Тысячелетний сокол (+42) Джеймс Лучено

Глава 12

В свете проектора анализаторного устройства прокручивалось голоизображение коммуникационного прибора Т-образной формы. Главный технический специалист Лэндо, высокорослый цереанин по имени Тал-лик-Тал, поставил картинку на паузу и ткнул в нее пальцем: — Вот здесь, на верхнем стыке, можно видеть реле усилителя. — Значит, все-таки передатчик? — уточнила Лея, стоявшая напротив. В лучах проектора были особенно хорошо видны небольшие солнечные ожоги, которые они с Ханом получили за два дня непрерывного купания в море и прогулок по пляжу с Алланой. — Судя по стилю, создан еще до Империи. Но и тогда, подозреваю, был не особенно в ходу. — Подойдя к анализатору, Тал-лик-Тал вызвал на экран похожее, но далеко не идентичное устройство. — Вот что нашлось в базе данных. Изготовлено «Коммуникациями Чедак» в годы Войн клонов. Возможно, тот же производитель, что и у вас, но далеко не факт. — А клейма производителя нет? — спросил Хан. — Ни его, ни названия модели, ни серийных номеров. — Может, их удалили намеренно? — Не факт, что они вообще были. Тал-лик-Тал снял голокартинку с паузы, и Хан обошел проектор, потирая щетину на подбородке. — Вы были правы насчет устройства — оно и впрямь имеет свойство сливаться с окружением, — продолжил цереанин. — Чем-то похоже на комлинки и передатчики, которые в ходу у разведслужб. Как я уже сказал, устройство не соответствует известным республиканским и имперским моделям, но миметичный сплав, из которого сделан корпус, намекает, что прибор установили скрытно или с какой-то тайной целью. Что-нибудь изменилось в работе корабля с тех пор, как вы сняли устройство? — Я ничего не заметил. — Разве тут поймешь? Это же «Сокол», — улыбнулась Лея. Тал-лик-Тал рассмеялся: — Я вот почему спрашиваю — передатчик до сих пор рабочий. — Говорил я тебе, что мне не послышалось, — бросил Хан супруге. Та повернулась к Тал-лик-Талу: — Можно ли как-то прочесть, что он передает? — Я пытался скормить ему коды, которые были в ходу на закате Республики и в первые годы Империи, но все без толку. Похоже, устройство передаст свое зашифрованное сообщение, только если получит заранее оговоренный сигнал. Лея сперва нахмурилась, но быстро просветлела: — Амелия будет счастлива узнать, что все наши попытки разгадать тайну этого прибора провалились. — Одно я готов сказать наверняка, — добавил Тал-лик-Тал. — Не кладите его обратно.

* * *

Когда Джадак вошел в кабинет Рил Безант и опустился в кресло, на проекторе горела голограмма его собственного мозга. Психотерапевт улыбнулась гостю и, обойдя письменный стол, уселась напротив: — Как ваши ноги? — Ковыляю потихоньку. Доктор Безант уловила угрюмые нотки в его голосе и кивнула: — А в целом вы как? — Давайте поглядим. Память по-прежнему полна дыр, и я как будто заперт в чьем-то чужом теле. Я сплю по часу за ночь — если повезет, и мои руки все время дрожат. — Джадак показал их тви’леке. — В остальном — полнейший порядок. — Продолжайте, — предложила ему Рил. — Тело мое как будто знает, что прошла уйма лет. Но разум никак к этому не привыкнет. — Привыкнет, — пообещала она. — Да, так вы твердите. Но шестьдесят два года назад для меня — словно вчера. — Прошлое состоит из одних лишь «вчера», капитан, и не важно, прошли годы или десятилетия. — В следующий раз, когда буду смотреть в ГолоСети кино про императора Палпатина и мне придет на ум, что вот, только неделю назад, видел его в добром здравии на Корусканте, я тут же припомню ваши слова. — Джадак заглянул ей в глаза. — У меня из головы не выходит фраза: «Альянс за восстановление Республики». Ничего не могу поделать. Мозг как будто ждет какой-то подсказки, которая вернет на место потерянные воспоминания. — И вы считаете, что перевозбуждены именно из-за фразы, из-за самих слов? — Восстановление… Республика… Никак не могу от них отделаться. — Вы сами говорили, что ждете, когда восстановится память. Вот вам