Город Эйч

Горы.

Было уже за полночь, когда Иванов сквозь сизый сигаретный дым увидел свою гору. Он не поперхнулся, не остолбенел, у него не перехватило дыхание, и сердце билось все также ровно. Просто пришло осознание, что это — ТА САМАЯ гора.

"Гора" сидела очень ровно на высоком стуле за барной стойкой. Сапоги на небольшой шпильке опушенные мехом, высоко закатанные джинсы, полоска голой поясницы, обтягивающая кофточка. Стройная шея, черное каре. Волос блестел как атлас.

"Гора" оказалась японкой, совсем худенькой с маленькой грудью. Она пила коктейль и болтала с барменом. Часто обнажались в улыбке влажные белые зубы.

Неторопливо допив скотч, Иванов встал.

Стэн стоял, зажмурившись и высунув язык, — пушистые хлопья снега падали на его щеки, нос, а некоторые угождали прямо в дышащий паром рот.

— Стэн!!

Кто-то со свистом и гиканьем вылетел из-за угла.

"Егор!" — Стэн радостно распахнул глаза. Рот, однако, так и остался открытым, а челюсть свесилась еще больше, когда он увидел, ЧТО тащит за собой на веревке Егор.

Нет, не санки, а СУПЕР-ПУПЕР САНИ! Самые классные сани, которые Стэну приходилось видеть за все свои десять лет! Егор стоял подбоченясь, позволяя другу как следует рассмотреть сокровище.

— Разрази меня гром! — это любимая фраза Стэна из книжки про пиратов, приберегаемая специально для подобных случаев.

— А то! — Егор медленно обошел сани, стряхивая с них снег: — Дядька сделал. Мы на них свободно вдвоем поместимся.

— Да тут даже вчетвером не тесно будет! Мировой у тебя дядька, Егорка!

Стэн аж прыгал от радости, и Егор, скинув свою напускную важность, счастливо расхохотался.Тут на него налетел Стэн и повалил друга в сугроб. Захлебываясь от смеха, они катались по снегу, тузя друг друга в толстые пуховые куртки.

Эллис. Ее звали Эллис, на американский манер. "Я буду звать тебя Фудзи" — решил про себя Иванов: — "Моя Фудзи".

Фудзи повела себя странно: легко пошла на контакт, а потом вдруг потеряла к нему интерес. И сердце действительно екнуло, когда она долго не появлялась из туалета.

— Нет, для таких саней нужна действительно Гора! А что там в Вишневом саду — так, кочки для девчонок.

— Тогда, может, на реку?

— Нет вдвоем там скучно... А если на гору, которая за церковью?

— Марии Магдалены? Блин, далековато...

— Фигня! — Егор уже вскочил: — До вечера времени — хренова куча!

— Точно — хренова куча! — Стэну ужасно понравилось сильное словцо: — Ну просто охрененная кучища! Ай да!

Схватив сани, они побежали.

Когда подошли к подножью, снег уже перестал падать. Вокруг звенела ослепительная тишина. Гора казалась волшебной, и уже не было сомнений, что только на ней можно опробовать супер-сани.

Но она вернулась. Положила руку на его ладонь и посмотрела прямо в глаза. В следующее мгновение уже он целовал эти глаза, эти ресницы, эти брови в номере наверху. Словно хрустальную положил ее на кровать и, раздевая, застыл. Лихорадочное нетерпение, предвкушение... и страх переворачивали его душу.

На вершине стояли, затаив дыхание, склон уходил далеко вниз, и туда в бесконечность уходили их следы. Сердца тяжело бились в грудных клетках и, непонятно почему, в горле стоял ком.

— Обычно люди лезут на горы, чтобы достичь вершины, а мы — чтобы спуститься...— сказал Егор и улыбнулся. Его охватило возбуждение.

Мальчишки сели на сани, покрепче ухватились друг за друга и стали отталкиваться ногами. Сани двигались к краю неохотно, а потом будто ухнули в яму.

