Дом - это там, где ты нужен

От чудовищного, полного боли рёва, посыпались плоды с близлежащих кустов. Джонни, наконец, снесло со спины твари, и с маха швырнуло лицом в только что разрыхлённые комья земли.

— Эй, раб!

Вскинувшись, Хесс кое-как сквозь запорошенные ресницы и клубы тумана сумел различить из-за туши зверя хозяйку, которая с перекошенным лицом махала на него руками.

— Сваливай! Проваливай оттуда, ублюдок! Живей! Живей!

Ещё не соображая, но и не собираясь возражать, Джонни подхватился с места и рванул в сторону, как можно дальше от продолжавшего реветь и метаться монстра. Он успел отбежать на десяток шагов, когда мир под ногами резко качнулся и грянул в спину гарью и громом...

Джонни открыл глаза. Реальность вернула себе своё название далеко не сразу, но к этому было не привыкать. Раб Красной Кейт лежал на кровати, в своей незапертой клетке. Судя по всему, давно наступил вечер — вокруг было достаточно темно, и только со стороны кухни лился свет ночника. Кое-как придя в себя, Хесс поморщился — зверски болела голова и, почему-то, ладони.

Подняв их к глазам, и обнаружив свежие бинты, Джонни с трудом припомнил случившееся. Осторожно ощупав себя, он убедился, что взрыв, от которого всё же удалось уйти, его не покалечил и, похоже, не особенно контузил. Должно быть, стреляли из орудия со стены — после того, как, наконец, расчехлили его и сумели развернуть в сторону посёлка.

Зато когтерогу — а никем иным прорвавшаяся к людям тварь быть попросту не могла, от этого взрыва не поздоровилось. И раз так — то все, кроме сухопарого работорговца, остались живы и здоровы. И хозяйка тоже, иначе никто бы не озаботился принести раба Кейт обратно в дом. В лучшем случае он очнулся бы в бараке с чернокожими. В худшем — на том же месте, где упал. Или не очнулся бы вообще.

Отмахнувшись от бессвязных рассуждений на тему, что действительно было бы для него лучше — проснуться здесь, рядом с Кейт, среди негров или вовсе не проснуться, Джонни, кривясь и поддерживая потроха, попытался встать. Это далось ему не без труда, но всё же легче, чем он ожидал. Спустив босые ноги на пол и стараясь ступать как можно тише, он проскользнул мимо прикрытой двери в комнату хозяйки и выбрался на освещённую кухню в надежде узнать от Магды последние новости о случившемся.

Магды на кухне не оказалось. За столом, придерживая чашку горячего кофе, сидела Красная Кейт и читала какую-то обшарпанную толстую книгу. Прежде, чем беглец из Приюта успел ретироваться, она подняла глаза и поймала его взгляд.

Долгий миг раб и его госпожа смотрели друг на друга. Опомнившись, Хесс дернулся, чтобы упасть на колени, как был приучен поступать, но был остановлен резким жестом.

— Подожди. Иди сюда. Сядь.

Хозяйка не показала, куда ему сесть, и Джонни, внутренне замирая, осмелился опуститься на стул напротив неё. На стол лёг грязный и мятый клочок какой-то бумаги, в котором раб узнал собственные записи.

— Выпало из кармана мальчишки. Твои каракули?

Вычисления были сделаны красивым и ровным почерком, однако не представляли ровно никакого интереса для тех, кто не разбирался хотя бы в математике. Джонни опустил глаза.

— Да, госпожа.

Он знал, что бывало ему за малейшее неповиновение, а что могло быть за такой крупный проступок — страшился вообразить. Этот лист оказался далеко не первым. Мистер Вайли продолжал поддерживать отношения со своим любимцем, пытаясь по мере сил смягчить его существование в руках дочери Когтерога. Правда, чаще получалось наоборот, но Джонни, который рано потерял родителей, не менее искренне привязался к старику и в свою очередь пытался помогать тому хотя бы таким единственно возможным способом. Иногда что-то шло не так, и их взаимные посылки попадали в руки Кейт. Каждый раз за этим следовало мучительное наказание провинившегося раба, и последнее предупреждение хозяйки, полученное едва не накануне, было как нельзя более серьёзным...

