Книга Первая

— Уж какой есть.

Когда всадники свернули на соседнюю улицу, вепс положил руку на плечо Павла.

— Пойдем к богам, надо готовиться.

Паша бросил прощальный взгляд туда, где скрылись за домами его друзья и ответил:

— Уж пойдем.

— Я вот тебя спросить хотел, а что ты Ужа поминаешь? Это змея — твой родовой предок?

Павел посмотрел на названного отца и ответил по-москальски:

— Тебе лучше не знать!

Глава пятая. В дружине Боривоя

Если тот берег — не политый нашей кровью.

(Гораций).

Как и обещал Боривой, ехали они недолго. Всего в двух верстах от Каргийоки их встретил конный разъезд. Воины, видимо, сразу узнали Боривоя и приветствовали его, подняв правую руку. Поравнявшись с ними, Боривой отдал какой-то приказ, и конники умчались вперед по дороге. Через несколько минут они выехали на большую поляну, где строилась славянская дружина. Воины образовывали походную колонну, становясь по четыре в ряд.

Вадим и Сигурд во все глаза рассматривали бойцов. На первый взгляд их было не более трех сотен — примерно столько же собиралось на Выборгском фестивале. Большинство воинов были пешей ратью. Друзья заметили только около полусотни всадников, которые выделялись на фоне пеших своим вооружением. Почти все конники имели шлемы, кольчуги, небольшие миндалевидные щиты* (*Их еще называют щиты-капли, формой они напоминают каплю, использовались изначально только всадниками, впоследствии появились и у пехоты — строевые капли) и длинные копья. Пехота практически не имела кольчуг, вместо этого одни воины носили кожаные рубахи, у некоторых на них были приклепаны металлические пластины, другие — использовали безрукавные накидки из коровьих шкур. В отличие от конников, металлические шлемы были не у всех пехотинцев — у многих имелись кожаные или войлочные, напомнившие друзьям банные колпаки. Пехота была вооружена топорами, мечами, копьями и сулицами*. (*Сулица — короткое метательное копье, как правило, длинной в 1-1,2 метра). Почти у всех были круглые или овальные щиты. Не более трех десятков воинов были вооружены луками.

"Не иначе будет дело", — подумал Вадим, глядя на словенское войско и, вспомнив про свои недавние с друзьями догадки, решился спросить Боривоя.

— Скажи, Боривой, — поинтересовался Вадим, подъехав ближе, — а ты не слышал про Рюрика?

Словенин обернулся в седле.

— Рюрик? Кто такой?

Вадим не растерялся:

— В Альдегюборге князем разве не Рюрик?

Боривой усмехнулся:

— Чудной ты, Вадим! В ихнем граде сидит нынче Гутрум, — он придержал своего коня, — запомни... Гутрум — первый враг нашего Новограда.

Боривой направил коня в голову строящейся колонны. Там он спешился и к нему тут же подбежали двое отроков, неся кольчугу, шлем и щит, украшенный изображением огненного колеса. И тут друзья услышали, как отроки обращаются к Боривою — княже! Вадим и Андрей слезли с коней, стали разминать ноги. Новгородец быстро облачился в доспех. Его кольчуга оказалась длиннее, чем у всех видимых друзьями у прочих воинов. Мелкие кольца были отдраены до блеска, видимо, заботливыми отроками-оруженосцами, и теперь весь доспех отблесками играл на солнце. Конический, невысокий шлем, который надел Боривой, имел наносник и по окружности был отделан волнистыми медными накладками. Первым не выдержал Вадим, его так и распирало любопытство:

— Боривой, так ты что же — князь?

Новгородец развернулся к ним.

— А ты, я вижу, не рад этому?

Вадим не нашелся, что ответить, у него сейчас в голове роилась тьма вопросов:

— Новгородский князь?

— Что-то смел твой новый знакомец, княже!

Друзья обернулись, рядом стоял здоровяк, чуть ниже их ростом, в кольчуге и со шлемом в руке. Его длинные волосы были с изрядной проседью, как и его огромная борода.

— Вот посмотри, ипат* (*Ипат — здесь воевода), — сказал князь, указывая на друзей, — привел нам двух воев*. (*Вой — воин).

Воевода пристально оглядел обоих.

— Спытать бы надо, княже.

— Я уже спытал, Радей!

Воевода приблизился к друзьям.

— Нуууу, кто такие?

Они представились грозному Радею.

— Вадим.

— Сугурд.

— Варяг? — не поверил ипат.

— Это мой варяг, — поспешил заверить Вадим.

— Не заедай их, Радей, — осадил князь.

Боривой сел на подведенного отроком гнедого жеребца с длинным хвостом и не менее длинной гривой.

— Определи их в десяток к Палею, пусть обживаются. И не забудь гонца снарядить к Гостомыслу.

— Сделаю, княже, — ответил Радей.

Князь тронул коня и в окружении окольчуженных всадников двинулся вперед. Колонна пехотинцев дрогнула, сдвинулась с места — пошла. К воеводе тоже подвели коня, он обернулся и недоверчиво глянул на друзей.

— Десяток Палея идет в самом конце дружины, — сказал Радей, залезая на коня. — Скажите ему, что князь приказал — вы теперь в его десятке.

— А как мы его узнаем? — спросил Вадим.

— Палей — щербатый! — воевода развернул коня и пустился догонять князя.

— Ну и что теперь? — спросил Сигурд. — Я так и буду твоим варягом?

— А какие варианты?! Ты хотел, чтобы тебе голову срубили за твое варяжское реконструкторство?

"Опять начал", — раздраженно подумал Андрей. Память вновь вернула его к недавно проигранному им турниру. Обида на миг вернулась, и он, закусив губу, отвернулся от Вадима.

— Ладно, не обижайся, — миролюбиво начал Вадим, подметив замешательство товарища, — просто видишь, как у них тут викингосов не любят.

Андрей вспомнил, как при слове варяг Конди схватился за нож.

— А что ты там с Боривоем про Рюрика говорил? — спросил Андрей, чтобы сменить тему. — Я не расслышал.

— А то и спросил... и узнал, что Рюрика еще нет!

— Ага-а, — в раздумье протянул реконструктор, — значит, мы где-то в начале девятого века...

— Или ближе к середине девятого, — уточнил Вадим, — Рюрик появился около 860-го года.

— В 862 году, — поправил его Андрей.

— Да не суть, — отмахнулся ролевик, — вообщем, мы теперь точно знаем, что мы попали раньше 860-х годов.

— Точно. Вот еще бы знать насколько раньше.

Оба замолчали, переваривая сделанные выводы. И тот и другой подумали об оставленном в Каргийоки Павле, и оба пришли примерно к одинаковому выводу, — что Павлу, от знания примерной даты попадания в историю, ни горячо, ни холодно.

— Ты в армии служил? — вдруг спросил Вадим.

— Нет.

— Вот и я нет. Зато теперь послужим.

Они ждали на обочине дороги, пока пройдет колонна, чтобы вступить в десяток Палея. Но ряды новгородцев шли не спеша, и они смогли в подробностях разглядеть все воинство и лица ратников. По большей части это были зрелые бородатые мужики, но были и безусые парни. Шагали твердо и уверенно, видать, привычные к пешим переходам.

— Вот ведь, — сокрушался реконструктор, — я так мечтал увидеть Альдегьюборг, и чего это нас к славянам занесло?

— Родину защищать! — не то серьезно, не то шутя произнес Вадим.

— Понятно... — многозначительно протянул реконструктор, — и все же интересно, что это Боривой нас, почти незнакомых ему людей, так лихо в дружину завербовал?

— Даю сто процентов, — ответил Вадим, — что он хочет поближе с нами познакомиться.

— Ага, чтобы мы, значит, у него на глазах были?

— Ну типа того...

Колонна почти прошла, и тут Вадим заметил среди последнего идущего десятка щербатого воина в кожаном шлеме.

— Палей! — громко позвал Вадим.

