стояла на бетонной крыше водохранилища. Как только дверь захлопнулась, я крикнул:
— Алёнка, папка скоро приедет, побудь здесь, моя роднулечка! — И скомандовал вполголоса — Броня один, к носу этого кренделя, Броня два и Броня три — заблокировать задний люк. Из самолёта никого не выпускать до моего особого приказа. Пошел!
Скиба втащил в бээрдээмку Чака и вынырнул из люка, вооруженный одними только пудовыми кулаками. Капитан Мелвилл также стремительно выскочил из люка и через пару секунд уже был готов открыть огонь из "Корда". На максимальной скорости мы помчались к самолёту, уехавшему от нас километра на три и не успел тот открыть полностью оба люка, как был заблокирован с двух сторон. Ну, так это ещё не всё, к самолёту бегом мчалось около сотни моих бойцов. С монотонным громким рокотом носовая часть самолёта поднялась вверх, опустилась аппарель и по ней первым спустился щеголеватый, стройный и подтянутый генерал-майор войск ВДВ, вот только было ему на вид не старше сороковника и выглядел он слишком уж холёным. Позади него стояла плотная людская масса, также состоящая из солдат десантников предпенсионного возраста, в числе которых были даже бабы. Самолёт не доехал до батискафа метров пятидесяти, мы встали в двадцати метрах от него, чуть наискосок. Старший лейтенант-пограничник Никита Сердюков своё дело знал туго и был готов в любую секунду рвануть вперёд и уйти влево, я уже сжимал в левой руке гранату, чтобы швырнуть её себе за спину, а капитан Мелвилл, сидевший за пулемётом, негромко проворчал:
— Серж, если тебя интересует моё мнение об этих людях, то я скажу тебе очень коротко — это маскарад.
— Сам вижу, — отозвался я и громко спросил, — вы что, с ума сошли? Захотели второй Иркутск устроить, товарищ генерал? Позади меня лежит на шоссе спасательный батискаф, в поплавки которого залито четыреста тонн бензина.
Фальшивый генерал представился:
— Я генерал-полковник Леонтьев, майор. Представьтесь, доложите мне обстановку и передайте командование, как старшему по званию. Вы что, за столько времени не могли расчисть шоссе?
Рожа у этого генерала-полковника Леонтьева, про которого никогда отродясь не слыхали в ВДВ, была довольно смуглая, с явными кавказскими чертами лица, хотя он и говорил по-русски чисто, без малейшего акцента, да, только разве нас со Скибой не проведёшь. Сержант, у которого в руках не было никакого оружия и потому он казался этим клоунам совершенно безопасным малым, резко наклонился вперёд, совершил первый кувырок с брони, ещё два по асфальту и в мгновение ока вырос перед генералом, но только наполовину, чтобы зло сказать тому:
— Говно ты вонючее, а не генерал.
Сзади за поясом у Пашки торчало два "Стечкина" с увеличенными обоймами, но он первым делом пустил в ход "НРС-2", стреляющий нож разведчика, о котором он мне ни гу-гу. Вот же хитрый хохол, видно боялся, что я на него позарюсь. Пашуня, дорогой, хотя я и умею работать ножом не хуже Стивена Сигала, а может и получше, ножей всё же не коллекционирую. Раздалось тихое "Пум-м-м" и верхняя часть черепушки фальшивого генерала, подбросив мицуган, взлетела вместе с фонтаном из самых тупых мозгов, которые не у каждого барана сыщешь, и кровищи, а Скиба, мгновенно спрятав нож, толкнул эту тварь, сколотившую целую банду и к тому же захватившую во всеобщей сумятице военно-транспортный самолёт, головой в живот. Уже совершенно безмозглый аферист упал и оторопелые урки, косившие под десантуру, увидели перед собой присевшего чуть ли не на корточки Скибу, сжимающего в каждой руке по Стечкину. Перебросив гранату в правую руку и выдернув чеку, я схватил микрофон и рявкнул в матюгальники изо всей силы:
— Стволы, разгрузки на пол, суки! Одно неверное движение и граната летит назад, а там четыреста тонн бензина. Уклон в вашу сторону, позади вас две бронемашины с "Кордами" наизготовку, а слева от самолёта, сотня моих бойцов. Считаю до пяти и если вы не сдаётесь, то хрен с вами, горите синим пламенем.