Джонни почувствовал, что смертельно устал её бояться. Однако, против его ожиданий, Кейт не спешила продолжить разговор. Выждав некоторое время, он осмелился поднять глаза.

Сидевшая напротив дочь Когтерога, не отрываясь, смотрела на него. Она тоже выглядела усталой. Какой-то долей сознания он догадался, что даже для такой, как она, схватка с чудищем и чудом не случавшаяся клыкастая смерть тоже не могли пройти даром.

— Так ради кого ты дёрнулся геройствовать, раб? Ради меня? Или мальчишки?

Хесс вздрогнул, не сумев скрыть удивления, которое оказалось сильнее страха. Он был внутренне готов к чему угодно, но не к этому вопросу.

— Я... не думал об этом в тот момент, госпожа. Мне просто показалось — если вырвать зверю глаза, это дезориентирует его. Парням на вышке будет... легче целиться.

Кейт дёрнула щекой. Её взгляд вновь сделался жёстким.

— Ты знаешь, что такое ошейник класса "А"? — снова без перехода спросила она. — Старый козёл не мог тебе не сказать.

Всё ещё недоумевая, Джонни осторожно кивнул.

— Да, госпожа. Класс "А" надевают на самых ценных рабов...

— И? Ты рано захлопнул пасть, скотина!

— ...и в отличие от "Б" и "С", ошейники класса "А" нуждаются в ежесуточном обновлении пароля с портативного КПК, — заторопившийся раб осторожно взглядом указал на запястье рыжей хозяйки. — Таком, как у вас, госпожа.

— То есть, знаешь, что если вот сюда раз в сутки не ввести пароль, который известен только мне — твоя башка разлетится в дерьмо?

Джонни потупился вновь.

— Да, госпожа. Я видел, как Магда вводит какие-то значения на этом браслете... когда вас не было рядом. И... я знаю, что на мне — ошейник класса "А".

Кейт жестко усмехнулась.

— Он обошёлся мне в кучу монет, ты, ублюдок. Но зато ты будешь знать, что, если умру я — сдохнешь ты. Не надейся на девчонку — пароль уже давно изменён. Поэтому сейчас ты должен усвоить эту истину — моя смерть, это твоя смерть. Усёк? Усёк, я тебя спрашиваю?

Раб укусил себя за щёку, чтобы не вздрогнуть снова.

— Да, госпожа.

— Хорошо, — после резкого окрика дочь Когтерога откинулась на спинку стула. — Тогда слушай дальше. Меня достало, что ты, мать твою, позоришь меня, стоит только отвернуться. Ты, долбанный ублюдок, ухитряешься делать это хрен знает, когда, но тебе, твою мать, это удаётся постоянно. Постоянно, слышишь ты, мразь?

Джонни молчал. Он не знал, что ему стоит отвечать, и по-прежнему не догадывался, ради чего затевался этот разговор. То, что разговор не был случайностью, он уже понял.

— Поэтому я, наконец, решила, что с тобой делать.

Хесс через силу поднял глаза.

— Через две недели я снова ухожу в рейд. На этот раз с моими ребятами. Не меньше, чем на месяц, или полтора. Мы давно повычистили всё, что поблизости. Поэтому идти придётся далеко и долго. Что, обрадовался, задница?

Джонни старался этого не показывать, но его действительно порадовало услышанное. Даже если Кейт распорядится засунуть его в самый глубокий и тёмный подвал на всё время своего отсутствия — он найдёт способ наладить связь с мистером Вайли. И заодно отдохнёт от её садистских домогательств, что и теперь напоминали о себе ломотой и болью во всём теле.

От дочери Когтерога не укрылись перемены настроения её раба.

— Кажется, ты не понял. Я не собираюсь оставлять тебя здесь. Пойдёшь со мной, — удовлетворённо кивнув в ответ на его реакцию, она не спеша продолжила. — Гордон сегодня подох. Займёшь его место в отряде. Знаю, ты хорошо дерёшься — лучше, чем работаешь мотыгой или подставляешь жопу. В походе будешь приносить пользу. И теперь я глаз с тебя не спущу, ублюдок.