Щербатый воин повернул голову. Неглубокие мелкие оспины покрывали почти все его лицо, отчего он казался угрюмым. На нем была накидка из коровьей шкуры, накинутая поверх коричневой кожаной рубахи. Одеяние перехватывал тонкий ремень, за который была заткнута увесистая секира. В руках Палей держал круглый щит.

— Пошли, — сказал Вадим реконструктору, — вон наш десяток.

Получив приказ князя, Палей поставил их в последний ряд, где они зашагали, замыкая колонну всей дружины.

Прошагав примерно час, Андрей заметил, что Вадим напряженно о чем-то думает; хмурит брови, прищуривает глаза.

— Ты чего такой грустный? — спросил реконструктор.

— Да ты знаешь, все пытаюсь вспомнить, где я уже слышал это имя...

— Что за имя?

— Боривой. Видишь ли, мне кажется, что-то очень знакомое...

— Знаешь, а вот мне показалось другое имя знакомым.

— Ну и?

— Князь просил воеводу отправить гонца к Гостомыслу...

— Гостомысл, Гостомысл, — в раздумьях произнес Вадим.

— Хм, Боривой, хммм... Боривой, — что-то вспоминая, бубнил Андрей.

Шли без остановки часа три или четыре, пока не уперлись в большую реку. Был объявлен короткий привал. Воины разместились по десяткам, по обе стороны от дороги и принялись утолять голод и жажду из имеющейся у каждого походной заплечной сумки. У друзей тоже была снедь, заботливо дарованная вепсами — два отменных копченных сига, хлеб и вареные яйца. Ели молча, не спеша.

— Точно, — вдруг, хлопнув по коленке, изрек Андрей, — точно, я вспомнил! Гостомысл — это новгородский князь и отец Ульфиллы.

— А Ульфиллла, кажись, мать Рюрика, — неожиданно для самого себя припомнил Вадим.

— Ну точно тебе говорю, в новгородских изводах* (*Извод — летопись) есть упоминание о Гостомысле, — с азартом продолжил Андрей, — он выдал свою дочь за какого-то финского князя и у них родился Рюрик.

— Все это бабушкины сказки, — спокойно ответил Вадим, стряхивая с колен хлебные крошки, — которые идут вразрез с фундаментальной наукой. Легенда, не более того.

— Ну не скажи. Гостомысл точно есть, и ты это слышал.

— И что? Мало ли Андреев ходит по земле, не все же Боголюбские.

— Да ну тебя, — огрызнулся реконструктор.

— Ну хорошо, а при чем тут Боривой? Ах, ну да, конечно, — Вадим щелкнул пальцами, — Боривой — легендарный новгородский князь и отец Гостомысла.

— Вот именно, — подтвердил Андрей, — и это тоже, кажись, есть в летописях.

— Ты вот сам типа варяг, а теперь что? Рюрик не варяг, а сын какого-то финского князя и славянки.

— Я сказал финского князя, в смысле сидевшего на финских землях, а так отец Рюрика викинг, варяг...

— Ага, вот оно что, значит, все-таки призвание варягов было.

— А чего ты огрызаешься? — Андрей посмотрел Вадиму прямо в глаза. — Рюрик — внук Гостомысла, кого же было новгородцам звать на княжеский стол, как не прямого потомка новгородских князей...

— Ладно-ладно, — примирительно произнес Вадим, — допустим, что так оно было. Из всего этого меня сейчас волнует определенность по годам. Наши, так сказать, временные координаты.

— А что не так?

— Если предположить, что Рюрик еще в проекте, то сейчас идет борьба за новгородскую самостийность от викингосов, ибо сказано, что перед тем как призвать Рюрика, словене новгородские совместно с финно-угорскими племенами выгнали врагов со своих земель и стали сами собой владеть...

— Так точно, — по-военному отчеканил Андрей, — только вот я припоминаю, что в летописях писано, что борьбу эту возглавил Гостомысл, а у нас дружину ведет князь Боривой.

— Да не суть, — махнул рукой Вадим, — кто бы не начал эту борьбу, главное — что она идет, а Рюрика еще и в проекте нет, следовательно, у нас на дворе примерно 820-е года.

— Или 830-е года...

— Ха, звучит, конечно, несколько неопределенно...

