Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Ну, все они занятыми быть не могут — скорее всего, просто бабла будут вымогать побольше. Вот таксист меня в ресторан сейчас и отвезет!" — бодро решил я, и отправился к белым "Волгам".
Перед входом в гостиницу толпились группки громко галдящих иностранцев. Я слышал английскую, немецкую и итальянскую речь...
"Ха!.." — осенило меня. Не сбавляя взятого темпа, я гордо протопал мимо такси, и имитируя жевание жвачки, уверенно направился к главному входу.
Вход в гостиницу бдительно охраняли трое средних лет мужичков в светловато-желтых рубашках и черных брюках.
— Извините, вы здесь проживаете? — остановивший меня один из "мужичков" был безукоризненно вежлив, и обращался хоть и по-русски, но на "вы".
— Мистер, наш номер четыреста двенадцать, я там живу с родителями — мистером и миссис Нуланд, мы из Бостона. — мой английский был абсолютно "американским", и подкреплялся белозубой улыбкой.
— Проходите пожалуйста. — бдительный страж, сохраняя каменное выражение лица, перешел на английский и вежливо посторонился, пропуская меня в манящий полумрак огромного холла.
Ну, любить Сочи я может и не любил, но раз десять в "прошлой жизни" здесь все-таки бывал. И добрую половину раз останавливался в "Жемчужине".
Так что ориентировался в гостинице я вполне уверенно. За будущие тридцать лет гостиницу будут и реконструировать, и марафетить — но, в целом, это так и останется та самая "Жемчужина", которую построили в начале семидесятых, как "интуристовскую" витрину советского туристического сервиса.
Я неспешно шел по холлу первого этажа, лавируя между возбужденными, перекрикивающимися и хохочущими в голос "интуристами". Мимо сновали озабоченные сотрудники гостиницы, сопровождающие, гиды и экскурсоводы. Иностранцы осаждали ларьки с сувенирами, щелкали фотоаппаратами, складывали свои чемоданы в непреодолимые завалы, и вели себя так... как будут себя вести и через четверть века.
Я прошел "Жемчужину" насквозь, и вышел к бассейну. До вожделенного ресторана уже оставались считанные метры, и я про себя рассуждал, стоит ли и там строить из себя американца, как услышал сзади неуверенное:
— Виктор?
Справившись с непонятно откуда возникшим желанием сигануть в кусты, я делано спокойно обернулся.
— Здравствуйте, Григорий Давыдович...
Ну конечно — передо мной был "музрук Пьехи" собственной персоной!
— Здравствуйте, Витя! А я смотрю и думаю — вы или не вы?! Вас прямо не узнать! Так вытянулись, и... — Клаймич запнулся, подбирая слово, — ...возмужали! Вот, право, неожиданная встреча!
— Почему неожиданная, Григорий Давыдович? Вот если бы мы с вами летом в Магадане встретились бы! Тогда да... А так ведь, выбор небольшой — Сочи или Ялта... Тоже рад вас видеть.
— Ну зачем вы про Магадан, Виктор! Тьфу-тьфу-тьфу... — Клаймич засмеялся.
— Да, я тоже предпочитаю солнечный Сочи "солнечному" Магадану, хоть там ни разу и не был! — засмеялся я в ответ, и продолжил без паузы:
— Григорий Давыдович, я, собственно, обедать шел — не составите компанию?!
Получилось даже лучше, чем "хорошо"! В ресторан "Хрустальный" я пришел с Клаймичем. Его тут хорошо знали, и метрдотель нашел свободный столик без задержки — хотя время обеденное, и гостей было много. В местной кухне Клаймич тоже прекрасно ориентировался, и буквально через десять минут нам уже несли малосольную форель с маслинами(!), лимоном и маслом. Из напитков принесли мне морс, а Клаймичу бутылку "Ркацители" в ведерке со льдом. Мы сходили помыть руки, и затеяли неспешную беседу "под форель"...
Выяснилось, что Клаймич приехал в Сочи неделю назад, и отдыхает здесь вместе с ленинградскими и московскими знакомыми.