Кто-то внутри самолёта громко крикнул:
— Всё, братва, дело у Лимона не выгорело! Спастись от такой жути, чтобы сгореть? Да, ну его к чёрту! Крови на нас нету никакой, самолёт мы в Москву пригнали, так что бросай стволы.
Кричавший находился примерно в третьем ряду. В борт самолёта с лязгом ударил автомат, в другую сторону полетела разгрузка и из толпы, с силой расталкивая всех и к тому же раздавая оплеухи, вышел парень лет тридцати и, закладывая руки за голову, чуть ли не бегом вылетел из самолёта, сразу же повернул налево и ещё громче крикнул:
— Братаны, не стреляйте, я свои семь лет уже отсидел! Всех, на ком кровь была, в нашей зоне охрана порешила, а остальных отпустила и по домам разошлась.
Автоматы и разгрузки моментально полетели во все стороны и лже-десантники, заложив руки за голову, стали по одному быстро выбегать из самолёта и сдаваться моим бойцам. Многие облегчённо смеялись и даже подпрыгивали. Ещё бы, их набилось в самолёт, в центре которого располагалась многоэтажные нары, человек под шестьсот. Последними самолёт покинули дети бывших уголовников и пилоты. Как вскоре выяснилось, сидевшие в той же зоне. Поскольку все уже были без оружия, я приказал не арестовывать их, вожак-то лежал на асфальте с дырой в башке, а вручать им лопаты и гнать на работу. Самолёты всё это время садились один за другим и дорога уже стала помаленьку сдавать, а потому они приземлялись всё дальше и дальше от стояночной площадки. Последними совершили посадку шестьдесят два американских стратегических бомбардировщика "В-1" и "В-2", каждый из которых поднял в воздух не менее полутора сотен человек, в основном это были члены семей пилотов и механиков, готовивших самолёты к перелёту через Атлантику. Самыми последними спустились на землю на парашютах пилоты летающих танкеров, направив свои машины в сторону от Москвы и только после этого совершил посадку самолёт "А-50" — летающий командный пункт. К нему мы выехали не на броневиках, а на нескольких пассажирских газелях. Уже настоящий, а не фальшивый, генерал-лейтенант российских ВВС Прохоров, одетый в лётный замшевый комбинезон, спустился с борта самолёта, взял под козырёк и чётким, отрывистым голосом доложил мне:
— Товарищ военный комендант Москвы, разрешите доложить, летающий командный пункт свою задачу выполнил, все самолёты, которые сегодня поднялись в воздух и имели хоть малейшую возможность долететь до Москвы, доведены до столицы России. — Шумно выдохнув воздух, он добавил — Сынок, мне только десять минут назад доложили, что в Быково, наконец, расчистили полосу. Ты просто не представляешь себе, какое великое дело ты сделал. Сажать аэропланы на брюхо с таким перегрузом, да, ещё после того, как по нам на высоте прошлась ударная волна так, что чуть все заклёпки не повылетали, это верная смерть. Если бы не ты и не такие же отличные ребята в других городах России, Украины и Белоруссии, сегодня погибло бы больше пяти миллионов человек, который уже почти спаслись, но ни один аэропорт не смог принять столько бортов, сколько их приняла твоя полоса. Дай мне обнять и поцеловать тебя, сынок.
Ну, за исключением того, что в папаши генерал Прохоров всё-таки не годился, ему не было и шестидесяти, со всем остальным я был вполне согласен, ну, в смысле с его человеческим и искренним спасибо, но всё же поторопился уточнить:
— Товарищ генерал, я в общем-то ничего особенного не сделал. Я же не один бетон замешивал, чтобы настелить площадку. Ладно, пойдёмте, товарищ генерал, времени уже второй час, пора бы и пообедать. Вы тоже великое дело сделали. Раньше у меня в укрепрайоне было сорок три тысячи человек, а теперь за шестьсот тысяч разом перевалило с вашей помощью, а уж сколько народа до Москвы вплавь добралось, так мы даже не считали. Не зря, наверное, в старину говорили, что Москва Третий Рим, вот все воздушные и водные дороги на ней и сошлись.
