Предай их всех (фэнтези, демоны, дроу и т.д.))

В этот момент музыканты заиграли громче: начался второй танец.

* * *

Побег из темницы Цитадели прошел без сучка, без задоринки. Правда, правильнее было бы назвать его не побегом, а уходом, потому что Владыка и его отряд попросту перебили или рассеяли всех, кто мог бы встать у них на пути. Весь двор Цитадели был усеян трупами тех, кому Норлаш так хотел отомстить, на пути к городским воротам несколько раз попались тела стражников. Воистину, смертным не дано противостоять столь могущественным существам, как Владыки: он вошел в город, проложил себе путь к своей цели и так же ушел, и никто не смог ему помешать. Теперь проклятые храмовники мертвы, их потери ужасны... и Норлаш поймал себя на мысли, что сожалеет об этом. Они умерли, им уже не придется пережить того ужаса, той страшной агонии, которая ожидает Сангарию, если Владыка и Норлаш преуспеют.

Колдун уехал из города верхом на коне одного из убитых рыцарей, хотя держаться в седле ему, ослабевшему в заточении, было непросто. Злость придала сил, и всю дорогу от Цитадели до ворот он вопил, проклинал, грозил страшными карами и потрясал кулаком. Пусть знают, твари дрожащие, что их ждет.

Лагерь маленького отряда располагался в небольшом овраге в нескольких верстах от города, и здесь Норлаш среди нескольких громил с удивлением заметил своего ученика, Малантуса из Виргемы.

— Какое счастье снова видеть вас, учитель! — воскликнул он.

— А уж я-то как счастлив... Как ты тут оказался?

Вскоре чернокнижник уже знал детали своего освобождения. Поисковая группа Владыки наткнулась на храмовников, везущих нерадивого Малантуса, и освободила его, потому что Малантус говорил на языке демонов, а Владыка нуждался в переводчике. Вот тут Норлаш слегка озадачился. Владыка, не знающий ни одного языка смертных? Странное дело, ведь демоны говорят на любом наречии.

Что не менее странно — так это способ выхода на него, Норлаша. Демон-владыка, оказывается, приперся, не имея никакого понятия о великом чернокнижнике, и по чистой случайности узнал о нем от Малантуса, когда допрашивал его на предмет источника силы. Таким образом, богоравный завоеватель приперся в Сангарию, не имея ни плана, ни сведений о мире, который собрался завоевывать. Хотя... если вдуматься, тот, который может войти в укрепленный город силами едва ли тридцати бойцов, пролить реки крови, разгромить могущественный орден и беспрепятственно уйти, в особых планах не нуждается. Пришел, победил, ушел. Хотя с эльфами, надо думать, этот номер так легко не пройдет.

— Итак, колдун, где манускрипт, который мне нужен? — спросил Владыка, бесцеремонно прервав разговор Норлаша и Малантуса, — времени терять нельзя.

— Ты шутишь, о великий? Я на ногах едва держусь, не говоря уже о том, что мне бы не помешало подкрепиться. Ты-то велик и могуч, а я всего лишь больной, изможденный смертный.

— Так может, раздобыть повозку? Или лучше экипаж? — подсказал Малантус.

— Говори на моем языке! — потребовал Владыка.

— Эм-м-м... Я не знаю, как сказать 'повозка' на абсолютном языке, — признался тот.

— Он говорит — надо достать повозку, — перевел Норлаш слова ученика на язык демонов, и в следующий момент Владыка буквально вогнал старого чернокнижника в ступор.

— Что такое 'повозка'?

Демон, не знающий собственного языка? Абсолютный, совершенный язык, в котором любое-любое понятие можно передать лишь одной руной, был принесен в мир смертных именно демонами. И вот нате, демон, да еще и Владыка, всесильный и вроде бы всеведущий, не знает, что такое повозка.

— Повозка — это тележка для перевозки людей, которую тянут животные, — пояснил Норлаш.

— Где ее достать?

— Я покажу, — вызвался Малантус, — тут недалеко.

* * *

Р'Энкор стоял у облюбованной стены некоторое время, затем, когда король перешел в другой конец зала, чтобы переговорить с кем-то из своих дворян, двинулся следом, не выпуская принципала из поля зрения, и заодно заприметил новый столик с лакомствами.

Охранять королей — довольно скучное занятие, он давно это усвоил. Особенно на балах, когда приходится стоять столбом среди болтовни и дикого шума, который людишки называют музыкой. Пытка, воистину. Но под лежачий камень вода не течет.

Вместе с тем, Р'Энкора ситуация забавляла. Ни дать ни взять — волк в овечьей шкуре посреди стада овец. Людишки такие смешные, ставят охрану у каждого входа — и спокойны. Поздно запирать хлев на замок, если хищник уже проник внутрь.

Впрочем, даже столь скучное занятие можно обернуть себе на пользу. Дворяне толкуют о своих делах, по большей части — просто бичуют языками воздух, но, если прислушаться, то можно иногда услыхать и что-то полезное. Что-то, что в будущем можно будет использовать в своих интересах.

Бал шел своим чередом. Странные у людей способы развлекаться, такие же бессмысленные, как и у эльфов. Танцы... В чем их смысл? Если танец — способ ухаживания или подбора партнера — еще ладно. Но если танцуют люди, которые заведомо никогда не станут парой, женатые, замужние, разного возраста... Первый танец принцесса танцевала с союзником своего отца... Граф давно женат, и его дети уже создали свои семьи, так почему он танцует с дочерью своего господина? Странные люди.

Р'Энкор мысленно вернулся к новоиспеченному графу Карлайлу. Он — герой войны. Женщины людей — слабый пол, им нравятся сильные мужчины. Значит ли это, что у Карлайла есть виды на принцессу, или у принцессы — на него? Король повысил барона до графа, что подтверждает одно предположение — теоретически, теперь Карлайл имеет формальный шанс стать мужем наследницы престола. Надо будет разузнать, что к чему.

Когда музыканты ненадолго утихли, сделав перерыв перед шестым танцем, Р'Энкор боковым зрением выхватил из толпы Карлайла, направляющегося в его сторону.

Граф подошел прямо к нему и без околичностей перешел к делу.

— Есть разговор к тебе... Р'Энкор, да?

— Слушаю, — ответил Р'Энкор, не спуская глаз с короля и его окружения.

— Сделай одолжение, держись от ее высочества подальше.

— Я нахожусь и впредь буду находиться там, где считаю необходимым для исполнения своих обязанностей. И это касается только меня и короля. И уж тем более я не должен бегать от ее высочества, если ей захотелось со мной поговорить. Но вы не переживайте, сэр рыцарь, принцесса в любом случае не в моем вкусе.

Удар достиг цели: граф буквально задохнулся от возмущения и негодования, его рожу исказила ярость.

— Да как ты смеешь?! — процедил он.

— Боюсь, что не понимаю вас, сэр рыцарь, — ровно ответил Р'Энкор, — как я смею что именно?

— Как ты смеешь говорить такое?!

— Прошу прощения, а что я такого сказал?

Человек несколько мгновений пытался сформулировать свою претензию, затем выдал:

— Даже сама твоя мысль о том, что между тобой и ее высочеством может быть что-либо — оскорбительна! И думать об этом не смей!

Р'Энкор едва удержался от ухмылки. Все боги свидетели, этого человека чем дальше, тем забавней злить.

— Прошу меня простить, я не совсем понимаю обычаи Талсидонии. Почему моя мысль оскорбительна? И почему я не должен об этом думать?

Граф засопел, словно страдающий от одышки кабан, и процедил:

— Потому что она — королевская дочь и наследница короны, а ты, ты...

Р'Энкор склонил голову набок и сказал:

— А я, к вашему сведению, могу проникнуть в любой замок любого короля на свете и взять, что пожелаю, будь то хоть жизнь самого монарха, хоть честь его дочери. И ничье разрешение мне для этого не потребуется. Давайте мы с вами уясним одну деталь, сэр рыцарь. Законы и обычаи людей для меня, дроу, ничего не значат. Я могу сделать абсолютно все, что могу и за что мне ничего не будет. Для вас мысль о связи ее высочества с дроу неприемлема? Так это ваша забота. А я рассматриваю такой поворот событий, как вполне осуществимый. Просто потому, что я могу это сделать, я делал вещи и посложнее. И еще мне совершенно непонятно, как может быть оскорбительной мысль. Впрочем, мне вас не понять, если вы способны оскорбиться мыслью — что ж, продолжайте оскорбляться и дальше, это ваше личное дело.

Он ожидал чего угодно, от вспышки бешенства до призыва стражи, но граф Карлайл отреагировал на удивление спокойно.

— Такое впечатление, что ты предпочитаешь наживать врагов, а не друзей.

— О чем это вы?

— О том, как ты себя ведешь. Вайтрель ведь с твоей помощью упал. Вот и зачем ты это сделал?

— Ненавижу эльфов, — честно признался Р'Энкор.

— Я это и так знаю.

— Нет-нет... Я не о вражде наших народов. У меня личные причины.

Карлайл мрачно хмыкнул:

— Ну-ну. Одного дворянина, ненавидящего тебя до самой глубины души, тебе мало?

Р'Энкор приподнял бровь:

— О, вы настолько сильно меня ненавидите?

— Я о бароне Фэйде. Он ненавидит тебя так, что сильнее просто некуда.

Он зашелся в беззвучном смехе.

— Ошибаетесь, сэр рыцарь. Барон Фэйд возненавидит меня еще больше, когда узнает, что коровье дерьмо в рецепте противоядия появилось по моему слову, изначально оно там предусмотрено не было.

Лицо Карлайла вытянулось в сильнейшем изумлении, граничащем с шоком. Несколько секунд спустя он спросил:

— Как ты посмел накормить дворянина дерьмом?!

Р'Энкор посмотрел графу в глаза.

— Мне почти шестьдесят лет, и за это время никто не сумел оскорбить меня и остаться безнаказанным. Очень многие оскорбляли — и почти все они мертвы. Помните это, сэр рыцарь.

— Я запомню, — зловеще пообещал тот и пошел прочь.

Р'Энкор миролюбиво окликнул его:

— Могу я дать вам дружеский совет, сэр рыцарь?

Карлайл обернулся, слегка удивленный:

— Я слушаю.

— Когда хватаетесь за оружие в присутствии дроу, помните, что такой ход событий им почти наверняка просчитан. И этот расчет почти наверняка не в вашу пользу.

* * *

Жизнь постепенно входила в обычное, мирное русло, но не для всех. Кархад, прежде вина не особо жаловавший, намеревался вернуться в родной Карлайл и надираться до тех пор, пока ужасы войны не утонут, хотя бы на время, под толщей алкоголя, но получилось не совсем так, как планировалось. Забыться в запое — роскошь, ему недоступная, потому что прямо здесь, в сердце своей родины, он нашел нового врага.

Казалось бы, ну подумаешь, эка невидаль, дроу! О том, что не все эльфы белолицы, честны и миролюбивы, он и так прекрасно знал, но это его прежде не волновало. Это дело эльфов, ему-то что? Периодически то тут, то там Кархад слыхал сплетни, что вот, мол, видали на днях дроу. Ну видали, и что с того? Дроу в Талсидонии может взяться только из лесных поселков, набегов из-под земли не было и никогда не будет, Талсидония расположена на равнине, а подземные королевства темных эльфов — неизменно под титаническими горными массивами, в лабиринтах пещер. Да, дроу большие любители устроить налет, хоть на своих светлых сородичей, хоть на кого получится, и вблизи гор нападение снизу настолько же вероятно, как и нападение из-за границы. Но дроу-подземники — как собаки на цепи. Днем они просто слепнут, и это ограничивает расстояние набега половиной ночного перехода. И если встречаешь темного эльфа где-нибудь вдалеке от его Подземья — то это либо беглец, покинувший родные места не от хорошей жизни и новых проблем не ищущий, либо темный по крови эльф, но выросший уже на поверхности и отличающийся от любого другого эльфа только цветом кожи, волос и глаз.