— Они уехали вчера на озеро Рица, а я с ними не поехал. Во-первых, уже бывал, а во-вторых — два дня в машинах по "серпантину", вместо отдыха и моря... как-то не привлекают. Старею, наверное! — Клаймич улыбнулся.
Всё что можно, я про него в интернете уже прочитал. Сейчас "музруку" всего тридцать три года — но я бы дал все сорок. Не сказать, что Клаймич плохо выглядит — просто очень взросло. Еще эти дурацкие баки его старят, да и вес нужно было бы сбросить. А так — элегантен, интеллигентен, безупречное воспитание. Недаром мужем Понаровской был. По виду и не скажешь, что "прохиндей от шоу-бизнеса"! А может, и не прохиндей вовсе — может, прохиндеями "они" уже в мое время стали все поголовно. Не знаю, мне он приятен... А впрочем, как может быть неприятен человек, который тебе принес пять тысяч рублей?! Так или иначе, но с сердцем у него дела были неважно — умрет он в пятьдесят пять лет в 1998 году от инфаркта, прямо во время концерта. Мдя...
— До старости вам далеко. — мотнул я головой, жуя лимон, — Главное за сердцем следить, вес сбросить и бакенбарды сбрить — сразу лет на десять помолодеете...
Клаймич расхохотался:
— Мне позавчера про мои бакенбарды одна девушка сказала, слово в слово, то же самое!
— Ну вот... Значит, все верно. Осталось лишь сбросить вес — а там и сердцу станет легче! — я умел быть бесцеремонно-настойчивым. Ну не хотелось мне, чтобы этот славный мужик так рано умер.
— Говорить о диете во время обеда в ресторане как-то... — Григорий Давыдович неопределенно покрутил кистью руки.
Я засмеялся:
— Согласен. Мазохизм какой-то!
Клаймич бросил на меня быстрый взгляд, и согласно кивнул.
"Ага. Не надо, видимо, пионеру таких слов знать..."
И я перешел к рассказу о том, что сам делаю в Сочи, и где живу.
— А какими судьбами вы, Виктор, в "Жемчужине" оказались?
— Слышал, что тут хороший ресторан, вот и зашел. Сказал солидно на входе, что:
— "London is the capital of Great Britain. The full name of the country is the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland" — меня и пропустили.
Клаймич заржал так, что на нас стали оглядываться!
Обедали мы долго. После форели последовал борщ с бородинским хлебом, салом и лучком, затем восхитительно приготовленная курица с овощами, и наконец вазочка с тремя разноцветными шариками мороженого и кофе.
Следует отметить, что кухня в " Жемчужине" была бесподобна. И как бы хорошо в санатории не кормили, но их поварам до "интуристовских", как до космоса.
Принесли счет. Мои попытки заплатить или "поучаствовать" были пресечены настолько категоричной... легкой улыбкой, что я по-хорошему позавидовал физиономистическим способностям Григория Давыдовича!
Клаймич стал расплачиваться. Мне стало интересно, на сколько же мы наели в таком пафосном месте — и я напряг зрение, чтобы увидеть, сколько десяток он положит. Положил четыре — но не в этом дело.
Со мной случился реальный шок! Я вспомнил. Вспомнил то, что казалось бы невозможно забыть, будучи в здравом уме! В этом возрасте у меня в "первой жизни" стало ухудшаться зрение — слишком много читал. Очки я не носил — стеснялся, но видел вдаль уже плохо. В двадцать лет я сделал операцию в "клинике Федорова". Хотя со временем все равно пришлось носить линзы.
А сейчас я все видел! Да, когда я напряг глаза — ВСПОМНИЛ, а до этого момента даже не думал о зрении. Но зрение уже точно должно было ухудшиться. Я принялся лихорадочно переводить взгляд, стараясь рассмотреть что-нибудь вдалеке. Нет — все прекрасно вижу! И лица гостей за дальними столиками, и различаю бутылки в баре, даже этикетки на бутылках — и те вижу! Мдя...
Заметив мой, видимо, ошалевший вид, Клаймич встревожился, и стал настойчиво интересоваться, что случилось. Пришлось срочно брать себя в руки и отговариваться тем, что вспомнил анекдот — и вот теперь пытаюсь сдержать смех. Клаймич недоверчиво покачал головой, и реально пришлось рассказывать анекдот:
"Клиент изучает счет в ресторане:
— Что-то я не пойму. Салат — один рубль, горячее — два, десерт — еще рубль, бутылка вина — три рубля. Всего — семь рублей. А у вас написано: итого — десять рублей. Как же так получилось?
— Ну, значит не получилось! — с досадой отвечает официант".
Клаймич весело смеется. Официант, принесший в этот момент сдачу, тоже сдавленно хихикает.
Понятно — будет сегодня, гад этакий, выдавать на кухне мой анекдот за свой!
Мы вышли из прохладного кондиционированного(!) зала в пекло улицы, и прибавили шаг, чтобы оказаться в спасительной прохладе гостиничного холла — благо, до него было идти неполную минуту.
— Все хотел спросить... — начал Клаймич, — Отдых у вас получается полноценный? От творчества тоже?
Я насмешливо улыбнулся:
— Дорогой Григорий Давыдович! Формулируйте вопрос проще — больше вероятность получить понятный ответ... А так: "Прогнозируемое абстрагирование индивидуума от социального контекста, оказалось слишком оптимистичным"!
Клаймич задумался, осмысливая мою почти галиматью. Потом неуверенно предположил:
— То есть, творческий процесс не остановился? Я правильно понял?!
— Абсолютно. — я опять перешел на "спартанскую" манеру общения.
Но в этот раз Клаймич меня "срезал" — он улыбнулся, и спросил:
— И?!
Теперь смеялись уже оба.
— Написал одну песню — однозначно женский вариант, совершенно точно пойдет "под Пьеху".
Расслабленный и улыбающийся Клаймич как-то неощутимо изменился. Поменялся взгляд — он весь как-будто внутренне подобрался.
"Почуял добычу". — возникло в голове сравнение.
— Там у нас в санатории местный ансамбль ее уже на танцах исполняет. Ничего, народу нравится...
Клаймич недовольно поморщился при упоминании о "местном ансамбле", но тут же поймал меня "за язык":
— Так ее уже можно подъехать и послушать?
— Можно, — я не видел смысла отнекиваться, — сегодня вечером будут ее опять исполнять на танцах... А сейчас наверное репетируют в зале... — вкрадчиво закончил я свой ответ.
— Понятно... — задумчиво протянул Клаймич, — Вы ведь, Витя, сейчас наверное в санаторий поедете?
— Ну, наверное... — ответил я, еле сдерживая смех, — По такой жаре гулять вредно, наверное...
Клаймич внимательно посмотрел на меня, и... мы оба засмеялись.
— Витя — давайте я вас отвезу в санаторий, а вы дадите мне послушать песню! — перестав маскироваться, открытым текстом предложил мне улыбающийся Клаймич.
Только мы вышли из гостиницы, как в ответ на поднятую руку Клаймича рыкнула мотором одна из белых "Волг", и через пару секунд такси остановилось рядом с нами.
Дорога до санатория обошлась нам в десять рублей! Пятнадцать минут. Охренеть...
...Манит, манит, манит карусель,
Карусель любви — неверная подруга.
Манит, манит, манит карусель,
И на ней никак нельзя догнать друг друга.
Замолкли последние аккорды. Валентина и ребята напряженно всматривались в невозмутимое лицо сидящего в первом ряду Клаймича.
...Когда мы приехали, аэлитовцы и в самом деле репетировали. Этого я, честно говоря, не понимал — они и так пять вечеров в неделю играют одно и то же, зачем еще репетировать?! Ну ладно, мои песни хоть новые... Но зачем проигрывать еще и старый репертуар? Хотя, им виднее. Не мое дело...
Клаймича я официально представил, как только мы вошли. Впечатление произвело. Алик сдержанно и солидно поручкался с Григорием ибн Давыдовичем, а Валентина заметно выкладывалась, когда пела.
— Чудесно. И песня хороша, и поете вы, Валя, замечательно. — Клаймич встал и беззвучно изобразил аплодисменты, — Еще мне очень понравилось музыкальное исполнение и аранжировка. Очень профессионально, вы молодцы!
"Всех погладил, хитрый лис!" — похихикал я мысленно.
Но ребята выглядели очень польщенными, а у Валентины даже щеки заалели. Значит, попал в точку...
— Может, хотите послушать и другие песни Виктора? — предложил неугомонный Алик.
Клаймич бросил на меня очередной быстрый взгляд:
— Я бы с удовольствием — если вам несложно, и если Виктор не будет возражать? — он вопросительно уставился на меня.
Делать было нечего — я лишь согласно кивнул.
Мы прослушали по очереди "Маленькую страну", "Теплоход", "Городские цветы" и "Семейный альбом". Клаймич все слушал очень внимательно — и лишь когда Сергей запел "Семейный альбом", повернулся ко мне.
Как-то отреагировать было нужно — я пожал плечами и улыбнулся.
...После состоявшегося прослушивания мы сидели в рекреации на первом этаже, за одним из шахматных столиков. В такое время здесь никого не было, и мы могли свободно пообщаться.
— Всё, что я услышал — будет звучать. А "Теплоход" и "Цветы" будут петь. — безапелляционно вынес свой вердикт Клаймич.
— А "Альбом"? — слегка удивленно поинтересовался я.
— А "Альбом" и "Карусель" будут заказывать. "Альбом" сложен для исполнения, а в "Карусели" много текста.
— Я думаю, что "Карусель" будет популярнее. — высказался я, начиная "предпродажную подготовку".
Клаймич и не думал спорить:
— Конечно. Под нее женщины и плакать будут, и танцевать... Какие у вас, Виктор, мысли по исполнителям песен?
— "Теплоход" отдан Сенчиной, "Цветы" Боярскому, "Карусель" пока свободна.
— Почему Боярскому?! — не сдержал своего изумления Клаймич, — Песня заслуживает гораздо лучшего исполнителя... Или исполнительницу!
— Потому что заметных исполнителей в Ленинграде только трое: Сенчина, Пьеха и Боярский. — спокойно пояснил я.
— Позвольте с вами не согласиться, Витя! А Хиль, а Захаров, а Гурченко... Да я вам десяток имен назову! И все как певцы достойнее Боярского...
— Скорее всего, вы правы... — покладисто согласился я, — Но он популярен сейчас, и его популярность растет — и будет популярен он еще лет двадцать... Поэтому моя песня в его исполнении станет рекламой мне — а в исполнении Хиля она станет рекламой самому Хилю.
Клаймич помолчал с минуту, осмысливая мои откровения:
— Эдита споет ее лучше.
— Тоже может быть — зато Боярский не споет "Семейный альбом"! — я примиряюще улыбнулся.
— Причем тут Боярский?! Пьеха полноценно, и лучше любого Боярского, споет ОБЕ песни!
— Не спорю, но пока у меня только эти песни. А на "Песне года" две песни одному певцу петь не дадут. И три песни нового автора вряд ли прозвучат. Поэтому и исполнители, и песни должны быть такими, чтобы ОНИ просто не смогли бы их не пропустить на "Песню-78"!
Я поерзал на жестком стуле, и продолжил:
— Сенчина попадет на "Песню" и с "Маленькой страной" — но с "Теплоходом" это будет убедительнее. Боярский там сможет оказаться только с "Городскими цветами", а у Пьехи с "Альбомом" ситуация самая слабая. Поэтому я решил написать для нее вторую песню.
Клаймич напряженно слушал... или думал... Мне не оставалось ничего иного, как продолжить:
— Вот и получится — три основных ленинградских певца с потенциально победными песнями. Здесь придется закрыть глаза, что автор один. И что это никому не известный сопляк из восемьдесят первой школы Василеостровского района.
— Песня отличная. Мы с удовольствием ее возьмем. Но почему только ленинградские певцы? В Москве есть певицы популярнее Пьехи, которые с удовольствием ее купят. — Клаймич уставился на меня напряженным взглядом.
— Потеря темпа. — любезно пояснил я, — Я не знаю их, они не знают меня — а до финала всего полгода. Пока познакомимся, пока договоримся, пока запишут, пока начнут "крутить" песню... Да я и не собираюсь ни для кого писать в будущем. Буду создавать свою группу — а для этого нужно имя и деньги!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |