Час перед рассветом

Впрочем, в день штурма я поняла, что мои предыдущие жалобы были глупы. Теперь мне стало ещё тяжелее. Во-первых, весь день мои нервы были натянуты, как струна, из-за готовящейся атаки. В середине дня к нам стали поступать первые раненые. Тогда я впервые поняла, что мелкие ушибы и царапины, которые я залечивала раньше, — это не совсем то, чем мне предстояло заняться сейчас. Конечно, я знала достаточно плетений — в том числе и для лечения тяжёлых ранений — но лишь в теории. Но, рассудив, что деваться всё равно некуда, а практика мне тоже нужна, я приступила к работе. Помещение постепенно наполнилось запахом крови, пота, грязи. Оказывая помощь первому раненому вампиру — у него были жуткие ожоги на голове и на теле — я едва сдержала рвотный рефлекс. Со вторым было полегче, с третьим — ещё легче... А у четвертого была глубокая рана в бедре, и, чтобы оказать помощь, мне пришлось раздеть его. К счастью, сам раненый находился без сознания и не видел ни отвращения, ни краски смущения на моём лице. Про себя я вновь возблагодарила чепец с широкими полями — часть наряда лекаря — который закрывал все гримасы, которые появлялись на моём лице в тот день. Пару раз я с трудом удержалась от того, чтобы не упасть в обморок — когда к нам принесли вампиров с распоротыми животами, выставлявшими на всеобщее обозрение их внутренности. Я потеряла счёт тем, кого я спасла; мой фартук был целиком покрыт бурыми пятнами засохшей крови. Не знаю, сколько раз за этот день я повторила самой себе, что я просто должна это сделать, чтобы не вызвать подозрений. За несколько часов тяжёлой работы, когда я ни разу не присела, я постепенно абстрагировалась от стонов, криков, жутких ран и лишь методично делала своё дело. Несмотря на то, что мне претила мысль о том, что я сейчас спасаю жизни врагов, я отдавала себе отчёт, что не смогла бы хладнокровно убить их, раненых и беспомощных. Просто не хватило бы духу.

Краем уха я слышала, как не очень тяжело раненные рассказывают Нарциссе о том, как проходил штурм. С удовлетворением я услышала, что взять Ормонд вампирам так и не удалось. Обороной руководил Оффали, и люди дали достойный отпор. С крепостных стен они и поливали врага раскаленной смолой, и стреляли по вампирам... Правда, нельзя было не признать, что долго так Ормонд продержаться не сможет, среди людей было сегодня много погибших. Ещё одна или две атаки — и осаде конец. Плохо, очень плохо. Мне надо спешить.

Я занялась очередным раненым. У него глубоко в груди засели две стрелы. Разрезав на вампире рубаху, я убрала лоскуты ткани и, крепко взявшись за древко, выдернула сначала одну стрелу, затем другую. Раненый дернулся и застонал — я не старалась действовать осторожно. Затем я наполнила энергией обеззараживающее плетение и отправила его прямиком в раны. Формируя второе плетение — заживляющее — я пропустила момент, когда ко мне подошла Нерисса, и очнулась, лишь когда услышала её командирский голос:

— Привезли пленных. Закончишь с этим — возьми фляги со стола и отправляйся в подвал к пленным.

— Зачем? — не поняла я. Мой голос прозвучал монотонно и равнодушно.

Она раздражённо ответила:

— Раненым нужна свежая кровь, причём человеческая! Пленные для этой цели вполне подойдут. Только не убивай никого. Скот следует поберечь.

Она отошла, не заметив, как я заледенела. Она только что велела мне перерезать вены пленным ормондцам, чтобы получить кровь для вампиров?! Позвоночнику внезапно стало очень холодно, а мои руки задрожали. Я не смогу! Одно дело — помогать раненым, и совсем другое — резать живых людей! И ещё это высокомерное "скот". Вот как вампиры относятся на самом деле к людям. Вся их вежливость — лишь шелуха, которая сползает при любом удобном случае. Мы для них — просто животные, и ничего больше. Как же это мерзко... Как же Хель может им покровительствовать? Есть ли в этой расе вообще хоть что-то хорошее?!

Вампир перестал стонать и замолк. Я была вынуждена подняться и пойти исполнять приказ. Не выполнить нельзя — низшие вампиры подчиняются высшим... На негнущихся деревянных ногах я подошла к столу, взяла оттуда несколько больших фляг с закручивающимися крышками и отправилась к лестнице в подземелье. Каждый шаг давался мне с трудом, будто я шагала к эшафоту. Что же делать? Неужели я пойду на это? Сделаю всё, что потребуется, чтобы не раскрыть себя? Но это же так... мерзко, отвратительно, неправильно!

Вампиры, дежурившие в подземелье, пропустили меня без каких-либо вопросов. Взглянули на меня, узнали и молча посторонились. Пленные сидели в глубине подвала. Руки у всех были связаны. При виде этих окровавленных лиц меня снова замутило. Отвращение к самой себе затопило меня целиком. При виде меня один из солдат внезапно открыл глаза. Прищурившись в полутемном помещении, он разглядывал меня какое-то время, а потом коротко хохотнул:

— А, кровососка пришла! Проголодалась, что ли?

У меня волоски на руках встали дыбом. Надо покончить с этим как можно скорее, иначе я точно сорвусь. На одном дыхании я выпалила заклинание, обездвижевшее людей, поскольку я не была уверена, что кто-нибудь из них не набросится на меня, пусть и связанный. На лицах мужчин появилось беспокойство и недоумение. До боли сцепив зубы, я подошла к одному из них, засучила ему рукав до локтя, достала захваченный из лазарета нож с узким лезвием и нанесла решительный удар тому по вене. По руке заструилась кровь, и я торопливо подставила горлышко фляги. Проделывая всё это, я чувствовала себя приговоренной к смертной казни.

— Сука! Упырица! Шлюхина дочь!

Оскорбления посыпались от всех пленных, причём были и гораздо более грубые выражения. Я превратилась в один сплошной оголенный нерв. Я ненавидела саму себя за то, что делала, и ничего не могла изменить. Когда я решила, что первому мужчине достаточно, я отпустила его руку, которую удерживала в нужном мне положении, и увидела на ней глубокие следы от собственных ногтей. Под нос я пробормотала заживляющее заклинание, и с руки пропали как порез, так и полукружия от ногтей. Я перешла к следующему. Поток ругательств не стихал, и я была готова согласиться практически со всем услышанным. Глубоко внутри я надеялась, что смогу снова абстрагироваться от происходящего, но ничего не получалось. Каждая деталь воспринималась очень отчётливо и навсегда вгрызалась в память. Отвращение к самой себе затопило меня, я чувствовала себя грязной, испорченной, как будто изнасилованной морально.

Наполнив все фляги, я поплелась обратно. Я очень надеялась, что на этом Нарцисса угомонится, поскольку моё терпение было ни исходе. Боюсь, если она скажет мне ещё хоть слово, я испепелю её на месте. Хотя умом я понимала, что этого делать никак нельзя, мысль о корчащейся в языках пламени вампирше приносила мне какое-то облегчение.

Глава 7

Я вышла к небольшой полянке на самой границе с лесом. Пока я передвигалась по лесу, дождь, начавшийся пятнадцать минут назад, практически не беспокоил меня. Вот и сейчас я не стала выходить на открытую местность, а осталась под защитой широких ветвей деревьев. Небо было серым и плотным, и ветер слегка раскачивал высокие темно-зелёные ели. На фоне этих елей отчётливо было видно, как летят вниз тяжелые капли дождя. Прислонившись к стволу дерева, я какое-то время смотрела на них. Меня всегда завораживала красота природы, а дождь я особенно любила. Сейчас, впервые за столько времени оставшись одна, я почувствовала, как начинает трещать ледяная корка невозмутимости, сковывавшая меня в последние дни. Всё пережитое навалилось внезапно, стало трудно дышать. Медленно я сползла вниз на землю и разрыдалась.

Со штурма прошло два дня. Почти все вампиры, находившиеся в лазарете, за это время исцелились, и в правом крыле здания оставались только самые тяжелораненые. Я ежедневно использовала на них целительские плетения, следила за их состоянием. За это время я успела убедиться в справедливости высказывания, что человек привыкает ко всему. Меня уже не мучили такие мелочи, как смущение, стыд или брезгливость, когда я ухаживала за ними; я просто выполняла свою малоприятную работу. Целиком сосредоточившись на деле, я запретила самой себе думать о происходящем и отгородилась от окружающего мира коконом равнодушия. Боюсь, без него я действительно сошла бы с ума. Сегодня же я обнаружила, что запас трав, из которых мы варили укрепляющий настой — отвар, восстанавливающий силы, — практически подошёл к концу. Я сообщила об этом Нарциссе, и та лишь махнула рукой:

— Ну так отправляйся в лес и собери необходимое!

Большего мне и не требовалось. Захватив корзину, я покинула ратушу, а затем — и пределы города. Вампиры у ворот пропустили меня без вопросов. Благодаря урокам Мариуса я разбиралась в целебных травах и представляла себе, в каком месте какое растение можно найти, поэтому сбор травок не вызвал у меня трудностей. Но и набрав полную корзину, я не спешила возвращаться. Мне было необходимо хоть недолго побыть одной, иначе я опасалась, что могу сорваться прямо на глазах толпы вампиров и всё испортить.

Война и шпионаж оказались гораздо более неприятными вещами, чем мне казалось до приезда сюда. Теперь я могла только посмеяться над собственной самонадеянностью, когда думала, что легко смогу справиться с поставленной задачей. Снотра, как же я была глупа тогда! Да, может, я и не такая легкомысленная и наивная, как мои сёстры. Я много путешествовала по Валенсии по разным делам — с проверками, по прошениям на имя короля и другим — и многое повидала. И бедность, и голод, и болезни, и тяжёлый труд среди крестьян, и лицемерие, жадность, эгоизм среди дворян — обо всем этом я знала непонаслышке. Я видела жизнь в разных слоях населения такой, какой она была в реальности, а не из окон дворца, и поэтому была уверена, что знаю о ней всё. Сегодняшняя я могла лишь посмеяться над собой прошлой. Интересно, и как только отец и Мариус позволили мне отправиться в Ормонд? Должно быть, они были уже в полном отчаянии, раз согласились с моим безумным планом.

Последняя неделя перевернула моё представление о мире. Вся эта грязь, жестокость, цинизм, безжалостность, полное равнодушие к жизням других — как людей, так и вампиров — позволили мне понять, в каком чудесном иллюзорном мире я жила до сих пор. Всё изменилось, и я даже не знала, буду ли я когда-нибудь прежней. Сначала хладнокровное убийство больше сотни человек в пустом зале, собственная смерть, затем постоянное притворство, спасение жизней вампиров... Эти развороченные тела, оторванные конечности, жуткие раны, от которых обычный человек погиб бы... Крики боли, стоны раненых... А затем самое кошмарное — то, как я резала живых людей, чтобы они истекали кровью...

Судорожные всхлипывания, вырвавшиеся из моей груди, напугали меня саму. Даже голод и недосыпание уже не казались мне проблемой. Про непочтительное обращение с принцессой крови я вообще молчу. Теперь это кажется такой ерундой! Всё поблекло на фоне того, что я видела, и что мне приходилось делать. И с каждым днём во мне больше росла ненависть к вампирам. К их жестокости, пренебрежению. Каждый день я пыталась выяснить что-то о гримуаре Виктора, который мог бы принести нам победу, и только мысли об этом помогали мне не сломаться и не бросить всё. Желание воспользоваться порталом в камне у меня на шее становилось всё сильнее и сильнее, но я не могла просто взять и вернуться во дворец. Возможно, потому, что я теперь знала, на что способны вампиры во главе со своим повелителем, и просто не могла допустить, чтобы подобное продолжалось. Возможно, потому, что мне очень хотелось переиграть Адриана и не дать ему победить, потому что поражение Валенсии в войне я бы расценивала как своё собственное.

Так вот в чем дело... Кажется, теперь я начинаю понимать. Эта война перестала быть для меня войной только Валенсии и Вереантера, она стала и моей собственной. Она задевала меня за живое, и лишь огромным усилием мне удавалось сохранять внешнее самообладание. О внутреннем речи не шло, внутри меня всё кипело и полыхало. Я не знаю, с кем конкретно я воевала — со всем Вереантером и вампирами, или же только с Адрианом, которого я теперь воспринимала как своего самого главного врага. Я просто знаю, что не могу сдаться и сбежать домой. Больше не могу.

Помнится, в прошлый раз, когда я так сбегала в лес, я думала о словах Агаты и о моей матери. Это было каких-то восемь или девять дней назад, но теперь мне казалось, будто с тех пор прошла целая жизнь.

Не знаю, сколько времени я просидела так под дождём — подавленная, измученная. Но, думаю, прошло довольно много времени. Когда слёзы иссякли, я поднялась на ноги и ещё некоторое время приводила себя в порядок. Заклинанием высушила и почистила платье, убрала с лица следы слез. Как же мне повезло, вдруг подумала я, что я от рождения такая бледная. Будь моя кожа чуть посмуглее, как у моих сестёр, мне никогда в жизни не удалось бы сойти за вампиршу и обвести врагов вокруг пальца. Впрочем, ещё рано судить о том, что мне удалось, а что — нет. Я в любой момент могу разоблачить себя, так что лучше не подводить итоги раньше времени.

Когда я подошла к ратуше, дождь уже прекратился. Моя обувь и подол юбки были испачканы в грязи, и у входа в здание я потратила ещё какое-то время, приводя заклинанием их в порядок. И почти сразу же поняла, что впервые за всё это время боги ко мне благосклонны — я заметила в коридоре Адриана и Виктора, беседовавших между собой. Они оба увидели меня, заметили корзину с растениями и сразу же потеряли ко мне интерес. Как и раньше, никто из них не стал понижать голос, и я почти без проблем их слышала.

— В следующий раз я сам буду участвовать в штурме, — решительно говорил Виктор. Чтобы смотреть в лицо своему повелителю, ему приходилось задирать лицо — Адриан был выше его на голову. — А не наблюдать за происходящим с городских стен. Тогда мы добьемся успеха гораздо быстрее.

Архивампир склонил голову в знак согласия, а я про себя выругалась. Проклятье! Ормонд падет почти наверняка!

— Но у меня будет просьба, Ваше Величество, — продолжил маг. Его лоб озабоченно нахмурился.

— Говори, — кивнул Адриан. Без какой-либо величественности или надменности, которые он демонстрировал в общении с людьми или другими вампирами. Я сделала вывод, что мага он по меньшей мере уважает, раз так с ним общается.

— Мои труды... — выдавил Виктор. — Я не могу брать их с собой в бой, а оставлять просто так в лаборатории их не хочу.

Губы короля скривились в лёгкой усмешке:

— И кому же они могут понадобиться, Виктор? Разве что мне?

Маг ответил спокойно, без раболепства или оправдательных интонаций, хотя мне от улыбки архивампира стало не по себе:

— Нет, Ваше Величество. Но мне будет спокойнее, если дело всей моей жизни будет в сохранности.

Я молча удивилась тому, что такой сильный маг не может использовать на гримуаре какую-нибудь мощную защиту, но затем сообразила, что Адриан — гораздо более могущественный маг и, следовательно, сможет защитить бумаги Виктора ещё лучше.