Всё было замечательно, кроме одного, к нам в Москву прилетело огромное множество голодных и чуть ли не полуголых людей. Ладно, со шмотьём мы особых проблем не испытывали и к тому же хотя и грязного, но его вполне хватало, оно валялось то тут, то сям и его не отбрасывали брезгливо в сторону, а поднимали из грязи. Очень плохо обстояло дело с едой. По подсчётам наших интендантов, при прежнем количестве едоков нам продовольствия хватило бы лет на пять, а теперь, когда число людей, сидящих на наших складах, уже увеличилось раз в пятнадцать, голова у меня мигом пошла кругом и не только у меня. А ещё нужно было подумать, где их теперь всех разместить на ночлег, увы, но на такое количество народа наш район не был рассчитан и в прежние времена. Однако, когда мы въехали в город, то первое, что я увидел, это вспышки электросварки. Наши строители уже осмотрели все дома и хотя все они представляли из себя ужасное зрелище, ладили металлические лестницы, чтобы по ним можно было подняться на пятый этаж. На четвёртом этаже жить было нельзя, на нём в каждом доме был отлит из бетона в три слоя мощный сейсмопояс-перекрытие, но зато лифты можно будет со временем восстановить, расколупав бетонные пробки, как и вентиляцию. Причём сделать это нужно поскорее.
Ещё меня очень порадовало то, что пищевики уже почти полностью разобрали кита на запчасти и от него остался один только скелет и голова. Исчезла и акула, которую увидела Алёнка, а также была собрана вся рыба, даже самая мелкая и повсюду, куда только не посмотри, её солили, чтобы потом ещё и закоптить, а для этого множество людей собирали каждую щепку. В толпы людей, снующих по улицам не без дела, а занятых конкретной работой, потоками вливались всё новые и новые работники. В сторону же Москвы шли целые колонны. В общем всё было не так уж и плохо если не считать того, что с запада на нас медленно, но верно накатывались грозовые тучи. О том же самом меня предупредил генерал Прохоров и я немедленно сделал штормовое предупреждение, но надо же знать наш народ. Видя, что каждая лужа является солёной, отчего даже собаки и те их брезгливо обходили стороной, люди стали быстро ладить дождевые ловушки и явно ждали дождя, мечтая, чтобы тот был посильнее. Ну, судя по всему на Москву надвигался не просто дождь, а тропический ливень и лично я связывал это с тем, что огромное количество воды пришло в атмосферу вместе с кометой.
Скиба, сидевший за рулём, подвёз нас к одному из убежищ и мы вошли в него вместе с Чаком и генералом Прохоровым. Тот ещё не нашел свою семью, которая долетела до Москвы и благополучно приземлилась. Когда мы вошли в один из четырёхэтажных особняков, я озадаченно клацнул зубами. Ну, Скиба, ну, молодчина! Не мудрствуя лукаво, мой самый лучший друг, оказывается, ещё очень давно подготовил для меня и всего своего семейства шикарную семикомнатную квартиру на втором этаже, а в соседнюю, раз уж так случилось, этот квартирмейстер распорядился вселить семью и друзей Чака Мелвилла. Об этом тому сказала невысокая, чернокожая, симпатичная девчушка, которая назвала этого парня "Дэдди". Увидев Алёнку, Дженни потащила было мою приёмную дочь к себе, но той хотелось посмотреть на свою новую комнату и ей пришлось присоединиться вместе с Чаком к нам. Не знаю, где в этот момент были друзья и родные американца, наверное где-то трудились, тётя Зина, мать Скибы, немедленно усадила нас за стол и я понял, Апокалипсис мы пережили и теперь нужно думать, как нам жить дальше.
