Маркетолог@ - Часть #2 "Живой Журнал"

-Понятно... а ещё скажи, мне тут дядя Саша говорил, что у тебя получается дружить с этой девочкой, Ирой. Это что, правда?

-Папа, -беспечно улыбнулся я, -я не знаю, что там рассказывал тебе Дядьсаша, но 'с этой девочкой Ирой' мы не общаемся.

-Почему?

-Потому что с 'этой девочкой Ирой' у нас лучше всего получается только одно: наши с ней перебранки.

-Да? Ну, ладно... ну, хорошо. Ну, тогда иди, -ответил отец, выпуская меня из кабинета. Он так никогда и не узнал, что я соврал ему тогда -соврал в первый раз жизни...

5 ноября 1996 года мы встретились с Ирой ещё раз. Я как раз ехал на 'Алексеевскую', собираясь подловить укрощённую мной Красную Шапочку и пригласить её на свой день рождения. В полупустой вагон метро входили пассажиры. Кто-то выходил из вагона, кто-то садился рядом со мной, кто-то вставал напротив. На 'Рижской' моё сердце дало два глухих удара, и я, покрутив головой, нашёл взглядом Иру. Вернее, нашел не её, а -их, потому что Самойлова вошла в вагон вместе с Зайкой. Рука Мити по-хозяйски лежала у неё на талии. Моё сердце забилось. Между тем Кузнецов наклонился к Ире и что-то прошептал ей на ухо. Самойлова смутилась и всё же кивнула ему. Митя самоуверенно улыбнулся и очень по-свойски отвёл прядь её волос от лица, точно Ира ему принадлежала. Такой злости я не испытывал никогда. И я направился к ним, чтобы раз и навсегда разобраться с Кузнецовым на свой лад. Шаг -и мои глаза встретились с глазами Самойловой. И я с ослепительной ясностью понял, осознал: той Иры, что знал я, больше нету. Она не ждала меня. Она действительно ему принадлежала. И это я, а не он, был третьим лишним с самого начала... Я ничего не сказал. Просто вышел из вагона.

В тот вечер я впервые надрался до невменяемого состояния и угодил в детскую комнату милиции. Спасибо, мне с инспектором повезло: сообразив, в чём моя 'трагедия', добрая женщина сорока лет вызвала мою маму и пообещала не сообщать о моих 'заслугах' ни в школу, ни в спортивную секцию. Мы сидели с инспектором, ожидая, когда 'совет двух' заберёт меня, а женщина, вытирая мои пьяные сопли, как могла, меня утешала:

-Ну, Андрей, ну ты что... Ну да, твоя Ира взрослая... Ну да, вполне естественно, что у неё... э-э, первый роман с её ровесником... Но ты -ты же такой обаятельный, такой хороший. Ну, посмотри на себя... Такие ресницы длинные... Такие глазки серые... Вот и выбери себе ровесницу -девочку, которой ты нравишься. Поухаживай за ней. Потом вы закончите школу, и только тогда вы...

Ага! -знала бы инспектор, как я воспользуюсь её советом.

Пережив утром следующего дня зубодробительную лекцию от 'совета двух' (папа Серёжа, как всегда, успел слинять в командировку), я отправился в школу и на первой же перемене подошёл к одной из старших школьниц -большой любительнице целоваться со мной.

-Пойдёшь со мной на день рождения? -с ходу спросил я.

-Ой, да... С тобой -да. А это чей день рождения?

-Мой.

-Ой, а где это будет?

-В квартире у Ботаса. У него родители на три дня в Финляндию укатили.

-Ой, прелесть, какая... Ой, а что тебе подарить?

-Не переживай, -хмыкнул я, -у тебя уже есть для меня подарок...

Вот так я и переспал с женщиной в первый раз. Утром, когда я натягивал джинсы, она потянулась на диване и, откровенно разглядывая меня, удовлетворённо вздохнула:

-Знаешь, Исаев, ты всё-таки клёвый.

-Ага, ты тоже ничего, -ответил я. 'Так, где моя футболка?'

-Андрей, а ты помнишь, как меня зовут?

-Свиридова, а ты что, за ночь напрочь забыла свою фамилию? -'Интересно, а кроссовки мои где?'

-Очень смешно, -буркнула она. — А -имя? Андрей, как моё имя?

