Сэйл-мастер

Сандра проводила время более обычным образом. Оставшись одна, она некоторое время посидела на камне на берегу озера, размышляя, отчего Бэла такая закрытая и что тут от вековой обособленности оборотней, а что — от ее личных комплексов. Если человек решился оставить оборотневый клан да еще и ради работы в эфире — которая, насколько Санька знала, нарушает саму суть оборотня, — он должен быть совсем со странностями.

Думала она, однако, недолго: перед ней было куда больше приятных занятий.

Она разделась и нырнула в озеро.

Санька плавать умела неплохо: все-таки три года проучиться в Академии Пирс-Ардена и не уметь плавать невозможно. Куда больше ей, однако, нравилось нырять с высоких валунов — дно под ними было чистое — или просто по-детски бултыхаться на мелководье. Потом она выбралась на берег, вытерлась насухо и растянулась на горячих камнях. Вскоре ей стало ясно, что ветер чересчур прохладен, и Сандра одела обратно мешковатые штаны и майку. После чего блаженно вытянулась на животе и подумала, что сейчас самое время вздремнуть — под песню ветра в верхушках сосен. И, кажется, в самом деле задремала.

В голове у нее вертелись какие-то обрывки скрипичных пьес, нежные трели флейты, потом заиграла валторна с оркестром, и все смешалось в пестроте солнечных бликов, теплых пряных запахов и полного, всерастворяющего покоя.

Последней сознательной мыслью ее было: "Как жаль, что Сашки здесь нет — он бы оценил!"

Разбудила Саньку прохлада: солнце сдвинулось, и теперь прямо над облюбованным ею камнем нависала ажурная тень искривленного, узловатого дерева. Потом она почувствовала подсознательную тревогу. Тревога заставила ее чуть приоткрыть глаза и, не поднимая головы, посмотреть налево, в сторону, через плечо. Тяжесть в голове, какая бывает, когда заснешь на солнце, мгновенно улетучилась: Сандра увидела большого, лохматого, похожего на вставшего на задние лапы медведя или на гигантскую гориллу зверя. Он стоял чуть вдалеке, с наветренной стороны — Сандра не чуяла его запаха, хотя не сомневалась, что такая большая лохматая туша и вонять должна соответственно. Это значило, что зверь охотился.

На несколько секунд они замерли в неподвижности: Сандра пожалела, что оделась, потому что если сигать в озеро, то лучше нагишом. Кроме того, она успела прикинуть, в какой стороне и как далеко ступа, подумать о Белке, которая непонятно где, и спросить себя, не стоит ли притвориться мертвой.

Потом зверь заревел и скакнул вперед, а Сандра, позабыв обо всех тревогах, скатилась с валуна, подпрыгнула и оказалась на валуне соседнем: только чтобы почти влететь в распростертые мохнатые объятия другого зверя. Этот был несколько меньше, но, кажется, злее: Сандре едва удалось увернуться. Она запустила по зверям "заглушкой", которую не раз с успехом применяла в драках. "Против неразумного противника бесполезен!" — запоздало припомнила Сандра. Тут же ей пришлось делать сальто назад — к сожалению, этот маневр окончательно отрезал кормчего от озера. Она запустила на пробу простейший файерболл и тут же прокляла эту свою гениальную идею — в сухом лесу файерболл мог бы натворить дел — но звери теперь были между ней и озером, так что промахнувшийся огненный шар истаял над водой, не причинив вреда.

"Helvete! Совсем спятила, подруга!" — подумала Сандра, кидаясь к странным зверюгам ближе и выпуская по ним с отчаяния несколько оглушающих заклятий ближнего радиуса — по крайней мере, она надеялась, что они оглушающие. Одно использовалось для шпатлевки, два других — при шлюзовании.

Эффект оказался неожиданно разрушительным: оба зверя отчаянно взревели и упали на колени, разрывая когтями собственные лица. Их вопли казались почти членораздельными.

Ошеломленная, Сандра наблюдала, как оба существа съеживались, как шерсть их редела, как они крутились на месте, как менялась форма огромных лап — те превращались в нечто, отдаленно напоминающее руки, — как у обоих хлынула кровь из горла и из ушей, и как, наконец, оба замерли на камнях в крайне неестественных позах.

