Оскол

На бегу единичные крысы почти не доставляли забот, маленькие стайки лишь грозно светили зубами. Но стайки эти росли, множились, объединялись в хищные ручейки и наконец зверье вывалилось из очередной дыры на пути.

Огнеметы сожгли голодную кучу двумя выстрелами. На короткое время пламя сковало грызунов, и лишь самые предприимчивые из них лезли через огневой заслон, неотрывно преследуя нас.

В одном подозрительном переходе, где мы не могли двигаться в полный рост, блеснул красным эбонитовый прибор и Волхов развернулся.

— Стой! Назад!

Инерция протащила метров на пять. Мальцев, глядя в еще свободный путь назад, закричал:

— Бросай, Костя!

Волхов кинул в темноту ярко-серебристый шар, и мы рванули. Назад. Быстрей назад! Горииванов пустил зачистное пламя. Под ногами захрустели горелые тушки. Обратный путь был особенно мучительным.

В конце очередного коридора я упал, накрыв телом что-то плоское и металлическое.

— Капитан! — заорал я Мальцеву, светя в железную, похожую на мину коробку. — Здесь штука странная...

— Не трогай! — Мальцев топтался в проеме, около изготовившегося огнеметчика. — Это мы ловушки ставили.

— На кого?

— На Гитлера. Быстрее, Саблин, ходу!

Везло нам страшно долго, несмотря на близкую, угадываемую по бесчисленным шевелениям за спиной, грозную массу. Плутоновские амбалы, разворачиваясь, отгоняли ее, но заряды уже были на исходе. Один баллон пуст. Прыгавшие из темных щелей крысы хватали за рукава и ноги, а более сноровистые кидались прямо в лицо.

Сначала прокололся 'гопник'. Прокололся глупо, споткнувшись о проволоку. Задавив пяток набросившихся тварей, он отбился, но рука и бок сильно пострадали. Его подхватили и поволокли вперед.

Лиходея атаковали у входа в огромный зал десятиметровой высоты. Ефрейтор, бежавший за огнеметным командиром послушным дауном, внезапно оттолкнул Горииванова и первым выскочил из тоннеля.

Но и Лиходея отбили у врагов. Мальцев, размахнувшись, бросил последний шар. Его яркий свет в колеблющемся вое буквально сметал крысье. Звери скрюченно ползали и делали слабые попытки убраться подальше от сверкания.

Темная пустота огромного зала взрывалась огнем. Мы пробивались к центру подземной площади. Те из крыс, что хлебнули горячего вблизи тоннеля, медленно разворачивались, то и дело, ломая строй. Но другие, только что просочившиеся из подземелья, мягко шлепались о бетон и длинными прыжками неслись к нам. Горииванов стоял позади всех и, пока огнеметчик дергал заевший клапан, бил крыс из двух пистолетов сразу. Можно было только дивиться цирковой скорострельности майора — кака стрелял он сразу с обеих рук, виртуозно меняя обоймы.

— Пикет в сотне метров, огня дай! — закричал грязный и страшный Мальцев.

Клапан, словно испугавшись, стал на место и 'плутоновец' дал с колена длинную огненную струю.

Мы втянулись в коридор, минуя путаницу разваленных скаток железной проволоки. Горииванов шел замыкающим, водя ствол огнемета за белым светом шахтерской лампы и не стреляя. Очевидно, и его баллон почти опустел.

Серые перекрыли коридор. Теперь одно могло помочь — бегство. Может, появится спасительная дверь? Или окно? Или хоть какая-нибудь форточка? А-а-а! Ч-черт! Резкая боль подожгла ногу, заставляя прыгать и махать сапогом. Тут же Волхов сбил вцепившуюся гадину.

— Бежать!

Одолев десяток шагов, я понял, что не ходок. Наверное, подрезала сволочь зубами какую-то жилу и теперь сотни стеклянных лезвий впивались в горячую от крови ногу. Взяв автомат наизготовку, я дождался появления орущего серого клубка и уже не берег патроны.

Я стрелял, сидя в луже крови.

Я бил по наплывающему из глубины тысячеголовому жрущему зверю.

Я драл его свинцовыми когтями в маленькие разлетающиеся ошметки.

В сотни рваных кусков.

А когда щелкнул пустым железом затвор, чьи-то руки потянули меня за ворот, по скользкому полу. Вперед под слепящим лучом, невесть откуда взявшегося прожектора.

— Свет! Свет есть! — закричали впереди, и одна за другой стали зажигаться яркие желтые звездочки.

Больно ударив о порог, меня втащили в неизвестную комнату. Горииванов клацнул рычагом, и металлическая дверь запечатала нас наглухо.

Первое время было слышно, как возятся с огнеметами 'плутоновцы', как Мальцев хлопает дверцами металлических шкафчиков и как стонет Лиходей. Однако вскоре все угомонились, разбредшись по углам. Один Горииванов считал что-то вслух, но потом утих и заснул на топчане.

Сначала я не ощутил необычность обстановки. Но, присматриваясь, меня стало одолевать странное чувство, будто попал на аттракцион с диковинными вещами. Я перелистал брошюрку по технике безопасности, которая зачем-то объясняла, что 'обвязывать колени утопленника следует крест-накрест'. На длинном стеллаже упорядоченно лежали противогазы, один из которых был явно не для человеческой головы, да еще с двумя шлангами, рядом — трехпалые резиновые перчатки.

Нарисованное масляными красками окно на глухой стене изображало двор-колодец и хотелось подойти к нему, чтобы поправить нарисованную форточку. На Феликса Дзержинского, с усталой грустью рассматривающего схемы боевых построений крыс, строго взирал старик в ливрее — его фотокарточка располагалась напротив.

Даже голова немного закружилась от таких сюрпризов. А может от потери крови? Мальцев, перевязывая мне ногу, хмурился:

— Да, подъели тебя маленько!

И заставил выпить растворенные в воде таблетки.

— Странно тут у вас, — сказал я, разлядывая синюю табличку с надписью 'ОСКОЛ. Образцовый подучасток ?7'. — ОСКОЛ — это что?

Капитан пояснил:

— Особая Комендатура Ленинграда. Комендатура, стало быть... Особая, потому что контингент тоже особый. К примеру, тех что 'плутоновцы' гоняют. Ну, ты их сам видел.

— А что, и другие есть?

Мальцев пожал плечами.

— И другие есть. Вообще, всякие есть. Потому, наверное, отдельные несознательные личности у нас расшифровывают 'контору', как ОСиновый КОЛ. Но это глупое хохмачество.

— А здесь у вас что, узел обороны?

— Да нет, это сборный пункт, — капитан засмеялся. — Обычный старый подвал.

— Подвал? — Я показал на выложенные тесаным камнем стены. — Это нижний ярус крепости или монастыря. Так строили монахи при шведском короле Густаве Ваза. Кладка по датскому способу, но камень уложен на раствор с вкраплениями слюды. В середине шестнадцатого века.

Мальцев выпучил глаза.

— Ты что, архитектор?

— Историк. По довоенной профессии. Диссертацию даже начинал писать.

— По крепостям?

— Нет, — я хмыкнул, — по гидротехнике Петербурга восемнадцатого века.

— Да уж, — капитан в задумчивости потер затылок. — Слушай, а ну глянь сюда.

Он живо подхватился и, отодвинув самодельного вида пожарный щит, ткнул пальцем в стену:

— Оцени!

Одного взгляда, брошенного на барельеф, хватило, чтобы потерять душевное равновесие. Это было изображение Мана ― дохристианского божества чуди, ― переделанного в католического святого Климента. Подобное изображение в запасниках Университета охранялось, как Боевое Знамя.

— А что у него за функции, у этого твоего Мана, — осведомился капитан. — Чем он помочь способен?

— Помочь? — Я рассмеялся. — Ну, против Калмы — бога загробного мира — с мертвецами поможет. Против черного духа болот еще. Кстати, от крыс спасает. Согласно верованиям чуди, крысы — это души убийц. А еще, в качестве святого Климента, сторожит ворота между Божьим светом и адом.

— Пограничник, что ли? — без улыбки спросил капитан.

— Ну, вроде того.

Мальцев поразглядывал меня, спросил о ранениях и, узнав, что я 'вообще-то везучий', удовлетворенно велел отдыхать. Сам он так же улегся на стопку спортивных матов рядом с храпевшими огнеметчиками. Я обратил внимание Мальцева на щель между дверью и стеной.

— В палец будет, товарищ капитан. Залезут еще.

— Табличку повесь, чтоб не тревожили, — Мальцев повернулся на другой бок...

— Вставай, победу проспишь!

Голос Мальцева избавил меня от спокойствия еще до пробуждения. Мрачная готовность читалась на его лице, стягивая редкие брови в одну изогнутую линию. Он держал наизготовку телефонную трубку и, как только из нее послышался невнятный шум, сразу начал говорить.

— Да. Нет. Пройти не удалось по непредусмотренным вводным...

Половина того, что говорил капитан, была мне непонятна. Речь шла об энергозаслоне, аргентированной воде и даже о призраках. Часто поминались некие руны и орверы. Да и чёрт бы с ними, с этими орверами, если бы не заговорил капитан обо мне и даже поручился, что я, мол, 'подхожу'. Сильно мне это не понравилось. Закончив разговор, Мальцев подозвал меня к столу, велев повторить для всех ахинею про Манна-Климента.

— ...И таких изображений должно быть три, — закончил я рассказ. — Они образуют вписанный в крепость треугольник, так называемый 'щит силы'. Ну, по верованиям древних, конечно.

— Это хорошо, — почему-то обрадовался Горииванов, — а на каком расстоянии действует щит?

— Да вы что, товарищ майор, это же мифы. Средневековые суеверия!

— Ну да, ― сказал майор. — И согласно суевериям, какое расстояние?

— Не знаю я. Помню, что по углам треугольника существуют какие-то петли, вдоль которых можно идти целый день без опаски.

— Тогда идем по петлям, — Мальцев решительно поправил ремень. — Объявлена тревога по периметру Лахта — Пискаревка — Шафировская дорога от северного берега Невы. Все туда коротким путем через недостроенный тоннель метро. Ты, Саблин, тоже пойдешь с нами.

Мне это ни о чем не говорило. Хоть к метро, хоть к автобусу, лишь бы наверх попасть. За часы, проведенные под землей, стало казаться, что я здесь родился, вырос, состарился и умер. Только вот организм этого еще не знает, поэтому рефлекторно шевелит конечностями.

— Вы, ребята, уж не испортите все, очень прошу, — гудел Мальцев, затягивая поясной ремень ефрейтору. — Тут километр всего. Потихоньку. Помаленьку. Без приказа никуда не суйтесь, ладно? — Зажатый ремнем Лиходей ответил дебильным смехом, а я кивнул и стал в колонну за огнеметчиками.

Колодец, оказавшийся первым препятствием на пути, был выложен старым, царским еще кирпичом. Он имел вид груши — узкое горло вверху и широкое днище с твердым покрытием. На удивление быстро отбили у этого твердого покрытия здоровенный кусок. Под ним была сетка.

Я брезгливо поморщился. Городское дерьмо когда-то текло сюда и на сетке окаменело то, что не протекло сквозь ячейки. Думать же о том, что проскочило и теперь ждет нас внизу, вообще не хотелось.

Перед спуском натянули противогазы. Правда, и без того плохая видимость в противогазе стала вообще никакой. Однако Горииванов видел в темноте будто кот. Другого объяснения, что он отыскал в липкой темноте столь малое отверстие, я так и не подобрал. Нормальный человек не нашел бы и с фонарем.

К лазу мы подтянулись, как слепцы, держа за плечо впереди идущего, и постепенно растворялись в черной пасти.

Гориивановцы, ефрейтор, Саблин, Волхов, — считал Мальцев прибывавшие головы и последним помог залезть 'гопнику' в подъемно-спусковую клеть, как у шахтеров. Тронулись. Да, не доводилось мне кататься на лифте в преисподней.

Мальцев и Костя затеяли спор, а остальные принялись чистить оружие. Были необычны их револьверы: толстая ручка в изоленте, перевитое блестящей спиралью дуло и двухзарядный барабан.

— Товарищ старший лейтенант, у вас соли не найдется? — спросил Костя. Невзирая на металлические стерженьки, добавленные в голос для монолитности, его баритон вполне заметно дрогнул.

Сразу же отреагировал Горииванов:

— Что там у вас?

Мальцев ворохнулся в глубине и ответил, словно его душили:

— Костя, б..ь, батарею сжег.

— Ну, так замени, полный комплект был.

— Накрылся комплект.

Глянув на расплавленные электрические штуковины в мальцевской горсти, майор сумрачно заметил Волхову:

— Я понимаю, э т и лопухнулись, но ты...

Сломленный горем Костя бил по ящику и, когда посыпались искры, засиял и сам.

— Тут еще на пару включений осталось! — Тыкал он волшебный сундучок всем под нос, и такая шла от него радость, будто нашел последнюю из аванса трешку.

— Уйди куда-нибудь, — попросил майор, — обойдемся. Заряд на 'железку' сохраним.

Спустившись вниз, мы остановились около ржавой балки, поддерживающей грузный свод. У железного основания конструкции отряд разделился — Костю и 'гопника' Мальцев послал в обход. Но видать уж день такой выпал Косте — в темноте он упал и разбил прибор. Мальцев почему-то воспринял разбитие как должное, брызнул светом фонарика по осколкам и отошел.

Когда пошли вперед, я заметил, что мои спутники изрядно опасаются чего-то. Не верить в эти страхи не было повода, и вместе со всеми я слушал подлые скрипы и шорохи, вжимался в бетон, маскируясь, и нервно вскидывал автомат, завидев подобие чего-то движущегося — даром, что патронов не было. Мы без проблем дошли до узкоколейки, смыкнувшись только раз, когда Мальцев вляпался в синюшную пакость, мигом съевшую его сапог.

'Железка' виднелась метрах в пятидесяти. Полотно частью просело, частью наоборот — вздыбилось, делаясь похожим на убитого врасплох ребристого змея. Вагонетки с грунтом лежали около рельс, и неподалеку от проходного щита виднелся безнадежно поломанный вагончик. Давила тишина и показалось вдруг, что спрятался в ней кто-то страшный с длинными руками наизготовку.

— Чё там интересного? — присел рядом 'гопник', обративший внимание на мое усердное вглядывание.

— Да не по себе как-то.

— Ничего, не дрейфь.

И ушел. А я остался думать, что у него произошло с лицом. Хотя, какое там лицо — пародия на человека. Я отложил загадку на потом. Не время отгадывать, да и народ подтягивался, готовясь к последнему рывку.

Неширокая полоска перемешанной с камнем земли, десяток бревен, раздавленное кресло. Все. Что в таком пейзаже нервировало подземный осназ — тяжело догадаться. Но с этим занятием я давно покончил и безропотно подчинился указаниям: не оглядываться, на бегу кричать, а если рядом бегущий упадет — не останавливаться ни в коем случае.

Первый, пошел! Второй, пошел! Вперед!

Чавкает под ногой вязкий грунт. Бежать!

Подлетает вверх сбитое Лиходеем кресло. Вперед!

Спина Мальцева исчезает, как сбитая ростовая мишень, и я, сходу забыв наставления, кидаюсь к нему.

Чья-то рука удерживает меня и бросает вперед. Бросает очень метко, прямо к неведомо откуда взявшейся дрезине. Взобравшись на нее, я обнаруживаю еще пятерых. За мной прыгнул Костя, и железная телега тронулась, проехав метров двадцать. Мальцев показался минуту спустя.

Он шел очень медленно и, не подходя вплотную, остановился. Дрезина ощетинилась оружием. Капитан воспринял это спокойно. Более того — снял пояс с наплечными ремнями и положил перед собой. Костя, не отрывая взгляд от командира, осторожно включил прибор.

— Все нормально, — облизал он пересохшие губы.

Горииванов опустил пистолет.

— Мальцев, ты?