и «восстановление». Джадак поразмыслил: — Ну а что же тогда остальное? — Он задвигал нижней челюстью. — Должен сказать, меня все это порядком достало. Безант забросила оба лекку за плечи: — А я предупреждала Сомпу. — Предупреждали о чем? — Посттравматический стресс может принять форму диссоциативного расстройства: чувство потери самосознания вкупе с серьезной обеспокоенностью и депрессией. Возможно, скрытые органические факторы тоже сыграли свою роль. — Она указала на дисплей. — Судя по этим показаниям, у вас повреждены важные участки коры головного мозга. Пациент посмотрел туда же: — Я спец по двигателям, док, а не по мозгам. Меня не волнуют причины. Скажите, как это вылечить. — Есть кое-какие препараты, но я бы их не рекомендовала. — И что вы предлагаете — дважды в неделю ходить к вам на прием? — Даже будь это возможно, я не уверена, что в состоянии вас излечить. — Что же, ваш график расписан по минутам на год вперед? — Нет, капитан. Дело в том, что вас выписывают. Джадак выпрямился в кресле: — Когда? — Скоро. Ваш организм здоров, ноги функционируют. «Аврора» занимается омоложением, а не реабилитацией. Сказать по правде, мы больше ничем не можем вам помочь. — Тогда как я вообще здесь оказался? Тви’лека потупила взгляд: — Этот вопрос вам следует адресовать доктору Сомпе. — Сомпа слишком занят и не желает меня видеть. — Джадак положил руки на колени и наклонился вперед. — Расскажите об аварии. Скажите, кто оплачивал лечение. На Оброа-Скай есть сведения обо всем, что творится в Галактике, но почему-то никто в «Авроре» не может сказать мне хоть слово о том, как я сюда попал. Обведя пациента взором, Безант смягчилась: — Минутку. — Поднявшись, она подошла к столу и отстучала код на контрольной панели. — Я обесточила камеры наблюдения, — пояснила она, вернувшись в кресло. — Капитан, верите или нет, мне не меньше вашего хочется знать, что привело вас в «Аврору». Вы у доктора Сомпы на особом счету — все сорок лет, что он здесь работает. — Сорок лет? И где же я был предыдущие двадцать два? — Не знаю. Никто не знает. — Кроме Сомпы? Она кивнула: — Кроме Сомпы.

* * *

Благодаря бессоннице Джадак смог в подробностях узнать распорядок работы медсестер, дроидов и охранников в ночную смену. В час, когда персонал клиники обрабатывал данные по новоприбывшим пациентам и получал обновленные сведения по уже находящимся на излечении, Тобб обрел пространство для маневра. Прелесть главного здания состояла в том, что почти все охранники располагались снаружи. Попав внутрь, пациенты могли свободно разгуливать по клинике: заходить в комнаты отдыха, столовые, библиотеки и тренажерные залы, — а медицинские и ремонтные дроиды были запрограмированы держаться тише воды, ниже травы и говорить с пациентами только в том случае, если к ним обратятся. Кабинет Сомпы располагался на четырнадцатом этаже и окнами выходил на внутренний дворик и сад. Ведшие к нему широкие коридоры были тускло освещены и пустынны, если не считать дроидов, драивших пол. Введя тот же код, что и Безант на своей панели, Джадак обесточил камеры наблюдения и открыл дверь Сомпы с помощью устройства, которое он кустарным образом собрал из деталей медицинских приборов в своей палате. Разобравшись с камерами в приемной, он повторил тот же трюк уже в личном кабинете Сомпы. Затем включил свет — на минимальную интенсивность — и огляделся. В стенных нишах светились голограммы, на которых Сомпа был запечатлен в обществе прошедших омолаживающие процедуры клиентов — богатых и влиятельных, как предположил Джадак. Политики, голозвезды, адвокаты, директора крупных компаний. И почти на каждом голо Сомпа на вид был одного и того же возраста. Огромный стол главврача был усеян инфокартами, флимси и дюралистами. Джадак включил лампу и в ее сумрачном свете принялся перебирать документы. Удача улыбнулась ему почти сразу: Тобб обнаружил свое имя и идентификационный номер в списках пациентов, которых предстояло выписать. Ящики стола были заперты, а файлы в современном и модном компьютере Сомпы — защищены паролем. Зарывшись еще глубже в кипу документов, Джадак обнаружил инфокарточку со своим персональным номером и засунул ее в считыватель. Целые терабайты данных были посвящены описаниям изощренных процедур, которым он подвергался, будучи в коме, и отчетам о состоянии его здоровья, но нашлась и отдельная папка с историей болезни. Предвкушая находку, Джадак сделал глубокий вдох и постарался не отвлекаться на учащенное биение собственного сердца. Скользя взглядом по тексту, он неоднократно встречал слово «авария», но всякий раз испытывал разочарование, не находя подробностей. У него повреждены такие-то органы, нарушено функционирование таких-то систем, назначены такие-то процедуры — проверенные временем либо экспериментальные. Но в папке «Предыстория болезни» Джадака ждал настоящий клад. Его перевели в «Аврору» после того, как он провел двадцать два года в общественной клинике. О покрытии расходов на лечение со стороны «ГалСтраха» не было ни слова. Клиника располагалась на Нар-Шаддаа. Образы, вспыхнувшие в его сознании, словно обухом огрели Джадака, и он рухнул в мягкое кресло Сомпы. Они с Ризом летели на «Звездном посланнике» на Нар-Шаддаа! ИТ был поврежден, все системы — обесточены. Корабль мчался к планете, а наперерез шел сухогруз. Они с напарником поспешили на корму к спасательной капсуле. ИТ внезапно ожил и вильнул в сторону, но слишком поздно: они уже запустили капсулу, и та рванула прямиком навстречу огромной клинообразной туше сухогруза… Теперь он помнил все так, будто это было вчера. Образы ворвались в его разум, ускорили сердцебиение и бросили в жар. Наконец Джадака отпустило, и лишь тогда он смог разложить все по полочкам. Они ушли в гиперпространство с Корусканта на исходе сражения, во время которого канцлера Палпатина держали в заложниках. Но перед тем как спешно рвануть к звездам, они какое-то время пробыли на планете… во флигеле Сената. Встречались с членами общества «Республика». Сенаторами Дес’сином, Ларджетто и Фэнгом Заром. Джадак развернулся к компьютеру Сомпы. Это чудо современной техники было достаточно хорошо защищено, чтобы не позволить ему взломать файлы, но зато он смог подключиться к ГолоСети. Загрузив портрет седобородого сенатора с Серн-прайм, Тобб запустил маховики воспоминаний на полную катушку — и наконец вспомнил. На встрече присутствовал джедай. Кадас’са’никто, который что-то установил на «Посланнике»… — Вот оно что! — воскликнул Джадак. Сенаторы хотели, чтобы он доставил корабль к их союзнику на Топраве! Пилот вспомнил, как сильно был разочарован. После стольких лет примерной службы он должен был отдать незнакомцу корабль, который любил всем сердцем. Но на кону стояло что-то важное… что-то, что может восстановить Республику. Нет. Восстановить доброе имя Республики… Он спросил у сенаторов насчет этой фразы. И они дали ответ. Джадак уставился на трехмерное изображение Фэнга Зара. Очень медленно слова сенаторов всплыли в его памяти: «Корабль — это ключ от сундука с богатствами. Богатствами, которых хватит, чтобы восстановить доброе имя Республики». Он пододвинул компьютер к себе — чуть ли не на колени. Поиск по названию «Звездный посланник» дал сотни результатов, но ни одна из найденных записей не имела отношения к ИТ-1300. Перейдя в планетарную сеть Нар-Шаддаа, он запросил данные обо всех столкновениях кораблей, случившихся в околопланетном пространстве в год его аварии. И наконец долгожданная удача: перед глазами Джадака побежали строчки краткого отчета о столкновении двух кореллианских кораблей: сухогруза «Долина Джендири III» и фрахтовика ИТ-1300. Обоих пилотов сочли погибшими, но корабль уцелел и достался мародерам. Корабль, ставший теперь ключом к загадке всей его жизни, уцелел. Неясно, надолго ли, но у Джадака наконец была отправная точка для поисков. Поисков, в которых игра стоила любых свеч.