Все стихло. Шумели водопады, ветер слегка шевелил остатки шерсти на существах: теперь стало видно, что одно из них, побольше, самец, а второе — самка, либо очень толстая, либо беременная. Млекопитающие, определенно, и, может быть, даже приматы.

Тут Сандра вспомнила: она же читала о них. Кууш-дерманы, ложные оборотни. Правильно. Наверное, ее заклинание запустило в них процесс трансформации — а поскольку второй формой они не обладают, это их убило. Должно быть, ужасно мучительно.

Сандра подобрала между камнями толстую палку и на всякий случай потыкала оба тела. Ноль эффекта. Тогда она подошла и пнула самца под ребра.

— Туда тебе и дорога, — произнесла кормчий с нескрываемой ненавистью: от внезапно пережитого страха ее начало колотить. — Кто ж вас сюда вывез, красавцев?

Тут же чутье эфирника заставило ее обернуться.

Зверя подвели рефлексы: лисица выскалилась, и только потом прыгнула, тем самым подарив Сандре несколько лишних мгновений. Девушка рефлекторно успела заслониться, причем совершенно правильно. Не просто вытянула руку, а подставила предплечье — и клыки сомкнулись на руке, а не на горле. К сожалению, опять же, благодаря рефлексам, это оказалась правая рука. Была бы Белка волком, а лучше — гиеной, и остаться бы Сандре "ограниченно пригодной".

Но и так, потеряв от толчка и боли равновесие, кормчий завалилась на спину, в падении слепо взмахнула рукой, и приложила обезумевшее животное спиной о крупную гальку. Коротко хекнув, лисица разжала челюсти и откатилась, но мгновение спустя оказалась на лапах, мячиком прыгнула вновь. И почти успела. Зубы клацнули в пяди от лица — Сандра схватила оборотня за пышный меховой воротник. Их взгляды встретились: человеческий и, как ни странно, звериный. Но это же Белка, откуда еще здесь возьмется лиса?! "Ладно, — решила Сандра, — работаем с тем, что есть".

Шок прошел — а испугаться Сандра и не успела — и теперь против Бэлы оказался не просто человек, озабоченный желанием выжить, а опытный боец. Кормчий попадала в разные ситуации — нарывалась на кабацкие драки, отбивалась от пьяной гопоты, тоже не всегда будучи совершенно трезвой, пережила абордаж, даже умудрилась дважды подраться на дуэли, причем один раз — за честь мужчины. Белка же при всей своей звериной силе и ловкости особого опыта драк не имела.

Отчаявшись пересилить кормчего, лиса неожиданно рванулась назад, выскользнув из рук противницы, но вновь достать не смогла. Пришедшая в себя Кассандра вульгарно врезала телекинезом, отбросив лису к самой кромки камня — оттуда она ныряла пару часов назад. Зато второй удар пропал втуне: россыпь голубых искр накрыла пустое место. Вправо! Быстро поникающая трава обозначила место второго промаха, Бэла прыгнула вновь... и нарвалась на замах окутавшейся языками пламени руки. С воем прокатившись пару метров — в воздухе запахло паленой шерстью, — лиса вновь вскочила на лапы... чтобы увидеть, как медленно темнеет мир вокруг, а ненавистный менш делает шаг навстречу.

Когда Бэла открыла глаза, то сразу поняла, что снова человек. Угол зрения позволял увидеть и небо, и плывущие облака, и склонившуюся над ней Сандру. Забинтованной правой рукой кормчий водила над её телом, сосредоточенно закусив губу: лекарственная магия ей никогда не давалась. Белке уже не хотелось никого убивать — хотелось плакать от бессилия.

— Ну и чего ты на меня так вызверилась? — Сандра говорила спокойно, чуть ворчливо, но так, что было ясно слышно: врагом отныне и до смерти она Белку не считает. От этого Бэле стало еще паскуднее. — Ты извини, что я прибила твоих родичей. Но они на меня напали, чтобы убить. Если бы хоть просто зарычали из кустов, мол, уходи, это наша территория — что ты думаешь, я стала бы их убивать? Да очень надо!

— Да, — Бэла села. — Это ты меня прости, Кассандра. Это я виновата. Нужно было... — Бэла закусила губу. Теперь ей, конечно, стало совершенно ясно, что у Сандры обычный меншевский нюх. Ей совершенно неоткуда было понять предупреждающие метки. И совершенно неоткуда было знать время водопоя...

А кууш-дерманы, конечно, тоже не могли сдержаться, увидев незнакомое существо в это время и прямо у своей поилки. Они особенно нервные, когда ждут потомства, причем дуреют в равной степени и самец, и самка. Да и в другое время особенным умом не отличаются.

— Не переживай так, — Сандра пожала плечами. — Они же все равно тупые, звери и звери.

Белка закусила губу и встала.

— Эй! — Сандра схватила ее за руку. — Ты ребро сломала. Даже два, вроде! Осторожней...

— Все нормально, — Бэла стряхнула ее руку. — Заживет, как на собаке.

"Вот как они о нас думают, — горько подумала она. — Тупые звери".

— Белка! — окрикнула Сандра.

Пилот обернулась, и с удивлением обнаружила на лице кормчего не гнев, а самое настоящее беспокойство. Даже, возможно, дружеское беспокойство.

— Бэла, пожалуйста, не думай, что мы тут все твои враги. Будешь так себя вести — поставишь корабль под угрозу. Закомлексованным девчонкам в эфире не место, — даже эту фразу кормчий произнесла без попытки обидеть. Просто констатировала. — Зачем же ты тащишь свои клановые проблемы с собой?.. Ты же оставила их на Земле.

Бэла только передернула плечами. Ей очень хотелось зареветь, но нельзя было.

Глава 10, в которой ставят паруса

Как-то поутру Княгиня заглянула в кают-компанию и спросила у Сашки, не желает ли он сыграть с ней дуэтом. Была вахта Белки, а Санька как раз занималась своей ежедневной профилактикой, так что у Сашки не было никаких причин отказываться — даже если бы он в принципе вздумал отказываться, когда предлагает капитан.

К себе его Княгиня не позвала, а вместо этого принесла свою арфу в кают-компанию.

Они сыграли небольшую пьесу, которая нашлась у Балл в нотах — простая, нежная и немного грустная мелодия — причем сыграли удовлетворительно. Сашка слегка нервничал, что сфальшивит, но нет, обошлось. Он радовался, что его перестали давить капитанские эманации Княгини. Появилась иная неловкость — от воспоминаний про тот дурацкий укус на Аль-Кариме и не менее дурацкое его выслеживание на Оловати. Однако с этой, новой неловкостью почему-то оказалось проще справиться.

— На мой взгляд гораздо лучше, штурман, — заметила Балл. — Вы разработали пальцы.

— Старался, — ответил Сашка. Он и в самом деле старался: не ради Балл, понятное дело, а просто терпеть насмешки Саньки не было никаких сил.

— Кстати говоря, помните, о чем мы говорили, когда я брала вас на борт?

— О чем? — спросил Сашка, который честно забыл.

— О том, что вы могли бы тренироваться на сэйл-мастера. Повышать квалификацию. Вы не передумали?

— Нет, конечно, нет. Но...

— В таком случае, не хотите ли начать тренировку сейчас? Я буду вас учить.

— П-польщен, — только и сумел выговорить Сашка.

Ага, и он думал, что превозмог робость перед этой женщиной? Ничуть не бывало: едва она предложила заниматься с ним самолично — как предательское чувство вернулась с новой силой.

— Тогда я предупрежу нашего пилота, — сказала Княгиня, касаясь рукой броши на воротнике — так она носила свой амулет корабельной трансляции. Сашка знал, что вампиры не любят прокалывать уши.

Не успел он оглянуться, как Бэла и Сандра были предупреждены о возможности маневров, а они с Княгиней поднялись по узенькой лестнице в парусный фонарь. Он располагался сразу за грот-мачтой: шестиугольник зеленоватого стекла. Сквозь прозрачные стены очень ясно было видно и течение Большого Залунного Стрима (для Сашкиного глаза — фиолетовое, хотя, как он знал, Сандра находила его золотистым). Над стримом парили, свиваясь в узлы, бледно-зеленые ветры, а звезды за тонкой вуалью эфирного пространства казались алмазной крошкой.