У Хесса перехватило дыхание.

— Госпожа, я... прошу, выслушайте. Я не смогу принести пользу в походе, госпожа. Поверьте — не смогу...

Губы Кейт презрительно дрогнули.

— Трусишь? Сегодня я видела тебя в настоящем деле. И не только сегодня. Ты долбанный урод, от которого только проблемы. Но я точно знаю — ты не трус и не слабак...

— Я не могу убивать людей, — едва слышно сумел закончить раб, осмеливаясь на неслыханную дерзость — перебить свою госпожу. — Однажды я убил... и уже наказан за это. Не проходит ни дня, чтобы я не корил себя за то, что сделал. И... не повторю этого снова. Никогда.

Кейт подняла брови. Джонни подавил порыв вскочить.

— Если хочешь убить меня — убей, госпожа. Или... снова подвесь, запри в клетку... Делай, что хочешь. Но я не буду помогать убивать и... забирать в рабство ни в чем не повинных людей...

Тело пронзила боль, и Хесс, поперхнувшись последними словами, вцепился в край ошейника. Боль не проходила, делаясь сильнее. Не удержавшись, беглец из Приюта свалился со стула, когда болевое онемение добралось до координации и мучительно выгнулся на полу, бессознательно царапая ненавистное кольцо металла вокруг его шеи.

Красное марево перед глазами Джонни начало темнеть, когда знакомая боль так же знакомо отпустила его. Не сразу — сначала оборвалась связь с источником. Общее онемение отступало постепенно, дюйм за дюймом покидая будто одеревеневшее тело...

Кейт, не торопясь, поднялась. Обойдя стол, она присела рядом с рабом и привычно запустила пальцы в его отросшие светлые волосы.

— Ну ты и распаскудился, мудак, — медленно произнесла она и Джонни перестал корчиться, поневоле замирая и вслушиваясь в долетавшие до него словно сквозь толстый слой ваты слова. — Не нужно было выпускать тебя из подвала — ты как тупая псина понимаешь только палку. Теперь слушай меня внимательно — два раза повторять не буду. Ты всё равно идёшь со мной, долбанный урод. И будешь делать всё, чтобы помочь мне и ребятам. А если откажешься — нет, я тебя не убью. Я убью самую жалкую и беззащитную тварь во всем улове. Клянусь, я выберу самую молодую шлюху или самого тощего спиногрыза, и сдеру с них шкуру у тебя на глазах. И ты будешь смотреть, мразь, потому что, сука, они будут умирать из-за тебя. Не один раз, и не два — а столько, сколько ты не подчинишься приказу. И ты, мать твою, триста раз подумаешь, что для них было бы лучше — ошейник или оборванная шкура. Ты меня понял, ублюдок?

Перехваченное спазмом горло не могло выдавить ни звука. Но для Кейт этого не требовалось — она знала, что её услышали и поняли.

— Ну, а потом я выставлю их разделанные туши там, где их смогут видеть. И позабочусь, чтобы вся Пустошь узнала, из-за какого трусливого, мерзкого и тупого ублюдка это произошло. Ну что, договорились, жопа? Да? Или как?

Города Пустоши при некой общей унылости, на самом деле все были разные. Это то, что Механика точно знала, пробродяжничав большую часть своей жизни. Несмотря на некую похожесть — а именно, попытки уцелевшего человечества выжить среди руин с большим или меньшим успехом, у каждого места, в котором ей довелось побывать, имелся свой колорит.

И если говорить о Рено, то там этот самый колорит бил через край. Причём, иногда по морде и наотмашь. Здесь жили на широкую ногу, дышали полной грудью, разводили скотов и жухлый пустынный корм, гнали джет и алкоголь, играли, стреляли и торговали всем — от жратвы до фильмов Рика Райвена. Но притом семьи держали город железной рукой, умудряясь сосуществовать и поддерживать видимость перемирия с Доминионом. Стычки были нечастыми, расправы с провинившимися — беспощадными. Рино, можно сказать, был редким образчиком удачного симбиоза власти, денег и криминала.