Глава 13

— Сто десять тысяч. — Господина Оксик предлагай сто десятя. Кто скажи десятя-пятьсот? — Сто десять тысяч пятьсот, — выкрикнули из задних рядов. Лестра Оксик оглянулся через плечо. Его соперником на торгах был бит в элегантном головном уборе. Имени конкурента Лестра не знал; только порядковый номер, который светился у него на персональном экране. — Сто одиннадцать, — выдохнул Оксик, повернув свой собственный экран к подиуму аукциониста. — Наша услышай сто одиннадцатя тысячей. Кто предлагай сто двенадцатя? Приглашенным ведущим аукциона был гунган в длинной расшитой мантии, знаменитый своей скороговорной манерой речи; лотом на торгах — небольшая статуэтка, когда-то украшавшая северо-западный атриум Галактического дворца правосудия на Корусканте. Вещица, ставшая, как и все образчики искусства старореспубликанской эпохи, невероятно ценной и редкой после того, как йуужань-вонги почти двадцать лет назад опустошили пол-Галактики. — Сто двенадцать тысяч, — объявил все тот же бит. Участники торгов — их было около сотни — ахнули. Оксик немедленно поднял экран над головой: — Сто двенадцать пятьсот. Хайдианский аукционный дом, где проходили торги, — с его изысканными колоннами и отполированным до блеска каменным полом — был сам по себе ярким образчиком республиканы. Прежде он располагался в центре города Сах’от, что на Чандриле, но спустя два года после вторжения йуужань-вонгов армия живых и механических работников под руководством группы архитекторов и инженеров, трудясь в поте лица, в кратчайшие сроки разобрала здание по камешку и переправила на планету Эпика, которая, как и надеялись те, кто финансировал предприятие, оказалась слишком далекой и незначительной, чтобы привлечь внимание захватчиков, даже несмотря на свою природную красоту. Многие из тех, кто перевозил и тщательнейшим образом воссоздавал этот памятник архитектуры, остались на планете и после завершения войны. За прошедшие годы они успели возвести немало роскошных дворцов и особняков на лесистых холмах, окружавших космопорт планеты, тем самым превратив прежде ничем не примечательную столицу Эпики в пристанище элиты и колыбель роскоши. Преобразилось и местное население — люди, ботаны, дуросы и биммы — которые подались в сферу услуг, чтобы удовлетворять растущие потребности богатеев, облюбовавших их планету. — Наша жди предложенья в сто тринадцать тысячей, — объявил аукционист. Оксик развернулся в кресле, чтобы вновь посмотреть на бита, на сей раз через компактный алюмабронзовый макробинокль. В свободной руке уроженец системы Клак’дор сжимал дорогостоящий комлинк. — Сто тринадцать тысяч, — бросил бит. — Сто четырнадцать, — вставила женщина, сидевшая в нескольких рядах от него. Оксик узнал ее по прошлым аукционам — служащая семьи Труви, владевшей игорным комплексом на Осеоне-7. — Сто четырнадцать пятьсот, — парировал бит. Оксик поерзал в кресле. Поразительно высокий для человека, он обладал безупречным, гладко выбритым лицом, которое не очень-то вязалось с его истинным возрастом. Лестра был тощ как скелет и имел неестественно длинные руки и ноги, однако почти все костюмы Оксика были скроены так, чтобы подчеркнуть его изящную худобу и в целом поддержать производимое им впечатление человека большого и важного. Персоны, с которой стоит считаться. Он уже выбрал место для выставленной на торги статуэтки: на рифленом постаменте из небоскреба «500 Республика», пристроенном рядом с письменным столом в его кабинете. Но Оксик не собирался платить за нее больше ста четырнадцати тысяч — даже цена в сто тринадцать тысяч была для нее чрезмерной — тем более что прекрасно подошли бы и другие лоты. Однако устоять перед соблазном было трудно. — Сто пятнадцать тысяч, — выкрикнул Лестра, огорошив сам себя. Повернувшись, он увидел, как бит шепчет что-то в свой комлинк, после чего внимательно слушает