-А это мне без разницы. -'А носки где мои?'. Присев к ней на диванчик, я начал натягивал левый носок: -Слушай, Свиридова, а с чего ты так ко мне прикопалась?

-Да потому что меня зовут Кристиной, Андрей. А ты в тот самый момент, ну... в общем, ты называл меня 'Ирой' ...

К чести Кристины, расстались мы с ней очень даже по-дружески. Весной она закончила школу, потом выскочила замуж и укатила во Францию уже как Кристин Лорэн. А я два последующих года потратил на то, чтобы выкинуть из головы Самойлову. Но я не мог: я каждый день думал о ней. Сначала я проклинал её. Потом мысленно обращался к ней в минуты слабости, в часы побед, в мгновения поражений. В моменты уединения все мои мысли были только о ней. Эти мысли приходили ко мне, как израненные солдаты. Идущие с поля боя, кровоточащие -они всё равно шли ко мне. И я ничего не мог с этим поделать... Именно с Самойловой я хотел познакомить своего отца. Именно Ира была той самой Белой королевой, которую я сжимал в пальцах, когда прощался с отцом. Это на неё я смотрел в тот вечер, когда потерял своего отца и просил мысленно: 'Пожалуйста, вернись ко мне. Ты мне нужна. И я знаю, что я тебе нужен'.

Моё желание 'исполнилось' 14 сентября 1999 года. В тот день -три дня спустя с момента извещения о смерти папы -я ехал в МГИМО. Мне было почти семнадцать. День только начинался, и зелёные вагоны метро ещё совсем пустовали. Я стоял, прислонившись к глянцево-серебряному поручню, смотрел в заляпанное миллионами пальцев стекло и думал, что я должен выжить, потому что у меня всё ещё есть Ира. Я вышел на станции 'Юго-Западная' и почувствовал в груди два знакомых глухих удара. Замедлив шаги, я повертел головой и тут же выделил в серой массе людей серебряное сияние длинных белых волос. Синяя куртка, голубые джинсы, белые кроссовки -Самойлова стояла у входа в парк и явно кого-то высматривала. Она была прекрасней, чем я помнил её.

-Ира, -не веря своему счастью, произнёс я и шагнул к ней, -ты не меня ждёшь?

Услышав мой голос, Самойлова развернулась ко мне, и наши глаза встретились. И я понял: Ира была здесь не потому, что я был ей нужен. Она каким-то образом узнала о том, что случилось с моим отцом, и прилетела спасать меня. Но самое ужасное заключалось в том, что она смотрела на меня так, как смотрела моя мама, когда хотела защитить от беды меня, своего маленького мальчика, и укатать в объятиях, на груди, пряча от всех несчастий.

Так меня ещё никто не унижал. Я замер и стиснул челюсти. В моём сюжете с Самойловой было всё, кроме одного: я никогда не был её маленьким мальчиком, потому что сколько бы мне не было лет, какой бы не была между нами разница в возрасте и положении -Самойлова всегда оставалась для меня только моей женщиной. А я мог быть для неё только её мужчиной. На моём языке завертелась пара подходящих к случаю фраз. Но я предпочел развернуться и направиться обратно, в сторону метро.

-Андрей, подожди! -донёсся до меня яростный вопль Иры.

Но я не обернулся. Толкнул стеклянную дверь, сошёл по лестнице вниз, доехал до 'Университета' и вышел в город. Оттуда я отправился пешком на смотровую площадку. Встал у тогда еще белого бетонного ограждения и положил на него локти. Опустил подбородок в ладони и долго смотрел на золотистую осеннюю Москву, раскинувшуюся передо мной полукругом. Мой любимый город выглядел, как игрушечный городок в сказочной табакерке. Я снял с бетонного перила красный кленовый лист с тёмно-зелёными прожилками и отпустил его падать вниз. А лист полетел вверх, к небу. Я проводил лист глазами, оторвался от поручня и медленно пошёл вниз по улице Косыгина. Загребая ногами сухую жёлтую листву и рассматривая прохожих, я понял: если ты наизусть выучишь воспоминания о женщине, которую ты любил -ты её никогда не забудешь.

И я дал себе слово забыть её. Но сначала я должен был расквитаться с Дядьсашей. За то, что он отправил Самойлову ко мне в МГИМО (ага, а как ещё она там оказалась?), я свалил из института в армию. Там, в танковых войсках под Тулой, было вполне так ничего, я даже картошку научился чистить. Но Дядьсаша исхитрился найти меня, вернуть в Москву и водворить обратно в ВУЗ. Правда, с тех самых пор в мою личную жизнь он больше не вмешивается. Что до Самойловой, то я перестал ходить в МГИМО через парк и завёл себе пару подружек. В гомоне их дружных голосов я забыл её хриплый голос (включая, кстати, и эту её отвратительную манеру цедить слова, которая так меня доводила). Потом я сменил подружку-блондинку на подружку-шатенку и выкинул из памяти нежные очертания поцелованного солнцем лица и белые волосы. Последним воспоминанием, с которым я должен был попрощаться и которое я никак и ничем не мог заменить, был аромат тиаре. Этот запах немного похож на аромат парфюма 'Burberry The Beat', которым пользуется Наташа. Но если Терентьевой, темноволосой и кареглазой шатенки, этот запах не идёт (на её коже он кажется чересчур приторным), то аромат Самойловой всегда был для меня таким же свежим и чистым, каким бывает звук настоящего хрусталя, если ударить по нему длинной серебряной спицей. Я так и не смог забыть этот аромат. Я помнил этот запах в ту ночь, когда был вместе с Таней Кэрри. И в то утро, когда нашёл её дочь...

В июне 2009 года, едва только затянулся мой шрам, я вышел из Первой Градской больницы. Я никого не хотел видеть, кроме той, что почудилась мне в день смерти дочери Тани. И первое место, куда я отправился из больницы, был старый, двенадцатиэтажный дом рядом с станцией метро 'Алексеевская'. Выйдя из 'подземки', я зашагал к белой 'высотке', где когда-то жила моя Ира. Но шёл я не к ней, а -за ней. Я должен был вернуть её. Она была отчаянно нужна мне. Я всё ещё любил её... Перейдя через улицу, я углубился в тенистый двор. Нашёл старый дом, поднялся на пятый этаж без лифта. Нажал на кнопку дверного звонка. Услышал соловьиные трели. Дверь открылась, и мне в лицо тошнотворно пахнуло котлетами, а передо мной возникла какая-то непромытая баба в огромном махровом халате.

-Вам кого? -спросило меня махровое чудовище.

-Здравствуйте. Мне -Иру Самойлову. Но здесь, видимо, таких нет. Не знаете, где она? -Я забрасывал это бесполое существо словами и вопросами, чтобы быстро выдавить из неё всю нужную мне информацию.

-Ой, так Ирка мне продала эту хату. Мы ж с Иркой почти ровесницы. Правда, я на два года её моложе, -кокетливо пропел 'махровый халат'. Поглядев на халат, я хмыкнул. Между тем это убожество в бигудях, которое вывезли из деревни, но не вывели деревню из неё, продолжало щебетать: -Я, как вышла замуж, так мы с мужем хату Ирки и купили... Мы ж с Иркой соседствовали, когда Ирка с бабкой еще на Куусинена жили... А потом Ирка настояла сюда из центра переехать. У Витальевны-то, -шаг ко мне и мощный запах котлет, который чуть не свалил меня с ног, -ну, у бабки-то после смерти отца Ирки с сердцем были нелады... И Ирка уговорила бабку продать квартиру в центре, чтобы было на что лекарства покупать. А как сюда переехали, так Ирке её ухажер стал помогать. Этот её, Митя... а потом бабка-то, в смысле Марина Витальевна-то, померла, и Ирка не захотела тут оставаться, и...

-Так. Стоп. Где конкретно сейчас живёт Ира Самойлова? -Меня дико раздражало, что этот кошмар в бигудях называет Самойлову 'Иркой'.

-Ирка-то? Так она у этого своего, у Мити... Они уже давно вместе живут. К свадьбе сейчас готовятся. Ирка... то есть Ира, -поправилось чучело, увидев мой бешеный взгляд, -обещала позвать меня на свадьбу. Ох, и счастливый брак будет, -завистливый вздох. -Митя-то очень пошёл в гору. Но и Ира не задается... Она мне даже свой новый номер телефона оставила. Хотите, вам дам?

-Нет, не хочу. -Я развернулся и направился к лестнице.

-А вы кто? Кто приходил-то? Что передать-то?

Я ничего не сказал -просто ушёл. Я никогда не трогал ничьих жён. Исключением была только Таня Кэрри. Но с Таней с самого начала был обман, а здесь -нет. Больше я не искал Иру...

Вот так и началась моя новая жизнь. Уложив все призраки, надежды и несбыточные мечты в одну братскую могилу, я, чтобы каждый день не вспоминать своего изувеченного ребенка, отправил резюме в Интерпол. А пока мои данные проверялись, купил билет и улетел в Прагу, где через три дня встретил Наташу Терентьеву. Наташа осталась со мной. Она говорит, что любит меня. Возможно, и сейчас ещё любит. А что касается Самойловой -то это я, отшвырнув все воспоминания о ней, не смог её сразу вспомнить. Зато теперь я вспомнил всё. И теперь мне остаётся, как в том самом фильме , сыграть грустную, хватающую за сердце мелодию, печально посмотреть Ире в глаза и сказать: 'Прости, но в будущем нас уже нету'... Ну, а если без шуток, то Самойлова всегда была девушкой с характером. Я тоже вырос в засранца, каких поискать. И всё, чего я теперь хочу, так это уничтожить Симбада, навсегда распрощаться с прошлым и остаться жить в мире, где нет ни Серого Волка, ни его Красной Шапочки. И я искренне благодарен Самойловой за то, что она не узнала меня в прошлый четверг, в этом чёртовом Лондоне.

-... кофе? — слышу я звонкий голос. -Ещё кофе, молодой человек?

Поднимаю глаза и вижу перед собой вздернутый нос с веснушками и лукавые чёрные глаза. Передо мной переминается с ноги на ногу Фея-официантка.

-Счёт, пожалуйста. Впрочем, нет, я тороплюсь, -быстро вытаскиваю сотенные из кармана.

-Не надо, -тихо протестует Фея.

-В смысле? -удивился я. Даже брови поднял. Официантка с заговорщицким видом кладет мне на стол папку. Предчувствуя неладное, подозрительно открываю кожаные 'корочки' и вижу, что там красуется согнутая пополам салфетка с логотипом 'Четырёх времён года' и надписью: 'Позвоните мне. Мой телефон: 8-903-103-00-42. Меня зовут Надя'.

-Идейно, солнышко. Ценю, -откашлявшись, произношу я, хотя мне очень хочется прямо сейчас поржать в голос. Но я уже включился в эту дурацкую игру. Торжественно прячу в карман салфетку и кладу в папку Феи две 'пятихатки'. Одну -хозяину заведения за мой завтрак. Другую -лично Наде за проявленный ею героизм. Надя продолжает стоять и с надеждой на меня пялиться. А я выхожу из кафе. Моментально стираю улыбку с лица. Сую руку в карман, комкаю там салфетку и выбрасываю этот комок в урну. Мне ничего и ни от кого не нужно. Женщин я давно выбираю себе сам, и 'я делаю в постели только то, что могу выговорить', если процитировать незабвенного Митча Марри, коллегу Зигмунда Фрейда. С учётом того, что ночи у нас длинные, а разговоры в кровати -это давно набивший мне оскомину вынос мозга, то весь мой пред-и посторгазмический словарь уже шесть лет как сводится к трём универсальным словосочетаниям: 'Привет, солнышко', 'диктуй, я запомню' и 'всё, давай, увидимся'.

В общем и целом, это выглядит так:

-Привет, солнышко, -всегда говорю я.

-Привет, -всегда отвечает мне она с восхищением, удивлением, кокетством, испугом, задумчивостью и прочими ужимками, которые подбирает под себя каждая женщина, исходя из фантазии, возможностей, опыта и конкретного случая. После чего за пять, максимум за десять минут я вытаскиваю на божий свет из тёмной женской души всю необходимую мне информацию. Мне нужно получить ответы на четыре моих 'если'. Итак, если девушка не опрокинула на себя бабушкин сундук и не выглядит, как чебурашка, если она не замужем, если она не против случайных связей, и -самое главное -если тараканы в её голове не устраивают ежесекундный праздник, то мне этого вполне достаточно. Мы отправляемся в гостиничный номер или же едем к ней (второй вариант всегда предпочтительней -так проще прощаться). Дальше начинается сам процесс.