Внутри фонаря хватало места только для низкой деревянной скамейки — сиденье для одного или двух парусных мастеров: больше на таком маленьком кораблике, как "Блик", просто не нужно. Это на фрегатах на один парус может приходиться один человек — но где фрегат, а где бригантина!

Сашка припомнил свои тренировки на учебных судах в Санкт-Петербургской Академии эфира и вздохнул: как все это решительно отличалось. Здесь он видел вокруг бесконечное, колышущееся пространство эфира, чувствовал под собой дрожь и качку корабля, и отчетливо осознавал, насколько мала и хрупка их бригантина; насколько отчаянны люди, вздумавшие штурмовать бескрайние пространства в такой непрочной деревянной скорлупке.

— Ну же, штурман, — Балл оседлала скамейку и похлопала рукой перед собой. — Приступайте.

Сашка сел — до этого он стоял, согнувшись в три погибели. Глубоко вздохнул. Княгиня развела руки, коснувшись стенок фонаря — там, где тонкими насечками нанесены были на стекло управляющие печати. Две из четырех. Две, стало быть, для него.

Пальцы коснулись зеленоватых стенок парусного фонаря, почти вмерзая в стекло. Легко и естественно: туда, где за долгую жизнь корабля ложились, наверное, десятки ладоней. Совсем рядом с руками Княгини: Сашка слегка поежился, соображая, что сейчас они оказались слишком близко, особенно после этого дурацкого кровавого дела. На расстоянии дыхания. С другой стороны, она же капитан, и если она все воспринимает как должное, значит, и ему не стоит начинать нервничать.

Тем не менее, спокойствие все не приходило.

— Вот, — сказала Княгиня. — Почувствуйте корабль. Вам, как штурману, это может быть сложнее, чем пилоту, и все же отчаиваться не стоит. "Блик" совсем небольшая пташка, он легок в управлении.

Сашка прикрыл глаза, вслушиваясь в гудение корпуса, в вибрацию мачт, представляя себе траекторию, которую концы их выписывали в темном пространстве между звезд. Легче легкого: проникнуться и поверить. Он уже делал это — несколько раз.

Стрим перекатывал бригантину на мелкой волне: основной ветер был направлен слегка под углом к стриму, и дул сильнее, от этого появлялась косая рябь. С двигательными кристаллами они могли идти хоть против ветра, хоть поперек — да хоть против стрима или по относительно неподвижному эфиру, взбреди им в голову такая дурацкая фантазия. С парусами же... это все представляло определенную сложность.

— Ну вот, — сказала Княгиня. — Как только я раскрою паруса, давайте Сандре сигнал вырубать двигатели. А потом возьмете у меня бизань-марсель, грот-марсель я оставлю за собой. Двух парусов пока хватит за глаза.

— Есть, капитан, — сказал Сашка, надеясь, что она не заметит, как у него потеют ладони.

Княгиня чуть улыбнулась. Ее темные глаза на миг изменили цвет, стали как будто лиловыми — словно внутри разожгли костер. Сашка не отпрянул: он знал, что такое частенько случается с магами, а вампиры особенно беспомощны перед бесконтрольным выделением энергии; да что там, с ним самим такое тоже случалось пару раз. Хорошо, он это со стороны не видел.

И тут же — ему показалось — корабль вспыхнул ярким, ало-оранжевым огнем. Пораженный, Сашка еле успел схватиться за серьгу и скомандовать Саньке "Двигатели — отбой!" А может быть, и не успел, он не мог бы за это поручиться. Просто Санька, своим предвидением или же просто хорошим чувством корабля, поняла, что что-то изменилось в рисунке движения "Блика", в окружающей реальности — и выключила двигатели сама.

Над бригантиной распустился цветок парусов, похожих не то на розу, не то на тюльпан — насыщенный красный цвет, с нежнейшими переходами в оранжевый и желтый; пламя, чище и яснее всего, что Сашке доводилось видеть. Капитан Балл подняла не только грот и бизань-марсели; она распустила абсолютно все паруса. В ее интерпретации оснастка "Блика" выглядела довольно старомодно — с прямыми гротом и бизанью, которые даже на море не используются вот уже сотню лет — но необыкновенно красиво. Без паутины бегучего такелажа, со световыми лучами рей (ибо настоящих рей на мачтах "Блика" имелось ровно по одной, для поддержки аварийных парусов в случае посадки на дальнюю воду), окутанная голубоватым сиянием, — должно быть, со стороны бригантина казалась не то детской игрушкой, не то сверхъестественным существом. Ангелом, случайно попавшим на торговый маршрут.

Если же смотреть снизу вверх, из сэйл-фонаря, то все это выглядело, как пожар, и вместе с восторгом рождало самый настоящий страх.

Корабль дернуло, как будто даже приподняло в фиолетовом потоке стрима; Княгиня неожиданно по-настоящему хмыкнула, часть парусов (не все названия Сашка мог вспомнить), опала, и бригантина заскользила под углом к ветру

— Ваш черед, Александр, — Княгиня говорила редкостно эмоционально — с удовлетворением мастера. — Перехватываете бизань-марсель, — и, очевидно, не слишком веря в то, что ее штурман хорошенько выучил домашнее задание, добавила: — Верхний косой на задней мачте.

Сашка кивнул. Он нервничал, и довольно сильно, но все-таки прекрасно помнил, как это делается. Парус сначала надо раскрыть внутри себя, как говорил каперанг Шкалик, их препод в Академии; и только тогда...

Пока Сашка не поднял свой первый парус, Шкалик казался ему бесполезным старым романтиком, а его наставления — поэтичными, но малопонятными. В эфирном флоте предыдущего поколения, обтесавшимся во время долгих русско-турецких войн, иногда попадались удивительные персонажи. На самом деле, как Белобрысов решил потом, чудаковатый бывший шкипер ближе всего подошел к описанию того, как это на самом деле ощущается: ты раскрываешь парус, как ладонь, и тянешься ей к звездам.

Глупо, да. Но работает.

Может быть, поэтому не все способны поднять паруса: не все сэйл-мастера, встреченные Сашкой за его недолгую военно-эфирную карьеру, были романтиками, а еще меньше из них страдали поэзией в той или иной форме, но, пожалуй, все были наделены определенным качеством, которое он для себя называл широтой души. Хотя некоторые, при всей этой широте, отличались узким кругозором и совершенно невыносимым характером.

Итак, он нашел то, что искал — то ровное, спокойное пространство, — и вывел его наружу. Его собственные паруса с первых академических дней были нежно-зелеными, как молодая листва. Именно такой зеленый лист распустился на бизань-мачте "Блика" вместо алого лепестка Княгини.

— Цветовая гамма не очень, — заметила капитан. — Вы ведь не умеете управлять их цветом, не так ли, штурман?

— Нет, — удивился Сашка, — да нам говорили, никто не умеет. Это просто такое свойство...

Сашка слышал даже байку, будто многие военные капитаны недолюбливали сэйл-мастеров за "неряшливую пестроту". Если корабль был большим, на каждого сэйл-мастера приходилось по одному парусу — и все они оказывались разных оттенков. Облику аккуратного военного судна не вполне соответствует, безусловно; но Сашка не верил, что именно по этой причине и отказались от парусного вооружения на военных фрегатах и линкорах.

— Тогда сделаем вот что, — сказала Балл, и вдруг "уронила" почти все паруса, кроме одного, на грот-мачте, как и обещала. И этот, единственный, парус вспыхнул чистейшей лазурью.

У Сашки перехватило дыхание: такого виртуозного владения собственными подсознательными стремлениями он никогда не видел.

— Ничего сверхъестественного, — сказала Княгиня. — С возрастом у некоторых сэйл-мастеров появляется второй или даже третий цвет парусов. Мы это называем "линькой". Не совсем верный термин: ведь первый тоже остается за нами. И все же. Ну-те ка, теперь попробуем зайти ближе к ветру. Не бойтесь выйти за пределы стрима: здесь он широкий. Давайте, на счет три...