ответ. — Сто семнадцать. Толпа охнула, а Оксик разом поник. Он удержался от порыва вновь оглянуться на бита. — Наша имей сто семнадцатя тысячей, — восхищенно объявил гунган. — Кто предложи восемнадцатя? Как насчета семнадцатя-пятьсот? — Он немного подождал. — Сто семнадцатя рааааз… сто семнадцатя дваааа… — Его молоток с грохотом опустился на кафедру. — Наша продавай участнику шесть-три-семь! Собравшиеся зашлись в овации. На подиум ступил новый ведущий — фаллиин: — Следующий лот номер семьдесят один-дефис-ноль-ноль по каталогу — канделябр из главного обеденного зала гостиницы «Дарпа» на Раллтиире. Изготовлен из электрума и за последние годы подвергся значительной реставрации. Подлинность образчика доказана лучшими специалистами. Стартовая цена лота… Перестав слушать, Оксик углубился в изящно оформленный голокаталог. Лоты с Раллтиира его мало интересовали, будь они республиканской эпохи или какой бы то ни было еще. Одни восхищались предметами искусства с Алдераана или Набу, другие — артефактами хаттов. Но средоточием его собственной коллекции и вечным объектом одержимости был и оставался Корускант. Пока он пролистывал каталог, в соседнее кресло тихо скользнула Кои Квайр. — Как съездила? — спросил он. — Буднично. Сожалею, что так вышло со статуэткой. Оксик покосился на бита: — Знать бы, на кого он работает. — Можно это выяснить. — Не только можно, но и нужно. Ее народ — фирреррео — находился на грани вымирания, а потому Кои Квайр сама могла считаться коллекционной редкостью — сродни тем, что выставляли на аукцион в этом доме. Она пришла в адвокатскую контору Оксика пятнадцать лет назад — вскоре после того, как йуужань-вонгам удалось обратить коренное население Белдерона против беженцев-фирреррео, которых те когда-то радушно приютили. С первых своих дней на новом месте Кои приносила фирме неоценимую пользу: девушка обладала несравненным обаянием и интуицией, и временами только одного ее присутствия в зале суда было достаточно, чтобы склонить присяжных на свою сторону. Зная особенности фиррерреоской культуры, Оксик никогда не спрашивал ее настоящего имени, а Кои не спешила его разглашать — пусть у него и в мыслях не было использовать это знание, чтобы гарантировать ее лояльность. — Да здесь не протолкнуться, — заметила Квайр, обводя рукой зал. — Каждый аукцион теперь при аншлаге, — вздохнул Оксик. — Скажем «спасибо» президенту Даале. Едва она заняла пост, сразу же наметился всплеск интереса к поздней республикане и раннеимперским артефактам. Перекупщикам хоть бы хны, а настоящие коллекционеры страдают. — Тогда расскажу новости, которые тебя взбодрят, — негромко проговорила Кои. — Твое вложение снялось с насиженного места. Оксик возбужденно заерзал, но сумел вымолвить, не повысив голоса: — Где он? — Летит на Нар-Шаддаа — на новых ножках, которые ты ему оплатил. И тратит денежки, которые ему выделил «ГалСтрах». — К нему вернулась память? — Вероятно, да. Он улетел, не дожидаясь, когда его выпишут из «Авроры». Сомпа сделал, как было велено, и не стал вмешиваться, когда Джадак нанес полночный визит в его кабинет. Этот парень обесточил камеры наблюдения с помощью кодов, которые, как мы думаем, он подсмотрел у Рил Безант. — У психотерапевта? — Джадак был у нее на приеме. Она ненадолго отключила камеры, надеясь тем самым завоевать его доверие — или тайком снабдить его кодами, чтобы он мог взять дело в свои руки. Парень настойчивый, в этом ему не откажешь. Оксик в любопытстве склонил голову: — Да неужели он… — Он приглашал меня прогуляться по «Авроре», знаешь ли. — Почему ты отказалась? — Он заподозрил неладное, когда я рассказала о страховке. И тогда я подумала: если он будет излишне перевозбужден, это нам только на руку. Когда мы расставались, он готов был мне голову открутить. — И вновь твоя проницательность сослужила нам хорошую службу. — Джадак