— Ааааааааааа!!! — они кричали, но не слышали себя. Звук не успевал и оставался позади. А на них несся бесконечно белый склон. Они врезались, влетали в ставший плотным и колючим воздух, обдирая об него лицо. И кричали, кричали... Казалось вместе с криком вылетают их сердца, а души трепещут в животах, как мотыльки.

Слезы, брызнувшие из глаз, не текли вниз, их размазывало по вискам, они убегали за уши.

Через много жизней сани, скрипнув, остановились. Друзья упали на снег и молча лежали, уставившись в серое небо.

Она притянула его, и вихрь плоти засосал их. В ушах гудело, он чувствовал, что кричал, но не слышал себя. Словно в тумане видел вздымающиеся над собой груди.

Слезы стекали из уголков глаз к вискам, и крик все еще звенел в комнате. Фудзи уснула мгновенно. Иванов долго пялил невидящий взгляд в потолок. Покачиваясь, встал, пошел в туалет. Помочился, а потом стоял над унитазом, держа в руках мягкий, опавший член.

— Эй, Егор, а сани?

— Оставь их. Они больше не понадобятся.

Он никогда не катался на санях с тех пор. Зачем?

Иванов вернулся в спальню. Нащупав в темноте одеяло, лег рядом с посапывающей Фудзи. Подумал, что будет лежать без сна до рассвета, и тут же провалился в черное глухое забытье.

Эпилог.

Мальчишки возвращались в сумерках. Без саней.

— Стэн?

— Да?

— Интересно, а что чувствовала гора?

Принц и Принцесса

Он следил за ней тысячью глаз. Ночью и днем. Круглосуточно. Когда он спал, за ней продолжали следить бесстрастные зрачки его глаз, записывающих на пленку каждое ее движение, каждый вздох, каждый шорох в тиши ее спальни. Он был повсюду, но она не ощущала его. Нет, иногда она...

Таня оглянулась назад и нахмурилась.

— Эй, ну ты чего? — спросила у нее Лапочка, остановившись и топнув ножкой: — мы же опоздаем!

— Да, так... — рассеяно ответила Таня, проводя взглядом по фейерверку уличной рекламы: — ничего. Показалось...

— И что тебе все время кажется что-то? Ты, наверное, припадочная? У меня тетка с отцовской стороны, Галей звать, так та тоже бывало остановится посреди улицы и стоит, смотрит, как трава на газоне растет. Так потом она своего мужа сто раз ножом в живот ударила, вот, — сказала Лапочка с какой-то непонятной гордостью. То ли за тетку, то ли за количество ударов.

— Не может быть, — покачала головой Таня, позволяя Лапочке увлечь себя за ней.

— Что не может быть?

— Сто раз. Сказки...

— Ну может и не сто, — погрустнела Лапочка: — только он все равно помер. Да туда ему и дорога, он ее давно доводил. Водку пил, деньги из дома таскал. Один раз на Иванова накричал. Чуть не подрался с ним.

— Стой, не тащи ты меня так, у меня каблуки отлетят! Чего ты несешься, как лошадь?

— Если из-за тебя, Танька, мы сейчас опоздаем, то я с тобой не знаю что сделаю! — прокричала Лапочка.

— Дался тебе этот концерт!

— Вот и дался! Там же Рики Монтано выступает. Вот возьмет и заметит, какая я, Лапочка замечательная девушка. И увезет меня в свой замок на берегу... эээ, какого-нибудь моря.

— Ага, он спит и видит...

— Сарказм — это бессилие юмора, дорогая моя. Его импотенция... — с важным видом сказала Лапочка. Они не выдержали и прыснули. Постовой на углу улицы только головой покрутил им вслед, а подружки вбежали в холл концертного зала, умирая от хохота.

Скопление народа не смущало его. Он знал, где она находится, что она говорит и с какой частотой бьется ее сердце. Если было бы нужно, то он с закрытыми глазами мог бы нарисовать контуры ее рта, или рассказать ее ночные страхи или мечты.

— Привет! Это Таня, она моя подруга! — сказала Лапочка. Они сидели в кафе напротив зала, где только что закончился концерт.

— Таня! А это Наоми. — мулатка сверкнула ослепительной улыбкой и пожала Танину руку.

