Произошедшее меняет весь окружающий мир нападавших, за секунду они превращаются из охотников вышедших на очередной промысел, по сути — рутину, в животных, на которых начали охоту. Лишь гневный окрик темноволосого главаря не позволяет им разбежаться: неприятель уже слишком близко, чтобы показывать ему спины.
В этот момент Ход ощущает, как по его спине начинают бегать мурашки, но это не страх, а что-то похожее на эйфорию. Он кожей чувствует мощь и силу двоих идущих рядом с ним: один закаленный профессионал, для которого каждый бой это как картина для художника: в ней выверен каждый мазок его кисти и каждая, должна быть лучше предыдущей — в этом смысл его жизни. Второй — бездумная машина для убийств, впитавшая большую часть опыта первого художника, но не мастерства. Откуда-то из глубин начинает подниматься волна гнева: перед его глазами встают тела женщин и мужчин, которых пытали изверги, решившие, что также могут замучить его Миранду, Велинду, Лику, Старого, доктора и других доверившихся ему людей.
"Смерть палачам женщин!!!" — это кричит уже не он, а кто-то другой.
Крик Хода, произнесенный на незнакомом здесь языке, объединяет его, Руфима и "куклу" с людьми Буры в один организм.
Перед Ходом оказывается черноволосый. Его меч рассекает воздух, грозя отрубить плечо мага, но вязнет в небольшом воздушном щите, что невидимой стеной прикрывает левую часть туловища Хода. Одновременно маг протыкает своим мечом грудь неудачника.
Мастер Руфим пропускает меч одного из разбойников над собой, левой рукой, вгоняя открывшемуся врагу свой тонкий клинок в одному ему известную точку на животе, одновременно правой парируя удар второго противника. Еще доля секунды и скрещенные мечи, повинуясь воле мастера, идут немного вверх и вбок, а освободившийся от плоти первого разбойника клинок, протыкает бедро второго.
"Кукла", не мудрствуя лукаво, бьет мечом первого попавшегося. Противник пытается парировать удар. Но что может обычный меч против двуручника, разогнанного до скорости вдвое большей, чем одноручник? Оружие врага вырывается из рук хозяина, попутно отсекая ему часть плоти на руке. Одновременно вторым мечом "бревно" протыкает туловище противника, рассекая ребра с самого боку, там, где нет жизненно важных органов. "Бревно" знает куда ударить, чтобы убить наверняка, но вот искусству только ранить его не учили, так что он вынужден действовать по наитию.
Все это происходит за две первых секунды боя. Противник лишается сразу четверых. Остаются семь. За последующие несколько секунд мастер Руфим выводит еще двоих из строя, а "кукла" нанизывает еще одного. Из четверых оставшихся двое вязнут в безнадежном бое с Бурой и его людьми, а двое оставшихся пытаются бежать. Руфим разочарованно оглядывается: ему нужно еще столько же, чтобы только начать входить во вкус.
* * *
Ход
Больше всего меня беспокоит отсутствие антибиотика. Любые планы могут пойти насмарку от какой-нибудь случайности. Большинство здесь привыкло жить с такими рисками: ведь даже самые лучшие лекари не всесильны. Я говорю "большинство", потому что, как и в моем мире, элита здесь не привыкла отдавать свои жизни и жизни тех, кто им дорог на волю слепого провидения. Дело в том, что местная медицина здесь все-таки располагает оружием последнего боя со всеми болезнями сразу. Это универсальный антибиотик настолько широкого спектра действия, что местная цивилизация не знала болезней, которые бы не вставали перед ним на колени. Растение, цветущее раз в несколько лет, выращиваемое годами под присмотром избранных, в особых условиях, где малейшее отклонение микроклимата грозило гибелью этому маленькому кустику. Именно его цветки, пройдя через десятки неведомых процедур, известных лишь нескольким посвященным, в конечном счете, превращались в кристаллический порошок, способный переливаться всеми цветами радуги в лучах местного солнца. "Исмея" — произносили губы обреченных больных — предел их жизненных мечтаний.
Эксклюзивным поставщиком Исмеи являлось государство Имшар, располагавшееся в самой западной части материка. Насколько бы богат не был купец, насколько бы влиятелен не был чиновник, насколько бы силен не был полководец, они не смогут купить Исмею. Имшар продавал свой уникальный продукт только действующим королям. А все остальные зависели от милости и доброй воли своего государя. Таким образом, этот порошок становился одним из столпов цементирующих всю современную политическую карту мира. При этом, Имшар не пытался диктовать свою волю другим государствам, опираясь на свой уникальный продукт: им было все равно кто, где и как займет трон. Произойдет ли это во время государственного переворота, путем подкупа, отравления или завоевания другим государством — есть лишь одно правило, которое нельзя нарушать: Исмею нельзя перепродавать.
Полсотни лет назад правитель одного из небольших королевств, что располагались на севере, в целях частичной компенсации расходов на покупку Исмеи (а такие расходы для любого королевства всегда были немаленькими — все правители понимали, что платят не только за уникальность продукта, но и за эксклюзивность прав на его приобретение) решил тайком продать часть порошка своей гильдии торговцев по пятисоткратному весу самого дорогостоящего камня этого мира — амрилла.
Тогда Имшар объявил ультиматум: пока голова того правителя не окажется на воротах его столицы, а его род не будет отстранен от управления государством, Имшар не продаст ни грамма Исмеи — никому и никогда.
Предприимчивый неудачник не просидел на троне и трех делим, как был сметен ближайшими и дальними соседями, а государство его было разграблено, а потом поглощено.
Прогресса с антибиотиком у нас пока нет. После бойни на поляне, а по другому это назвать никак нельзя — у нас ни одного пострадавшего. Так вот, после бойни у нас двое пленных — те самые, что хотели дать деру. Сбежать они, понятно, не смогли, неслабо приложившись тыковками о мой купол. Остальным повезло меньше. Бура и его люди, чтоб им икалось ночью, зарубили тех двоих, что достались им жребием войны. Но уж если откровенно — не мне их обвинять: мой противник, по совместительству главарь этих моральных уродов, дал дуба так и не предоставив свое бренное тело для экспериментов по поиску антибиотика.
Наиболее технично сработали те, на кого и был расчет: "кукла" и мастер Руфим — все их противники успели прожить три-четыре дня. Доктор некоторым даже успел дать два порошка.
Впрочем, все бестолку. Антибиотика среди образцов не оказалось и изначально несовместимые с жизнью раны садистов-пыточников сыграли свою роль.
Еще один аспект, который меня волнует — деньги. Их у меня осталось не так уж много. Моих прежних накоплений, заработанных в бытность мелким торговцем, не хватило бы на аренду двух домов в Холме (себе и доктору) до сегодняшнего дня. Но встреча с лесными разбойниками произошедшая в ту памятную поездку с Мирандой, плюс с еще несколькими группами, несколько позже, пока моя "кукла" проходила обкатку, поправила мои финансовые дела. Так что еще год об аренде домов мне и доктору, можно было не думать. Как и о прочих мелочах связанных с проживанием: вроде еды и удовлетворения элементарных потребностей.
Другое дело, что нельзя было сидеть на месте. Нужно готовиться к неминуемому противостоянию с государственной машиной Форлана. А конкретно, с попытками Тайной стражи убить меня, которые, я уверен, обязательно будут. Именно поэтому мне нужны люди Буры: не важно насколько практически они будут готовы использовать опыт Рондела, важно другое: на сколько теоретически они будут готовы просчитать действия тех, кого пошлют меня убивать. Методы Тайной стражи и образ мышления их убийц — вот, что действительно важно.
Для всего этого нужны деньги на оперативные расходы. И их весьма любезно предоставил мне подвернувшийся в Меардаре Варлас. Запас "чистильщика" составлял 400 с небольшим золотых — не самая малая сумма, которую мне удалось добыть в трех известных лишь ему тайниках, припрятанных на "черный день".
Восемьдесят монет я оплатил в качестве аванса Буре и его людям вдобавок расходы на их экипировку составили еще 20 золотых. Сто пятьдесят золотых мастеру Руфиму. Пятьдесят на содержание Старого и Лики — этого им надолго хватит. Подготовка к этому путешествию, включая покупку всего необходимого: начиная от телег и лошадей и заканчивая столовой утварью — еще 20 золотых.
Как можно видеть, золото в этом мире не имеет столь высокую покупательную способность, как я себе это представлял, ориентируясь, поначалу, на средневековье моего мира. С другой стороны: оно все равно здесь является мерилом высшего достоинства в рамках денежного обращения. Именно денежного — драгоценные камни, конечно, стоят дороже.
При этом, имеет место большой разброс в ценах. Если в Саниме на золотой можно лишь снять себе на день номер с полным пансионом, то обыкновенный крестьянин на периферии Форлана на этот золотой может жить и питаться на постоялом дворе более трети местного года, если же пищу он себе будет покупать на местном рынке у таких же крестьян, то полгода абсолютного ничегонеделания ему обеспечены.
При этом, нужно понимать, что Саним — дорогой город, и если средней руки торговец может позволить себе безбедно жить и работать, скажем, в Рурке, по численности населения даже немного превосходящем Саним, то в столице он разориться на жилье и питании. Думаю, делается это намеренно, чтобы сливки общества, выходя на дневной променад, были уверены, что встретят на улице лишь достопочтенных людей, а для прочих убогих, кому благосостояние не позволяет даже сходить в местную забегаловку, есть средний и нижний город.
Так вот, на сегодняшний день мой оперативный запас составляет около 120 золотых. Не так уж много, учитывая, что через несколько месяцев я должен буду выплатить наемникам оставшуюся часть оговоренной суммы. Поэтому вопрос о дальнейшем финансировании моих планов стоит ребром.
Изначально решение проблемы я видел в подделке денежных бумаг сверхвысокого достоинства. Как так? — спросите вы. А как же мерило высшего достоинства?
Все просто. Поскольку стоимость одного золотого недостаточно высока для масштабных денежных операций, которые порою происходят между государственными структурами Форлана, крупными купеческими гильдиями или гильдиями ремесленников, местные финансисты выпустили бумажный эквивалент 100 золотых монет. Безусловно, выпуск такой купюры был бы не возможен без использования магической составляющей. Ключевым элементом жизнеспособности банкноты, как ни трудно догадаться, является невозможность ее подделать.
Уникальность ее выпуска достигается следующим образом. Маг, находясь в специальной комнате, впадает в измененное состояние сознания (4) и мысленно воссоздает в видимый лишь ему рисунок, но помещает его не абы куда, а внутрь уникального прозрачного кристалла имеющего ячеистую структуру. Кусок этого кристалла умышленно не подвергается какой-либо обработке, его оставляют именно таким каким и нашли внутри породы. В результате форма кристалла сохраняет свою причудливость и неповторимость, а поверхность — уникальную хаотичную структуру. Проецируемый внутрь кристалла рисунок обретает видимые черты, а кристалл тысячекратно его преломляет. В результате вся комната расцветает множеством уникальных фигур: на ее стенах можно увидеть как разноцветную кривую толщиной в пол человеческого волоса, так и нагромождение деформированных многоугольников каждый из которых содержит в себе десятки цветов. В общем, человеку из моего мира проще представить, что каждый квадратный сантиметр проекции похож на то, что мы привыкли видеть в калейдоскопе, но невообразимо более детализированный и усложненный.
В определенном месте той комнаты находится кусок светочувствительной бумаги. Через некоторое время рисунок "переходит" на него и, вуаля — купюра готова.
Никаких дополнительных цифр или букв на нее не наносится — в этом просто нет необходимости. Каждый кто работает с такими бумагами знает этот рисунок наизусть и любая подделка будет выглядеть для него настолько неубедительно, насколько для искусствоведа специализирующегося на творчестве, скажем, Боттичелли будет неубедительно выглядеть рисунок написанный детской рукой в общих чертах пытающийся имитировать какой -либо из шедевров художника.
Откуда мне это известно? Процесс производства этих денежных купюр не держится в секрете по причине того, что физически повторить этот рисунок просто невозможно.
Допустим "фальшивомонетчик" достанет светочувствительную бумагу, к созданию которой прикладывает руку, как я понимаю, не один маг.
Дальше ему нужно найти того уникального мага, который проецирует рисунок в кристалл. При том, что тот, кто этим занимается, известен лишь двоим-троим, включая короля. Это может быть кто угодно — даже Архимаг. Допустим, кому-то удалось его вычислить, похитить и заставить воспроизвести рисунок. А дальше? Где взять кристалл абсолютно идентичный тому, что используется в качестве печатного станка? Как вы думаете, существуют хотя бы два обычных камня с абсолютно идентичной структурой?
В ходу такие купюры только среди "юридических" лиц, то есть объединений людей. Даже самому богатому купцу никто не позволит расплачиваться такой купюрой за что-либо, не говоря уже о том, что список "юрлиц" где их принимают, крайне ограничен и все друг друга знают.
Поэтому включать эти купюры в денежный оборот можно только формально — фактически их используют лишь избранные в масштабных денежных операциях.
Когда я вник во все эти детали, то понял, что подделка этих купюр даже для меня с моими уникальными магическими возможностями невозможна, ибо тут непреодолимым препятствием служит сама природа с ее разнообразием всего сущего. А вот вопрос о производстве золотых монет для меня вполне уместен.
С появлением книги Меннеля я получил возможность практиковаться в сложных преобразованиях(5). И конечным результатом одного из трех примеров трансмутации, описанных великим теоретиком, как раз таки является получение золота.
Для местных магов трансмутация вещества до золота лишена какой-либо практической целесообразности: выход металла по отношению к затраченному времени будет настолько мал, что архимаги 14-15 уровней заработают это "золото" продавая свои навыки, куда как за меньший промежуток времени. Другое дело — я, со своей чудовищной пропускной способностью. Есть на этом пути правда одна закавыка: золотые монеты имеют определенный рисунок, но его дублирование — для меня с моими магическими возможностями явно преодолимо.
Ладно, вернемся к делам более приземленным. Мы уже второй день как съехали с тропы. Продвижение наше замедлилось в несколько раз. Порою приходиться объезжать буреломы. Иногда задерживаемся, пока мужчины распиливают стволы упавших лесных гигантов, преграждающих путь телегам. Избегаем низин, так как боимся, что лошади не вытянут потом наверх, да и сами телеги к сильным кренам не приспособлены. Даже если появляется относительно ровный и чистый от препятствий участок, едем все равно медленно: впереди всегда кто-то идет и смотрит, не торчит ли корень дерева слишком сильно, не спряталась ли в траве коварная коряга, ибо поломка колеса будет стоить минимум день задержки, а о поломке оси я даже думать не хочу.