не стал проверять, есть ли в кабинете Сомпы резервные камеры. Или в тот момент ему уже было все равно. Он сел за компьютер Сомпы, сделал несколько запросов в ГолоСеть и в конце концов нашел записи о столкновении в небе Нар-Шаддаа. — Умно. Но зачем ему мчаться на Нар-Шаддаа? Противники Палпатина вряд ли спрятали свой клад там. Квайр пожала плечами: — Вероятно, хочет знать больше об обстоятельствах гибели своего напарника — некоего Риза. Оксик покачал головой: — Для этого вовсе не обязательно лететь на Нар-Шаддаа. — Тогда намеревается возобновить жизнь с того места, где она прервалась. Оксик поразмыслил: — Надо его брать. — Так сразу? — Не хочу, чтобы в дело влезли посторонние. — От этого никто не застрахован. — Отправь к нему Синнера. Квайр нахмурилась: — Ты уверен, что он справится? Я бы предложила кого-то более здравомыслящего. Того же Гоммана. — Он охраняет нашего главного свидетеля по торговому делу. — Коликоида? Чем же Гомман заслужил такое назначение? — Просто он самый терпимый в отношении жуков. Фирреррео кивнула: — Я сообщу Синнеру. Оксик откинулся в кресле. Новый раунд торгов должен был вот-вот начаться.

* * *

Вскоре после того, как Хан и Чубакка вернулись из Корпоративного сектора и стали возить контрабандный спайс для Джаббы Хатта, в поведении «Сокола» наметилось непостоянство. То он «выкладывался на полную» и ставил рекорд на Дуге Кесселя, то сбоил в самые неподходящие минуты, как будто намеренно привлекая повышенное внимание имперцев или сводя Соло и Чуи с повстанцами. Кореллианин не мог избавиться от мысли, что в непредсказуемости «Сокола» повинно то обстоятельство, что он, Хан Соло, — частью из умысла, частью по нужде — превратил обычный фрахтовик в хорошо вооруженный боевой корабль. Потерянные бочки с глиттерстимовым спайсом, из-за которых на него обозлился Джабба, были далеко не первым грузом, который Хану пришлось сбросить в эти нелегкие дни, приведшие его на Татуин. По временам ему чудилось, что имперские таможенные корабли прячутся за каждой планетой, к которой они подлетали, и это было недалеко от истины. Перед каждым рейсом им приходилось крепить к грузу следящие маячки, чтобы после сброса их можно было найти и подобрать. Но Хану всегда казалось, что «Соколу» каким-то образом претит участвовать в подобных занятиях. Даже возвращение к «Звезде смерти» после того, как они уже было удрали с Явина-4, казалось в равной степени идеей как Чубакки, так и самого «Сокола». Разумеется, было чистым безумием считать, что корабль — даже оборудованный троицей электронных мозгов, которые редко друг с другом соглашались, — мог принимать какие бы то ни было самостоятельные решения или отличать доброе дело от худого. Но «Сокол» и взаправду был своеволен и упрям, когда дело касалось направления и цели полета. И вот к чему привел этот внезапный поворот событий: не считая того, что удалось спасти Люка и тем самым стать косвенным виновником гибели императорского супероружия, «Сокол» фактически завербовал Хана и Чуи в Альянс повстанцев! Но самый главный свой «подвиг» «Сокол» сберег для другого раза. Незадолго до начала вынужденной эвакуации с Хота он сломался, и Хан с Леей на борту корабля были вынуждены «ползком» добираться до Беспина. Конечно, кореллианин начал испытывать чувства к принцессе еще в тот первый миг, когда повстречал ее в тюремном блоке «Звезды смерти», но лишь во время их судьбоносного полета на досветовой скорости он окончательно понял, что влюбился. В силу высокого самомнения Хан не готов был отдать «Соколу» все лавры за то, что тот свел их в вместе и сыграл значительную роль в их отношениях и последующем союзе. Но он всегда полагал, что корабль достоин эквивалента «Кореллианских кровавых полос»[16] — не только за его заслуги в годы Восстания, но и за то, что Хану Соло в конечном итоге достались рука и сердце принцессы.