— Наоми, ты представляешь, Таня билеты на этот концерт нашла. Нет, не на улице. Дома, на туалетном столике. Да, нет, правда. Может это поклонник какой подбросил?

— На твоем месте я бы завела себе пистолет и плотнее запирала окна. — сказала мулатка: — сейчас этот тип подбросил билеты, а завтра подбросит бомбу.

— Ты мыслишь негативно, Наоми. А вдруг это сам Рики Монтано сделал? — сказала Лапочка, забирая свои бесплатные коктейли со стойки бара: — может у него любовь к нашей Тане, а?

— Милочка. — сказала мулатка, наклоняясь к Тане: — не слушайте Лапочку и вообще старайтесь держаться подальше от ее безудержного оптимизма. Заляпает с ног до головы. А у Рики одних только любовниц целый самолет.

— Думаю, что не целый самолет. Наверняка там осталось местечко-другое. — Лапочка поболтала свой коктейль и спросила:

— Наоми, а где твой прошлый хахаль, этот, как его... Лизун, Лизатор...

— Листат. Я послала его подальше. Этот ублюдок не смог даже купить мне цветов.

— Да?

— Ты же знаешь, я люблю тюльпаны, и он это знал. Да все это знают. Но прийти на мой день рождения с гладиолусами... и при этом врать про то, что все тюльпаны в городе скупил какой-то сумасшедший. Знаешь, да черт с ними с цветами. Ложь, вот то, что я в мужчинах не приемлю. А у тебя как?

— Дай-ка подумать. — Лапочка задрала голову вверх и что-то стала прикидывать на пальцах: — Мортимер уехал в Южную Америку, он ищет там древние склады инков, Рокотов сломал себе ногу на каких-то там испытаниях и сейчас валяется в военном госпитале, Сакеда жутко занят... судя по всему я одинока.

— Тань, а ты что, свой коктейль не пьешь? — спросила Лапочка, когда они перестали смеяться.

— Да пью я, пью... — Таня отпила из бокала и почти тотчас почувствовала себя дурно.

— Тань... ты чего, а? — обеспокоено спросила Лапочка, заглядывая ей в глаза.

— Я... извините, девочки, мне выйти надо. — Таня прижала платок ко рту и направилась в сторону уборной.

Нужно только выбрать момент. Точку соприкосновения. Момент влияния. В этот момент он чувствовал себя почти богом. Он мог ... ну, не все, но многое. Вот она эта точка, за этой дверью. Все должно случиться сейчас!

— Какого черта? — вежливо поинтересовался Рик Монтано, Принц Гитары и Золотой Голос Юго-Востока у своего менеджера, взяв того за грудки.

— Извини, Рики. — сказал тот, пытаясь развести руками: — слушай, я не виноват. Потерпи немного. Чуть-чуть.

— Чуть-чуть — это сколько? Вячеслав, я твое чуть-чуть...

— Сколько? Ну, часа два... максимум три, но ты не беспокойся Рики, все будет в лучшем виде.

— Вот как. Всего-то. — Рик прищурился на белый циферблат часов, вмонтированных в стену: — Потерпеть два часа. Да я лопну на хрен. Во мне этого чертова пива литров пять уже наверно.

— Рики, Рики, мальчик мой, не расстраивайся, вот у меня бутылочка есть, ты можешь сделать пи-пи сюда, а Жорик выкинет.

— Ну уж нет. Я пойду в туалет.

— Рики, тебе нельзя там появляться! Там же поклонники, они же тебя на лоскуты порвут, на сувениры пустят!

— Успокойся, я видел кафе напротив, пойду, загляну туда, заодно и опростаюсь. Эй, Жорик, тебе чего купить?

— Ээ, спасибо, босс, ничего не надо... — замотал головой Жорик.

— Ну ладно. — Рик отпустил менеджера, разгладил тому лацканы пиджака и, сняв с него шляпу нахлобучил себе на голову.

— Теперь-то меня точно не узнают, а?

Войдя в кафе Рик огляделся. Ничего достопримечательного. Пластиковая стойка, вентиляторы наверху едва вращаются, несколько столиков заняты, но большинство свободны, бармен наливает кому-то пиво, при этом рассказывая официантке что-то смешное, та смеется и в шутку бьет его полотенцем по плечу. На вопрос насчет уборной она не переставая смеяться машет рукой вглубь зала и Рик идет туда, повинуясь этому взмаху. На двери нарисован полустертый силуэт, Рик изучает его, пытаясь понять, мужской это силуэт или женский. Но физиология берет свое и он, плюнув на условности входит внутрь. И замирает в удивлении. У стенки туалета он видит двоих в черном. То есть абсолютно в черном. С ног и до головы. И девушку...

— Эй! — кричит Рик, прежде чем голос его благоразумия велит ему заткнуться и убираться отсюда, вызвать полицию, девять-один-один, специалистов по переговорам или на худой конец своего менеджера: — Эй, а ну-ка отпустите ее!

— Да ну? — говорит один из черных поворачиваясь. В его руке блестит сталь. Рик не может отделаться от ощущения, что это он уже где-то видел, словно бы он проживает все по второму разу, словно бы камера, которой снимают его жизнь, жизнь Рики Монтано, эта камера отъезжает назад и он летит по темному тоннелю, а где-то далеко-далеко к нему подходит парень в черной рубахе, играя лезвием ножа.

— Ха! — выкрикивает Рик, стряхивая с себя оцепенение, и наугад бьет черного ногой, так, как это делают в фильмах. К обоюдному удивлению нога попадает в цель и нож вылетает из руки в сторону. Черный бросается в атаку, его кулак летит в голову, но Рик пригибается и принимает удар плечом. Ответный ход — головой в переносицу, когда-то, когда он выступал в подвалах и кабаках, этот удар частенько выручал его и сохранял гитару.

И сейчас главное — контроль, он не мог позволить всему идти как заблагорассудится. Конечно, что-то пошло не так, как он рассчитывал, но его глаза по прежнему следили за ней, его приборы передавали на экраны частоту пульса, кислотность слюны, уровень адреналина в крови...

— Эй, мисс, с вами все в порядке? — спросил Рик, склоняясь над лежащей девушкой. Симпатичная мордашка, подумал Рик, и лежит она так... как-то...

— Эй, мисс... вот и хорошо. Говорить можешь?

— Я... что происходит? — она проследила за его взглядом и торопливо одернула юбку, скрывая точеные коленки.

— Да ничего особенного, в общем-то. Кто-то пытался тебя похитить, ну, знаешь, такие парни в черном. А потом прибыла кавалерия... — Рик дурашливо просвистел сигнал "в атаку".

— Да? Спасибо... черт, ничего не помню. Голова просто раскалывается. Где моя сумочка?

— Не знаю. — Рик встал и задумчиво окинул взглядом поле сражения: — не видел. Там было что-нибудь ценное?

— Да кроме билетов на этого дурацкого Рики Монтано ничего особенного. Хотя тушь жалко.

— Дурацкого?

— Слащавого типа в серебристых обтягивающих штанах. Помогите мне встать. Спасибо.

— Не за что. — Рик подумал, что ему пора делать свои дела и отваливать, неровен час дамочка его узнает и тогда... нет, немного приключений только на пользу, но все уже кончилось и он, конечно был бы не прочь затащить эту красотку в постель, но он знал этот тип. Она не ляжет с ним просто так, а если ляжет, то это будет раз и навсегда. Для нее. Это не девушка из группы поддержки, для которой переспать — что сигарету выкурить. Черт, да Рик и сам относился к сексу так же — легко и спокойно. Если хочется, то почему бы и нет? А люди вроде нее всегда вызывали у него смутную неприязнь. Или тем, что говорили ему "нет", или тем, что знали что-то, что он не знал. Или не хотел знать. Какого черта, сейчас он скажет "не за что, мисс" и пойдет своей дорогой, вот только надо поссать, а то он совсем забыл о том, что может лопнуть...

Сзади хлопнула дверь и чей-то голос рявкнул в самое ухо: