Впереди ехало три мотоцикла, потом два танка, три грузовика, вперемешку с мотоциклами и замыкали колону еще три мотоцикла, пулеметы были в каждой третей коляске.
Только передние мотоциклисты оказались на изгибе дороги, где предусмотрительные спецназовцы растянули трос, так всех их с мотоциклов и снесло, а вот тех, которых не снесло и которые в люльке были пришлось добивать. В этот же момент подорвали фугасы. Одна танкетка от близости взрыва перевернулась, вторая — загорелась, куда делись мотоциклисты непонятно. Машины — искорёжило и по ним интенсивно работали пулеметы. Из всей колоны почти не пострадали три замыкающих мотоцикла, которые и начали огрызаться, но недолго, на них сразу же перенесли интенсивный пулеметный огонь. Враг который остался жив спрыгнул в кювет на другую сторону дороги, где нарвался на растяжки. Офицеров, унтеров и самых активных — выстреливали в первую очередь. Оставшись без управления враг начал потихоньку отползать, а потом и вообще побежал. Зачистку как таковую не проводили, контрольный выстрел делали во всех без исключения. Первые три мотоцикла не пострадали, еще два почти не пострадавших обнаружили в кювете, два других — на запчасти. До остальных, в целях безопасности не подходили. Пулеметы "Шоша" действительно оказались дерьмо, к концу боя 4 из 15 — не работали, там их и бросили.
Лейтенант Николя Бриан охранял армейские склады когда получил приказ выдвинуться со всеми имеющимися солдатами на оборону города. Немецкая колонна состоящая из разведчиков-мотоциклистов за которыми двигались танки и грузовики с пехотой появилась во второй половине дня. Передовые дозоры открыли огонь, но колонна не пошла к городу, она свернула к складам.
— Мой лейтенант,— радостно сообщил подбежавший к Николя рядовой 2 класса Жан-Люк Гарон солдат-новобранец, хотя у лейтенанта Бриана сейчас других и не было,— атака вражеской колонны отбита!
— Боюсь Гарон, они шли не к нам,— еще раз посмотрев в бинокль, отвечал лейтенант,— их интересуют склады, которые мы еще вчера охраняли,— безразличным голосом ответил он. И тут случилось необъяснимое. На дороге по которой мчалась колонна начали взрываться мины. Все заволокло пылью. Дружно стреляли винтовки "Бартье" и застрочили пулеметы "Шоша". От некогда грозной своей непобедимостью немецкой колонны, буквально за считаные минуты не осталось ничего, не считать же в самом деле жалкие остатки убегающих бошей за воинские подразделение?
— Бенар, Перро, Лефевр, да что это я, взвод! — берите свои винтовки и за мной! Нужно помочь, нужно проверить, что это за воинская часть! Проверить, да непременно проверить кто эти герои!— кричал волнуясь лейтенант Бриан.
Двигаясь первым Николя увидел медленно продвигающегося раненого боша, пах пах начал в него стрелять из пистолета и никак не мог попасть... бабабах — почти залпом выстрелили солдаты его взвода. Потом было еще обнаружено до десятка одиноких подранков которых, скорее от страха застрелили. Настроение было приподнятым. Лейтенант Бриан, да и все солдаты, ощущали себя героями.
На месте боя, до которого они добирались больше часа, были обнаружены два подбитых бошовских танка, три искорёженных взрывом и расстрелянных грузовика, мотоциклы, больше 30 трупов, а с учетом их "охоты" на подранков — более 40. Большая часть из убитых была раздета и разута, чуть дальше — брошенные французские каски, множество гильз от французского оружия. Найдено четыре неисправных и потому оставленных пулеметов "Шоша" и никого живого вокруг. У кого то нашёлся фотоаппарат, все дружно фоткались на фоне подбитой и еще дымящей бошевской техники. Приволокли подранков которых использовали как охотники трофей. Пленки на все и на всех катастрофически не хватило, что слегка огорчило многих, но солдаты продолжали радоваться выпавшей им удаче, а лейтенант Николя Бриан сделал запись и зарисовки о бое в своем дневнике для истории, которое потом приукрасил фотографиями, при этом скромно забыв упомянуть, что это сделали другие и они здесь совершенно не при чем.
* * *
Александр Николаевич, деревня Андрейки. Кто и с какой деревни уже определяли из далека по одежке. В Андрейках ходили по большей части в польской форме и конфедератках, в Ильинке и на Кузином хутор — во французской и кепи. При чем ходили все и стар и млад, мужчины и женщины. У многих появились часы. На одном из французских складов были обнаружены две ножные швейные машинки для ремонта и шитья обуви с изрядным запасом ниток, каблуков, подошв и прочей сапожной непонятности. Все это передали под роспись, с предоставлением отдельного места в ангаре-мастерской сапожнику, которого оказывается звать Иван Иванович Иванов. Как он радовался, оказывается он об такой машинке мечтал всю жизнь и сны видел каждую ночь и еще много разного чего. А утром он явился на работу с женой и младшим сыном, потому как старшего твердо решил отправить в спецназ о чем лично говорил с "товарищем командиром". Так все поголовно величали Валерий Александровича, причем без разницы служишь в спецназе или просто деревенский. Некоторые даже честь отдавали при обращении, толи обезьянничали, толи действительно так уважали непонятно.
Наличие большого количества телефонного провода и полевых армейских аппаратов, а так же полевого телефонного коммутатора натолкнуло на мысль телефонизировать основные объекты дом Архипа Рукавицы — старосты деревни Андрейки, дом старосты Ильинки Афанасий Ильина, и дом Кузьмы Кузина с Кузина хуторка, к стати я узнал что Кузин хуторок называется не по имени основателя, а по фамилии, а так же телефон был установлен в мастерской, сторожке "ангарного двора", клубе, имении, столовой, в штабе-казарме, где и находился коммутатор.
* * *
— Отец, у нас неприятности, наших крестьян в городе местные бандюки-рекетиры обобрали. Часть товара отобрали, на рынке торговать запретили, возмущавшихся избили.
— Кто?, — спросил Александр Николаевич.
— Со слов крестьян, есть там некто Федька Кривой на один глаз, официально — лавочник, лавка у него в городе совмещённая с питейным заведением, а еще рынок держит, мзду собирает, рекетирствуют в общем. Все уже привыкли к его поборам, многие недовольны, но сделать ничего не могут. Есть мнение, что он полицмейстеру вовремя отстегивает и тот его шалости не замечает. Вот такие вот дела.
— Нужно узнать сколько их, где живут, где держат награбленное.
— Уже известно,— улыбнулся Валерий,— всего с десяток, все родственники. Три брата его с сыновьями, да у него сыновей двое и один бастард. Живут в Марьенке, это как бы город и в то же время отдельный хутор. Всего там два дома с одной стороны, да три с другой. Расстояние между домами большое, сзади — пустырь. Ограждения как такового нет, а вот собаки-шавки есть, шум подымают враз.
— Откуда ты все это знаешь?
— Разведка уже произведена. Я коптер запускал,— улыбнулся Валерий,— в принципе и план обезвреживания в черновом варианте имеется, вопрос только переговоры с ним вести будем до или после акции?
— А сам как считаешь, хотя как по мне то лучше во время.
— Вот и я считаю, что лучше во время и обстановка будет соответствовать, и понимание, что с ним не в игры играют, а все по взрослому.
— Когда думаешь начать?,— спросил я Валерия.
— Завтра с утра и начнем, уже все готово.
Солнце только начало вставать из-за горизонта, а в Марьенку уже въезжали две невиданных до селе самодвижущиеся кареты с которых, по мере продвижения выпрыгивали вооруженные люди и быстро рассредоточивались. Входили на подворье, быстро, не церемонясь в случаи чего вязали сонных мужиков и вели к дому Федьки Яреме, которого за косой глаз кликали "Кривой".
На подворье толпой собрались все жители Марьенки. Отдельно в ряд стояли подозреваемые в злодеяниях задержанные мужики за которым присматривали казаки, там же был установлен переносной столик, за которым сидел писать и записывал:
— Значить это ты главный возмутитель спокойствия на государевых землях Федька Ярема по кличке "Кривой",— спрашивал Валерий Александрович, кряжистого, полу лысого косоглазого мужика с когда то пышной бородой, стоящего перед ним на коленях, который втянув шею в плечи еще сильнее склонил голову, от него обильно воняло потом и мочой, а глаз отсвечивал свежим синяком.
— Народ государев обираешь, записывай, — это к писарю,— воровство, товар отнимаешь? — грабеж, указания Его Императорского Величества не выполняешь? — крамола! Из родственничков путем приступного сговора создал банду, — бунт! Поди еще и душегубством балуешь? И выходит тебе злыдень лет 20 каторги в Уральских горах далеких, да на рудниках глубоких, хотя суд определит. Если повезет то может сразу повесят, а подельникам твоим, как пособникам полагается — четвертование или виселица. Сразу и не соображу, у каждого индивидуально выспрашивать станем. Палач у нас в конторе ух и виртуоз, никто от показаний не отказался, все всё признали. Так вот повоспрашаем и воздадим по содеянному,— и многозначительно провел ребром ладони по шее.
От услышанных перспектив на будущее многим "подельникам" стало плохо, а по толпе сначала прокатилось "Ох" и "Ой", переросший в бабий вой, плачь и рёв.
— Ваша милость помилуйте, помилуйте,— запричитал Федька Кривой, которому вторили остальные, до смерти перепуганные мужики. По щекам у многих текли крупные слезы. Федька же слезно простонал:
— Не губи! Бес попутал! — и так натурально стучал лбом о землю, ну прям загляденье,— Все возверну! Все отдам! Не губи Ваша Светлость. Детки у меня малые сироточками останутся, по миру пойдут ой да не губи!
До самого вечера Валерий Александрович задушевно общался с Федькой и жителями Марьенки и как только сил хватило? И пришли они к общему взаимопониманию. Федька с подельниками отдаст все, что отнял у наших крестьян еще и своего чуток добавят, и еще 300 рублей серебром за труды и беспокойство Его Светлости Добрейшего Валерий Александровича, и еще 200 рублей ассигнациями, как возмещение ущерба. На все про все отводилось три дня с доставкой в деревню Андрейки.
Машины с "гостями" уехали, а мужики еще долго стояли на коленях и крестились. Почти все беззвучно рыдали потирая ушибы, проклинали изменчивую судьбу, Федьку и все никак не могли поверить, что остались живы.
В указанный срок в Андрейках прибыл Федька Ярема, по кличке "Кривой". То, на сколько преобразовалась когда то захудалая деревенька его повергло в легкое недоумение. Встретили его верховые казаки, все одетые в одинаковую форму при оружии и под "надзором" провели к барину.
— А Феденька,— ласково начал Александр Николаевич,— прибыл таки, вот ты то мне и нужен.
При этих словах и так перепуганный Федька испугался еще больше.
— Должок привез, как и договаривались,— ели выдавил из себя промолвил он, при этом ложа на стол деньги.
— А это, хорошо,— мимоходом взглянул на них произнес барин, дело у меня к тебе, аккурат по твоей части.
Федька не предвещая ничего хорошего еще больше склонил голову, втягивая ее в плечи.
— Да не горбься ты так, дело говорю к тебе, слышишь?
— Да Ваше Сиятельство, слышу.
— Так вот, хочу лавку открыть в Чудово, в Новгородской губернии. Мне человек нужен хороший да преданный и чтобы в делах толк знал, может присоветуешь кого знающего?
Услышав такое Федька напрягся, приподнял голову и с непонимающим интересом посмотрел на Говорова.
— Так далеко ведь где мы, а где Новгород то,— произнес он.
— Я тебя не об расстоянии спрашиваю, а об человеке хорошем, да чтобы ты за него в ответе был. А будет он там интересы мои представлять. Найдется ль у тебя подходящая кандидатура?
— Подумать надобно.
— Подумай голубчик подумай. Помощь ему окажу какую нужно, умельцев своих попервах дам, мало ль чего дела вдруг какие срочные да неотложные решить надобно будет,— и хитро подмигнул.
— Об этом позже поговорим, а это,— пододвинул к нему им же принесённые деньги,— как аванс человеку тому будет, которого мне присоветуешь и в ответе за которого будешь.
— Так есть у меня человек то такой,— кося глазами на деньги и не веря своему счастью проговорил Федька,— сынишка у меня имеется.
— Ты о своих обломах? Мне грамотный нужен, чтобы читал — писал, бумаги вести умел, а твои кроме как морды бить почитай ничего не умеют.
— Никак нет Ваше Сиятельство, меньшенький у меня имеется, 17 годков ему,— и чуть потише добавил,— бастард. Телом не вышел, но образован, аккурат как Вы говорить изволите.
— Сможет?
— Если мне позволено будет ему в начале помочь, то сможет.
Незаметно для посетителя Александр Николаевич нажал на столе кнопку и в дверях показался казак.
— Игнат, проведи уважаемого Федьку Ярему к Йосифу Моисеевичу. Пусть исправит для него и его младшего сына костюм. Федька, сына как зовут?
— Иван Федорович Яровой.
— Чего так, а ну да, пусть будет Яровой,— согласился Александр Николаевич.
В скорости в пригороде Чудово как бы из неоткуда появился металлический ангар с надписью "Яровой и Ко", вокруг которого огорожен двор в котором окромя прочего стоял ветряк, рядом построен двухэтажный добротный дом с большими белыми окнами, красной железной крышей. От ветряка к дому шли провода, а вечером и ночью в доме ярко светились окна. За забором была охрана из казаков и лютые здоровенные псы.
Глава 3
Север Франции 1940 год. Покинутых фермам и хуторов, вблизи мест боевых действий было больше чем в Польше. На большинстве из них уже успели похозяйничать немцы, которые в основном забирали часть живности, наши же интересы были более обширными, нас интересовало все, от сельхоз инвентаря до содержимого амбаров и хоть видно было, что народ перед эвакуацией собирался, ценного для нас было много. Охрану осуществляли с помощью коптера с видеокамерой и мобильной мотоциклетной группы в немецкой форме.
Мобильная мотогруппа из пяти мотоциклов в немецкой форме, ну почти в немецкой, в камуфляже, бронежилете и немецкой каске в камуфляжном чехле на немецких мотоциклах с немецким оружием, под командованием сержанта Щепицина, который для этого специально учил немецкие слова "Хальт" и "Шнель", при произношении первого нужно было пальцем показать на землю, а при втором махать рукой вдоль груди, приближалась к очередному небольшому хутору-ферме, въехав во двор они обнаружили немецкую грузовую машину, мотоцикл и шесть тыловых немцев, грузивших в нее полу туши уже разделанных свиней:
— Плин,— выругался Щепицин.
Такая ситуация на тренировках прорабатывалась, но все же... отряд разъехался веером беря в кольцо незадачливых тыловиков, ага вон еще двое, выносят с погреба бочонки, отметил про себя сержант, осмотрев своих бойцов, — кивнул. Пфу пфу пфу, глухо прозвучали приглушённые выстрелы, все дело сделано.
— Соломин,— контроль, остальные — проверить все, может где еще эти,— указав на трупы револьвером,— есть.
Этих больше не было, а вот в амбаре нашлось десятка три перепуганных французских солдат.
— Ёлы палы — этих только и не хватало ругался Егорка,— только от одних избавились, так другие появились, товарищ сержант, а с этими что делать будем?