И когда, наконец, настала пора его покидать, Механика с некоторым недоумением осознала, что испытывает смутную тоску.

Крыша над головой, стабильная жрачка, и безопасность — вот предел мечтаний любого доходяги с Пустошей. Рено, пусть и на короткое время, дал ей это всё.

Но, как выяснилось, теперь только этого ей было мало.

И тем не менее, когда город с его шумом, огнями, фермами, питьевой водой, стенами, большими пушками на стрёме и патрулями Доминиона остался позади, Механика чувствовала, что её одиночество, то, что раньше разбавлялось вечно вмазанным и пьяным Риком Райвеном, сделалось ещё острее. А ощущение того, что она снова одна против всех Пустошей — непереносимее. И присутствие рядом длинноногой блондинки, которая навязалась сопровождать Механику в дороге, не делало это чувство менее неприятным. Скорее наоборот.

С какого рожна Ива взялась поехать с ней навстречу приключениям, Механика могла только догадываться. Но одно предположение напрашивалось само по себе — бывшая рейдерша, которую технофилка при всём старании так и не смогла раскусить до конца, за все те месяцы, что они прожили под одной крышей, снова во что-то крупно вляпалась. И, хотя с лица Ивы по-прежнему не сходило невинное, спокойно-безмятежное выражение, за которое Механике раз за разом хотелось приложить её доской, в нём всё-таки что-то едва заметно изменилось. Что-то, что заставляло долбанную блондинку прикладывать чуть больше усилий, чтобы оставаться такой же безмятежной.

... Несмотря на то, что они с караваном вышли засветло, прошло больше полдня прежде, чем последние из развалин самого большого маленького города Пустошей остались позади. Конечно, отчасти в этом были виноваты коровы, которые мерно ступали по уцелевшей дороге, оставляя следы в нанесённой на неё бурой пыли. Торопить этих выносливых и полезных, но абсолютно не резвых животных было излишним, особенно теперь, в самом начале пути.

Но Механике всё равно больше всего на свете хотелось дать каждой из них хорошего пинка под плоский зад. Скотина двигалась куда медленнее, чем шла бы она сама на своих двоих. Правда, вслед за коровами волочились повозки с товарами и провиантом. И, что самое главное — драгоценной водой. Выкупив места среди вооружённых караванщиков, девушки получили право не только на защиту, но и возможность время от времени влезать на повозки и отдыхать от пешего пути по жаре и пыли. И пить из гигантских бочек, которые полностью занимали отдельную повозку.

Хотя на взгляд Механики, особой необходимости в этом не было — река Траки, узкая и местами загаженная, сопровождала караван большую часть дороги. Но она должна была признать, что "бочковая" вода была не в пример вкуснее и безопаснее.

На ночь остановились рано, среди покрытых разросшимися лесами горячих холмов. А на следующий день, задолго до рассвета, снова были в пути. К концу третьего дня отупевшая от жары, духоты, отвычки идти пешком целый день и бесконечного созерцания вереницы телег и коровьих задов Механика едва переставляла ноги. Пинать коров ей больше не хотелось. С куда большей благодарностью она отнеслась бы к тому, кто сам отвесил бы ей хорошего пинка. И даже мысль о том, что каждый шаг теоретически приближает к возможности наконец узнать что-то о чёртовом святоше, уже не приносила того энтузиазма, что раньше.

Похоже, что несмотря на привычку к долгим першим переходам, караванщики чувствовали себя так же. Целый день было душнее, чем накануне. Солнце скрылось за облаками, но сами облака висели над холмами плотной ватой, не давая движения воздуху. По всем признакам, вот-вот должен был пойти дождь.

Но проклятый дождь всё не шёл и, по мнению Механики, лучше бы долбанные тучи вообще сдуло ветром. Потому что многолетний опыт в пустошах подсказывал, что после дождя парить будет сильнее, а дышать станет вовсе нечем.