Однако было из этого правила исключение, и имя ему — Р'Энкор К'Айрэн'Кинн из Дома Арн'Кай, известный также как 'Ночная погибель', 'Убийца королей', а также еще под доброй дюжиной зловещих прозвищ. Ходячая легенда, притча во языцех, самая желанная добыча для охотников за головами — и наглая, неотвратимая смерть для тех из них, кто осмеливался на нечто большее, нежели просто мечтать о поимке Убийцы королей.

Кархад слыхал о похождениях сукина сына еще в детстве — и тоже мечтал, как однажды, поступив на службу королю, повстречает Р'Энкора в ночных залах дворца, когда тот заявится убить короля Дэнбара, и схватится с ним не на жизнь, а на смерть. Но, по большей части, Р'Энкор К'Айрэн'Кинн казался чем-то сродни дракона, могущественного лича или сошедшего на бренную землю божества. Чем-то таким, что может случиться в загадочных далеких краях, но чего никогда не бывает тут, в обыкновенной прозаической Талсидонии.

И вот пожалуйста. Ублюдок Р'Энкор появляется в Талсидонии собственной персоной. Причем не где-нибудь, а именно в королевском дворце, только не как убийца, а как телохранитель. 'Ха-ха' три раза, Кархад мог бы представить этого душегуба в любой роли — палача, людоеда, детоубийцы — но в роли хранителя?! Еще разок 'ха-ха'.

Теперь он, едва-едва отдохнув после войны, трясется в седле по пути в Эйльхейм, везет в дар тамошнему клану эльфов мраморную статую единорога и кучу вопросов в придачу.

Вообще-то, Кархад еще от отца усвоил: не стоит даже пытаться влезть в душу инородцу. Если своего сородича-человека еще как-то можно понять, поставив себя на его место, то чужака, будь то эльф или орк — нет. Допустим, те же орки — и вроде бы прямолинейный до невозможности народ, и вроде бы их культура и обычаи хорошо известны — а поди ж ты пойми, что у орка в голове творится и почему он такой, какой есть.

Их повернутость на славе Кархад еще кое-как понимал: быть героем все-таки приятно, это да. Почести, женщины, все такое. Но обычно слава стоит слишком дорого, и тот, кто еще месяц назад был беззаботным мальчишкой, а ныне — изуродованный герой, знает цену геройству, как никто другой. Если бы во власти Кархада было сделать так, чтобы повернуть время вспять, чтобы войны вообще не было — он бы с радостью отказался от своего нынешнего статуса, лишь бы вернуть себе свое затянувшееся и совершенно безоблачное детство, своих друзей — ну и ухо с пальцами тоже.

А орки, дети степей — совсем другой разговор. Как они сами и говорят, если жил без славы — жил напрасно. Умер без славы — все равно что вообще не жил. Для орка не бывает слишком высокой платы за славу. Врагов тысяча на одного? И отлично, тем более великой будет битва. Собственная жизнь для него вообще не цена.

Или их правдивость. Орк прекрасно знает, что такое ложь — но сам никогда не лжет, даже если это действительно необходимо. Почему — никто не знает.

— Сынок, представь себе, что стоящий перед тобой, будь то орк, гном или эльф — это марионетка на веревочках, — говорил отец. — Ты можешь с ней говорить и делать общие дела — но не можешь понять, потому что у марионетки нет своей точки зрения, она покорна воле кукловода. А кукловод этот прячется глубоко в сердце своей куклы, с ним нельзя поговорить, понять, договориться. Говорить ты можешь только с куклой, но это не то же самое, что говорить с кукольником. И все, что тебе дано — это усвоить, как кукловод дергает за ниточки в ответ на твои действия. Не более того. Понимать душу его ты никогда не будешь.

Кархад не раз убедился в правоте отца. Выучить, как реагирует на слова и действия чужак, можно. Понять — вряд ли, потому что его разум, сердце и душа — совсем другие. Всем известно, что любой конфликт с орком имеет всего два возможных сценария развития: либо незамедлительное нападение с последующей смертью обидчика, либо будет достаточно извинений. И если извинения приняты — инцидент не просто исчерпан, орк забывает о нем. Почему? Только Восьмеро знают глубинные причины, и может быть, сами орки.