— Ну и что с того?

— Согласен. Пусть по времени будет небольшой плюс-минус. Вот только почему мы знаем что Новгород якобы основал Рюрик, ибо, как говорится, все началось с Рюрикового городища, а у нас по факту Новгород уже существует, а Рюрика еще нет.

— Нуууу, — загадочно протянул реконструктор, — все возможно...

— Мда, — не менее загадочно вздохнул Вадим, — значит, мы сейчас в самом разгаре, как говаривал старик Гумилев, русского пассионарного толчка... слияние этносов, образование суперэтносов и прочая, и прочая...

— А тебя что-то не устраивает?

— Да все меня устраивает, кроме наличия четкого плана — что делать?

— Ладно, как-нибудь разберемся.

— Конечно, разберемся, но с планом все же как-то понятнее. Особенно совершенно не ясно, как нам домой возвернуться.

Они почти одновременно заметили спешившего к своему подразделению десятника Палея. Еще в самом начале привала он куда-то запропастился и вот теперь со всей мочи поспешал назад.

— Вот Пашка огорчится, когда узнает, как далеко во времени нас занесло, — философски заметил Вадим, всматриваясь в жестикуляцию десятника.

— Да, а чего ему, — ответил Андрей, — лучше нашего устроился, а вот у нас тут что-то затевается, — он кивнул в сторону Палея.

Тем временем Палей принялся поднимать людей, на ходу сообщая всем, что мост через реку сожжен и что всем приказано валить деревья и вязать плоты.

* * *

Закончив обед, почти все десятки разошлись по лесу, и вскоре со всех сторон послышались удары топоров. Деревья валили и стаскивали к берегу, где из них при помощи крепких веревок связывали большие плоты.

Через два часа было готово несколько вместительных плотов, и переправа началась. Первыми переправились два десятка конников, которые, выскочив на берег, тут же унеслись вперед разведывать дорогу. Переправа остановилась на время и возобновилась только тогда, когда вернувшиеся из разведки всадники подали сигнал — мол, все в порядке.

Плоты сделали еще несколько рейсов, перевезя на противоположный берег четыре десятка конников. Князь с высоты седла наблюдал за переправой. Казалось, он был доволен — все шло по намеченному плану. Наконец пришла очередь переправляться пехоте. Десяток Палея находился ближе всего к плотам и потому одним из первых погрузился на него и благополучно переправился. Когда второй рейс с пехотинцами отчалил от берега, с двух сторон, из-за поворотов реки выскочили ладьи викингов. С одной стороны приближалось два драккара, с другой шло три. Их заметили на обоих берегах. Воины на плотах быстро заработали шестами, пытаясь вернуться и пристать к берегу. Вадим видел, как на противоположном берегу Боривой отдает приказы. Воины строились в шеренги на песчаном пляже, прикрываясь щитами, готовые отразить десант. Вперед выступили лучники, тоже приготовились встречать незваных гостей.

— Викинги! — с трепетом в голосе, воскликнул Сигурд, глядя на стремительно приближающиеся драккары.

Вадим обернулся — на этом берегу было не более пяти десятков пехоты и семь десятков конных. Полетели первые стрелы. Лучники новгородцев начали перестрелку с противником. Не все плоты успели повернуть к спасительному берегу — несколько из них снесло течением прямо под форштевни драккаров. Ладьи викингов с разгону налетели на плоты, и словене, не удержавшись на ногах, посыпались в воду, как спелые фрукты с деревьев. Упавшие в воду новгородцы тонули, а тех, кто пытался выплыть, добивали стрелами и сулицами. Дружина Боривоя разом потеряла два десятка бойцов.

Палей и другие десятники выстраивали своих людей на берегу, ожидая десанта врагов. Вадима и Сигурда, как не имевших щитов, поставили в третий ряд. Драккары развернулись и устремились к берегу. Глубина позволяла и четыре ладьи подошли вплотную. Пятая ладья встала перпендикулярно, прикрывая своим бортом десант от стрел с противоположного берега. Форштевни уткнулись в песок, и викинги стали быстро выпрыгивать через борт.